Януш Леон Вишневский - Сцены из супружеской жизни
Отец был и остается убежденным автократом. Когда-то он верил в государственную службу безопасности и там подвизался, но потом опомнился, верит только в Бога, но ему не служит, потому что ему как бывшему работнику ненавистного ведомства положена пенсия.
Дочки ему удались.
По крайней мере он так считал, пока они не выросли и не выпорхнули из гнезда.
Выпорхнули они, к его большой радости, в крупные города, где очень ценится образование.
Старшая уехала на запад от родного города. Получила степень магистра и познакомилась с одним молодым человеком. Очень предприимчивым и хорошо разбирающимся в ситуации в государстве. Он влюбился в нее по уши и увез ее на восток, в Варшаву. И только там она почувствовала себя на месте. На самом важном и лучшем месте. Ведь преподавать в Варшаве — это же честь, правда, папочка? В школе на улице Важное Предместье, где в классе сплошь дети знаменитых родителей, известных всем по телесериалам. Только здесь полонистика приобретает свое истинное значение. Это тебе не какая-то там провинция. В школе на улице Важное Предместье «Дзяды» Мицкевича звучат совсем по-другому, потому что там ведь «68-й, Деймек и все дела».
Старшая иногда приезжает в свой родной, довольно крупный польский город на Рождество или на другие праздники и рассказывает своим сестрам, как это прекрасно и необычно — быть учительницей в школе на улице Важное Предместье в Варшаве.
Отец тоже слушает. И горд, как павлин в брачный период. Потому что это его Старшенькая. Не очень-то умная, а вон аж в самой Варшаве карьеру сделала. А еще в придачу — ответственная, потому не разводится. Не то что, например, Младшая, Языкатая которая. Она намного умнее той, которая на улице Важное Предместье, но совсем не старается, чтобы дать повод отцу для гордости. Мало того, что осталась в провинции, так еще и развестись хочет. Все время болтает какие-то глупости о свободе. Совершенно не ценит мужчину, который на ней женился. Он какой бы он ни был, а все-таки ей законный, венчанный муж. А Языкатая — ярая феминистка. Но при этом, что парадоксально, она очень закомплексована и зажата. Хотя, конечно, не до такой степени, как ее мамочка, зашуганная отцом. Освобождается она постепенно.
Старшая в семье самая главная.
Она прочитала больше всех книг. Притом — только правильных, нужных. А те, которые читает Языкатая, читать не надо. Только время тратить. Правда ведь, папочка, да, скажи? И папочка, который не читает вовсе, поддакивает с убежденностью, которой научился во время службы в своем ведомстве. Из принципа. Хотя не знает даже названий. Ведь раз Старшая говорит — значит, так оно и есть. Истинная правда. Потому что Старшая ведь авторитет. Такая же, как папочка, или даже больше. Она же ведь уже не из провинции.
Сестры из достаточно крупного польского города слушают новости из Варшавы с огромным вниманием. Они обе тоже учительницы в школе, поэтому больше всего их интересует профессиональная сфера. Потому что, может быть, в школе на самой известной улице в Варшаве учат какие-то более важные вещи? Или, может быть, то же самое — но как-то современнее, по-европейски?
Внимательнее всех слушает Языкатая. Потому что надеется узнать что-нибудь новое. Но вот уже несколько лет, как ничего нового не узнает. Она лично присутствовала на всех спектаклях, о которых упоминает Старшая (и на многих других, о которых Старшая даже и не слышала!), и у нее есть свое мнение на каждую тему.
Старшую это нервирует и раздражает.
Когда они на кухне, подальше от отца, разговаривают во время мытья посуды, Старшая перестает быть сдержанной и вежливой. Она тогда становится учительницей — но, к сожалению, не такой, как Мадам из известного романа. И поэтому Языкатая не хочет у нее учиться. Потому что она этот материал уже проходила — много лет тому назад. Но ведь Старшая знает все лучше всех — точно как папочка. Она даже о дорожном движении все знает, хотя у нее прав нет. Она разбирается в интегралах и процентах, а также в «особенностях орального секса». Она не похожа ни на одну из «трех сестер» Чехова, ни на одну из «четырех сестер» Гловацкого. Она из другого, еще не изученного и недооцененного «литературного периода». И она в полтора раза лучше, чем две другие ее сестры.
Папочка произвел на свет не трех девочек, а трех и еще половину девочки. И поэтому в полтора раза больше его внимания доставалось и достается первой. И она, в течение многих лет убеждаемая в своей исключительности и необыкновенности, искренне в эту арифметику поверила.
Средней сестре — той, которая Примирительница и которая должна была родиться мальчиком, — это якобы совсем не мешает. Она всегда находится в прохладной тени, которую отбрасывает Старшая. И она давно привыкла к тем представлениям, которые постоянно разыгрываются за семейным столом. «Это просто безобидная эгомания. Несколько раз в году можно и потерпеть», — говорит она.
Но Языкатая чувствует, что она не совсем искренне это говорит.
Потому что этого не может быть. У нее ведь у самой два сына. Два, а не два с половиной…
