Елена Сазанович - Маринисты
– По какому номеру вы звонили?
– У меня плохая память на номера. Но это был первый номер в справочнике.
– Чей это номер? – мгновенно перебил меня Голова. И пристально посмотрел на директора.
– Номер администратора, – голос директора почему-то дрогнул. И он отвел взгляд. – Но он не женщина, – голос директора вновь стал спокоен. По моему, даже слишком.
– Трубку мог поднять кто-то другой.
– Не думаю. Это глупо хвататься за трубку в служебном помещении какой-то посторонней женщине, не зная, кто звонит. А теперь – извините, – директор резко поднялся, грубо намекнув тем самым, что вам пора сматываться. – У меня еще уйма дел.
Нам ничего не оставалось, как оказаться за дверью. И Голова тут же схватил меня за локоть.
– Бегом, к администратору, пока тот еще не успел его предупредить.
Но дверь администратора оказалась закрытой. Видимо, тот не спешил служить благородному почтовому делу.
– Теперь нам придется посложнее, – Голова почесал свой выбритый затылок. – Его любой может предупредить. А я уверен, что этот администратор что-то знает, а, возможно, знает все.
Мы вышли на улицу через служебный вход. И оказались во дворе, заполненном машинами, ящиками, тележками. Возле одного грузовика мы сразу же заметили толпу работниц. Они громко хохотали и перешептывались. И мы услышали песню одной дешевой эстрадной звезды.
– Весьма любопытное заведение. Сюда даже звезды заезжают, чтобы дать бесплатный концерт служителям переписки.
Мы локтями растолкали толпу. И в центре ее заметили рыжего веснушчатого парня. Он танцевал, ловко подражая жестам и мимике эстрадной звезды. И низким голосом гнусавил ее песенки. Да, зрелище было впечатляющее. И талант этого парня был неоспорим.
Голова первым захлопал в ладоши. И первым подскочил к нему. И пожал его руку.
– Мы из филармонии. Позвольте вас на пару минут. Парень недоверчиво усмехнулся. А работницы, раскрыв рот, уставились на нас.
– Концерт закончен! – вежливо улыбнулся им Голова. – А теперь вас ждут трудовые будни.
Работницы, нехотя, побрели на почту.
– А теперь выкладывай, – кивнул парню Голова.
Тот лукаво сощурился. Развернул фольгу от жевательной резинки. Бросил ее в рот. И усердно задвигал челюстями.
– Ну, я слушаю! – уже более грозно спросил Голова.
– Пять раз поступал в эстрадное училище. И пять раз проваливался. Вы это хотели услышать?
Голова усмехнулся.
– В твоих выдающихся способностях мы не сомневаемся. Несмотря на твои глубочайшие провалы. Но зачем ты тратишься по мелочам, юное дарование, подделываешь писклявые голоса. Это совсем не смешно.
– Я не понимаю, о чем вы. Или в филармонии все поют загадками, – парень ни капельки не смутился. И продолжал так же вызывающе чавкать.
– Может, в филармонии и поют загадками, но у нас ты запоешь по-другому, – и Голова помахал перед носом парня удостоверением. Голова обожал свою красную книжицу.
Рыжий тут же выплюнул резинку. И его глаза сузились.
– Я всего лишь артист. Пусть пока только в мечтах.
– Ты скоро вообще не сможешь мечтать, если не ответишь на наши вопросы. Я хочу услышать о твоей последней роли, артист. Ты расскажешь о ней подробно. И я отпущу тебя на все четыре стороны. Помечтать.
– Я вам сказал, я ничего не понимаю. Можно чуть-чуть вразумительней.
– Можно. Ты позвонил этому парню, – Голова указал на меня. И писклявым голосом сообщил о письме четырехлетней давности. А теперь – твой выход. Я тебя внимательно слушаю, артист.
Парень недоуменно захлопал ресницами. Слишком недоуменно, чтобы в это поверить.
– Какое письмо четырехлетней давности? Я ничего не понимаю!
– Хорошо, – выдохнул Голова. – Я объясню еще более внятно. Это письмо было написано одной юной особой четыре года назад. Вскоре после этого она погибла. Точнее – ее убили, дорогой артист.
Я протестующе замахал руками, но Голова суровым взглядом меня тут же остановил.
Парень с ужасом смотрел на нас, и этот ужас уже выглядел далеко не игрой.
– Вот так, дорогой артист. Или ты сейчас все выложишь, или твоя гастроль окажется последней.
– Но это… – забормотал рыжий. – Это было игрой… Он сказал, что это нужно для бедной девушки, брошенной вами, – и он посмотрел на меня.
Голова резко схватил его за руку. И со всей силы сжал ее.
– Кто он! Кто тебе сказал! Ну же! Ну, говори!
– Больно же…
Голова перевел дух.
– А теперь рассказывай.
– Я понятия не имею кто это. Честное слово! Он слышал, когда я здесь показывал свои коронные номера. Он подошел ко мне и спросил, не хочу ли я сыграть одну интересную роль. Только не на сцене, а в жизни. Он сказал, что у него была племянница, очень красивая, и ее бросил один негодяй четыре года назад. И она, бедненькая, не выдержала и покончила собой. И вот он хочет, чтобы я переправил это письмо спустя четыре года. Чтобы сделать вам больно. Ну, чтобы как бы разбудить вашу совесть, – он вновь посмотрел на меня. – Я… Я согласился, конечно. Он так жалостно все описал. И сам чуть не плакал. И я не мог не согласиться Я поставил штамп четырехлетней давности на письме, а второй штамп, с места отправления письма, я поставил непонятно, чтобы не было видно число. Вот и все. А потом я позвонил, чтобы все выглядело правдой. И чтобы вы сами не шли на почту разбираться. Зачем нужны были лишние неприятности?
– Слишком уж все выглядело правдой, чтобы стать правдой, – усмехнулся Голова, повторив мое любимое выражение. – А теперь опиши нам этого благодетеля поподробней.
– Он так просил ничего никому не рассказывать… Он даже предлагал деньги. Но я не взял! Честное слово, не взял! Мне так было жаль бедную девушку. Вы говорите описать? – тут же с готовностью спохватился парень. – Мне показался он очень богатым. Такой дорогой белый костюм – ни одной пылинки. Черный шелковый галстук. Что еще? Такие дорогие лаковые туфли. Шляпа с огромными полями. На пол лица темные очки. Густая борода и усы. Ну, вот, пожалуй, и все, что я запомнил. Лицо какое-то неопределенное…
Я нахмурился. Какой-то подобный образ я уже где-то встречал. Но где. Ни один из моих приятелей так не выряжался. И все же… Я вскрикнул. И стукнул себя по лбу.
Голова с жадностью вцепился в меня взглядом. И тут же отвел меня в сторону.
– Голова, – я задыхался, не находя нужных слов. – Мне кажется, я что-то вспомнил.
– Ну же! Не тяни резину!
– Ты помнишь, ну, письмо?
– Помню. Но, увы, там не было намека ни на одного человека.
– Правильно, не было. Но он был! Был в тот день, который подробно описала Марина. Когда я писал ее портрет. И списывал все точь в точь. Крупным планом. И стрекозу на ее плече, и чьи-то следы, и огромную ракушку. Но она не все описала. Там еще был парусник с каким-то человеком, Голова!
– Ну же! Ну же! – торопил меня друг.
– Так вот! Этот человек подходит точь в точь к описанию рыжего. И я тоже его нарисовал! Подробно!
– Та-ак, – протянул Голова. – Уже теплее. И мы это выясним сейчас же! Поехали! К тебе!
Мы потащили парня в машину.
– Погодите же! У меня работа! Дайте я хотя бы предупрежу дядю!
– Какого еще дядю! – буркнул Голова.
– Ну, нашего директора!
Голова на миг отпустил парня.
– Так вот почему он скрыл твои выдающиеся способности.
– Он в них всегда сомневался, – вздохнул артист.
Через несколько минут мы уже были у меня дома. Я бросился к стене, к которой примкнули мои картины. Сердце почему-то бешено колотилось, когда я искал нужную работу. Но увидев ее, я облегченно вздохнул. И вытащил огромный холст.
– Теперь ты его опознаешь, – Голова кивнул на картину.
Тот присел на корточки.
– Но кого опознать? – он недоуменно посмотрел на меня. – Тут только девушка… Как она прекрасна.. Словно ненастоящая…
Мы бросились к холсту. И по моей спине пробежал неприятный холодок.
– О Боже! – выдохнул я. – О Боже! Я ничего не понимаю! На картине все оставалось по-прежнему. И Марина у моря, и ракушка, и стрекоза на ее плече, и чьи-то огромные следы. И даже парусник. Но парусник был абсолютно пуст.
– О Боже! Вот здесь! – я ткнул пальцем в пустой парусник.
– Вот здесь должен быть он!
– Мистика какая-то, – мрачно промычал Голова.
Я с жадностью стал принюхиваться к холсту. Он пах еще свежей краской.
– Совсем недавно.
– Что совсем недавно? – еще мрачнее промычал Голова.
– Совсем недавно закрасили, – я схватился за голову. И слегка покачнулся. – Это не мистика, Голова. К сожалению. Просто нас в очередной раз одурачили.
Мы вновь сидели на кухне. Только уже на моей. И она, маленькая, пыльная, захламленная кухня одинокого человека мало чем отличалась от кухни Головы. Мы вновь пили крепкий кофе. И вновь курили одну за другой сигарету. Нам вновь предстояло решить, что делать дальше. И с чего начинать.
– У нас много вопросов, Тим. И теперь мы должны попытаться на них ответить. Чтобы знать – с чего начинать. И вновь попробуем начать с письма.
