Жорж Коншон - В конечном счете

Марк томился, сидя в своем кабинете. Было двадцать пять минут десятого, а заседание административного совета было назначено на десять. Марк приподнял занавеску на окне. Бульвар Усман казался сверху длинной черной траншеей; ветер, громыхая по крышам, сгонял дым, поднимавшийся из труб, к окнам верхних этажей. Марк попытался вообразить себе жизнь наподобие той, которую вел Симон Бурге: может, и ему куда лучше продавать лошадей на озере Чад, не сорить деньгами, сколачивать капиталец.

— А, вы уже пришли, — сказала Полетта, входя в кабинет с папкой в руках.

3

— Вам звонил господин Леньо-Ренге. Он просит, чтобы вы уделили ему несколько минут.

— Что ему надо?

— Он не сказал. Сообщить ему, что вы пришли?

— Нет.

— А если он снова позвонит, что ему сказать?

— Ладно, — сказал Марк, — позвоните ему.

Леньо-Ренге был человек незначительный, но происходил из очень хорошей семьи. Маленький, лысый, невзрачный, всегда в темном костюме, с галстуком, повязанным тугим узлом, он своим обликом и манерами напоминал чиновника с Ке д’Орсе. Но все в роду Леньо-Ренге испокон века занимались финансами. От отца к сыну переходила должность казначея в банке. Этот Леньо-Ренге начал карьеру помощником своего отца. А теперь его сын, который походил на него как две капли воды, был его помощником. На совещаниях начальников отделов Леньо-Ренге всегда присоединялся к мнению Марка, но никому и в голову не приходило подозревать его в подхалимстве, потому что его суждения всегда подкреплялись его собственной мотивировкой. Человек он был очень способный и гораздо более умный, чем казалось на первый взгляд. Но вид у него был какой-то виноватый и боязливый, он не ходил, а шмыгал, как мышь, словно старался остаться незамеченным, и это вызывало к нему некоторую антипатию. Леньо-Ренге робко постучал, приоткрыл дверь и юркнул в кабинет Марка. Всякий раз, когда он входил, Марку хотелось взять его за руки, чтобы ободрить его.

— Доброе утро, господин Этьен. Хорошо отдохнули?

— Спасибо, очень хорошо.

— У вас, кажется, есть именье в окрестностях Немура?

— Ну, именьем это не назовешь.

— Важно иметь хоть клочок земли в деревне. Мне лично очень нравится вся долина Луена. С недавних пор у меня вошло в привычку время от времени проводить уик-энд в Ферьере. Прекрасный уголок для отдыха и рыбной ловли.

— Что и говорить, — ответил Марк. — Садитесь, прошу вас.

Леньо-Ренге присел на краешек стула и потянул за завязки старой папки, с которой он никогда не расставался, так что можно было подумать, как говорил Морнан, что она служит ему и подушкой и подушечкой для сиденья.

— У меня здесь выписки из всех расчетов. Вы несколько раз не получали персональной надбавки. Так как сейчас конец месяца, я подумал, что вам можно выписать всю сумму сразу. Вот чек и расчет. Проверьте, пожалуйста.

— Погодите, господин Леньо, — сказал Марк. — Вы разрешите обратить ваше внимание на одно обстоятельство?

— Прошу вас.

— Сегодня только девятнадцатое число.

— Я знаю. Но ведь вы своевременно не получали надбавки, и я подумал, что проще всего будет выписать вам всю сумму одним чеком.

— Спешить некуда. С вашего разрешения мы вернемся к этому вопросу несколько позже.

Леньо-Ренге откашлялся.

— Простите меня, — сказал он. — Мне не хочется быть навязчивым, но вы меня весьма обяжете, если примете этот чек.

— Это что, приказ?

— Не мне вам приказывать.

— Вы действуете по указанию свыше? Вас попросили произвести со мной расчет?

— Что вы, господин Этьен, конечно, нет! Поверьте, я делаю это по собственному побуждению.

— Боюсь, — сказал Марк, — что нам придется объясниться с вами начистоту. Признаюсь, ваше усердие мне не по душе.

— О господин Этьен, — вздохнул Леньо-Ренге. — Я ждал от вас этого упрека. Я хорошо взвесил все, прежде чем пойти на этот шаг, и прекрасно понимал, что рискую вас обидеть. Но ведь никогда не знаешь заранее, к какому решению придет совет, и мысль о том, что тут есть свой риск, заставила меня в конце концов решиться побеспокоить вас.

— Какой риск?

— Не мне вам это объяснять. Но я думаю, что в данном случае спокойнее иметь чек в кармане до заседания совета, чем выхлопатывать его потом. Хотя я и не испытывал к господину Марешо такого уважения, как к вам, я тоже выписал ему чек заранее, и господину Марешо не пришлось об этом жалеть.

— Господин Марешо во всех случаях получил бы то, что ему причиталось.

— Сомневаюсь, господин Этьен.

Марк поднялся. Он хотел спросить Леньо-Ренге: «Разве можно сравнивать господина Женера с Драпье?» Но этот вопрос показался ему глупым и бестактным.

— Благодарю вас за ваше предложение, — сказал Марк, — но я не могу его принять.

— Весьма сожалею. Само собой разумеется, я буду хранить этот чек у себя до последней минуты.

— Благодарю вас, Леньо, — сказал Марк, пожимая ему руку.

Леньо-Ренге едва заметно улыбнулся. Казалось, он был рад отказу Марка. У него был своего рода культ честности, и он нуждался в таких же кристально честных людях, с которыми мог бы, как с сообщниками, обменяться неприметными для других знаками взаимного понимания.

Потом в кабинет Марка вошел Анри Ле Руа.

Обычно Ле Руа не использовал полностью своего летнего отпуска, чтобы иметь возможность провести в конце марта дней десять в Шамониксе или в Руссе. Он обожал ходить на лыжах ранней весной. Вдруг Марк задумался над тем, почему Анри до сих пор не заявил о своем намерении уехать в горы, чего он ждет и в самом ли деле он чего-то ждет? Марку захотелось со всей откровенностью задать ему этот вопрос. Он был по-настоящему привязан к Анри.

— Садись-ка, — сказал Марк. — Вот что я подумал: сегодня я выступаю в качестве обвиняемого. Поэтому я не смогу выполнять свои обязанности на заседании совета. Тебе придется меня заменить.

Собственно говоря, Марк терпеть не мог все эти околичности. Он встречал людей более блестящих и даже более умных, чем Ле Руа. Но он не знал человека, который был бы ему так по душе. Хотя Марк был всего на год старше Анри, но относился к нему, как к юноше, которому надо еще многому научиться. Он до сих пор помнил фразу, которую ему пришлось сказать, чтобы убедить Женера назначить Анри помощником генерального секретаря: «Я отвечаю за Ле Руа, я полностью отвечаю за него». Марк чувствовал себя очень связанным всем тем, что сделал для Анри.

— Ты хочешь сказать, что я должен присутствовать на этом представлении?

— Непременно. Это предусмотрено уставом банка.

— Только в случае твоего отсутствия. А ведь ты будешь присутствовать.

— Полетта, — сказал Марк, — принесите, пожалуйста, господину Ле Руа папку для протокола.

— Сейчас, господин Этьен.

— Надеюсь, — снова обратился он к Ле Руа, — ты ничего не имеешь против?

— Нет, но я боюсь сделать какой-нибудь ляпсус.

— Не бойся. Все будет в порядке.

— Ты мне поможешь?

— Постараюсь.

— Хорошо.

— Спасибо, — сказал Марк. — По правде говоря, я боялся, что ты не захочешь присутствовать при этом сведении счетов, чтобы не уменьшить свои шансы.

— Какие шансы? Что ты мелешь?

— Предстоит отчаянная грызня. Тот, кто все это услышит, будет слишком много знать. Я должен предупредить тебя, что это может тебе повредить.

— Плевать мне на это! Если ты думаешь, что я пытаюсь занять твое место, ты ошибаешься!

— Нет, этого я не думаю. Но если они вышвырнут меня вон — а на девяносто девять процентов это предрешено, — то было бы естественно назначить тебя на мое место.

— Я на это надеюсь, — сказал Ле Руа.

Он сморщил свой короткий нос, отчего его очки комично поднялись к бровям. Потом покраснел. Он всегда краснел с опозданием на несколько секунд, но зато до ушей.

— А что ж! У меня трое ребят. Чудак ты! Я бы ни перед чем не остановился, чтобы тебя защитить. Я бы пошел на все, лишь бы помешать им с тобой расправиться, но если они все-таки это сделают, если они посмеют это сделать, то почему бы не мне занять твое место?

— Мне нравится, как ты говоришь, — сказал Марк.

— Я с тобой всегда говорю напрямик, ты же знаешь.

— Если бы Драпье сделал тебе такое предложение, ты бы рассказал мне об этом?

— Не знаю. Думаю, что да.

— Я тоже так думаю, — сказал Марк. — Как поживает Элен?

— Очень хорошо.

— А дети?

— Тоже, спасибо. Элен хочет, чтобы ты пришел к нам пообедать на этих днях.

— С удовольствием. Передай ей привет.

После ухода своего помощника Марк сел за стол и закрыл лицо руками, пытаясь ни о чем не думать. Но было нечто такое, чего он не мог изгнать из памяти: устремленный на него взгляд Драпье, полный свирепой ненависти.