Анита Шрив - Жена пилота
Такого не бывает.
Почему?
Я провожу много времени у ворот нужного дома с мобильником в руке и жду, пока не придет подтверждение. Что-что, а сказать женщине, что ее муж погиб, в то время как он жив-живехонек, мне совсем не улыбается. Верите?
Извините меня за бестактность, — смутилась Кэтрин.
Ничего.
Женщина улыбнулась.
Вы не обиделись, что я задала вам этот вопрос? — спросила она.
Нет. Но меня беспокоит причина, по которой вы мне его задали. Не тешьте себя несбыточными надеждами.
Почему вы боитесь, что я могу сказать что-то лишнее прессе?
Роберт Харт ослабил узел галстука и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки.
Женщины часто впадают в истерику. Это естественно. Журналисты всегда вертятся поблизости и норовят записать каждое слово, произнесенное убитой горем вдовой. Женщина, например, может заявить, что ее муж недавно жаловался на неисправности в самолете. Или может в сердцах сболтнуть что-то наподобие: «Я знала, что это случится. Муж говорил мне, что авиакомпания урезала расходы на обучение экипажа».
Ну и что такого, если это правда? — несколько повысив голос, спросила Кэтрин.
В том-то и дело, что люди в минуты горя могут наговорить такого, чего они никогда бы не сказали на ясную голову. Впоследствии, когда женщина успокаивается, она очень жалеет о сказанном, но бывает уже слишком поздно. Сделанного не воротишь.
Сколько вам лет? — поинтересовалась Кэтрин.
Тридцать восемь.
Джеку было сорок девять.
Я знаю.
Чем вы занимаетесь, когда нет крушений? Ждете?
Роберт нервно заерзал на стуле.
Конечно нет. У меня есть много других обязаностей.
Например?
Я изучаю материалы расследований причин авиакатастроф… Помогаю семьям погибших летчиков… Сколько лет вашему дому?
Вы уходите от ответа, — сказала Кэтрин.
Да, — кивнул Роберт.
Дом был построен в 1905 году. Первоначально это был католический женский монастырь.
Красивое здание.
Спасибо. Его надо отремонтировать. Этот дом постоянно нуждается в ремонте. Он разрушается быстрее, чем мы успеваем его чинить…
Кэтрин осознала, что она только что оговорилась, сказав «мы».
Она любила этот дом, который беспрерывно менял свой вид в зависимости от света, времени года, цвета океанской воды и температуры воздуха. Ее не раздражали даже его странности: неровные полы спален; тесные стенные шкафы, когда-то предназначавшиеся для скудных пожитков монахинь; старомодные окна с двойными рамами, которые с большим трудом приходилось вставлять каждую осень и вынимать каждую весну. Подобно снежинкам, каждая оконная петля была в чем-то неповторима, так что первое время Джеку пришлось несладко. Установка двойных окон осенью превратилась для него в жуткую головоломку, отдельные части которой ему приходилось подгонять стоя на шаткой приставной лестнице. Впоследствии он догадался маркировать окна и рамы, и дело пошло веселее.
Вымытые до блеска высокие окна «длинной» комнаты являлись тайной гордостью и любовью Кэтрин. Часто, занимаясь уборкой гостиной, женщина подолгу стояла возле них, любуясь чудесным видом, открывающимся отсюда, или сидела в кресле и мечтала. Нередко ее мысли вертелись вокруг первоначальных обитательниц этого дома — сестер ордена святого Иоанна Крестителя Бинфайсанского. Двадцать монахинь в возрасте от девятнадцати до восьмидесяти двух лет сидели за общим, длинным и узким, обеденным столом в этой комнате, на стоящих вдоль стены скамьях. Их лица были повернуты к окнам, так что, поглощая свою скромную трапезу, они имели возможность любоваться пейзажем невиданной красы. Несмотря на данный обет бедности, эти женщины обитали в месте, красота которого вызывала невольные восклицания восторга у новичка. Кэтрин часто размышляла о том, как сестры жили здесь в уединении, погруженные в бездеятельное созерцание…
Все годы, проведенные в доме на побережье, она не оставляла попыток найти место, где когда-то размещалась часовня. Кэтрин обыскала лужайку и фруктовый сад, но ничего не нашла. Возможно, часовня располагалась внутри дома, например в трапезной. Перед продажей дома монахини могли «демонтировать» домашний алтарь и забрать с собой распятие и статую Девы Марии. А может, они каждый раз перебирались через залив между Фортуна-Рокс и фабричным городком Эли-Фолз, где канадские эмигранты построили когда-то церковь Святого Иосифа?
Вы ведь прожили здесь одиннадцать лет? — спросил Роберт.
Да.
Вновь зазвонил телефон. От неожиданности Кэтрин вздрогнула. Последний раз телефон звонил минут двадцать назад, а может и раньше.
Роберт пошел отвечать на звонок…
…Ей исполнилось двадцать три года, когда они с мужем вернулись в Эли. Кэтрин испытывала небольшое беспокойство по поводу того, что их новый дом находится так далеко от города. Жизнь на океанском побережье, вдали от людей, с мужем, пилотом международных авиалиний компании «Вижен», казалась молодой женщине не лишенной определенного риска. Теперь она будет жить не в самом Эли, а в Фортуна-Рокс, в эфемерном, недолговечном мире «летних людей». Работая в магазинчике бабушки, Кэтрин часто сталкивалась с этими людьми, которые любили антиквариат и испытывали определенное любопытство к маленькому городку и странной, по их мнению, жизни его обитателей. Для Кэтрин все они были одинаковы — безликие люди с лоснящимися загорелыми телами и туго набитыми кошельками. Куда больше о «летних людях» знала Марта, хозяйка единственного в Фортуна-Рокс бакалейно-гастрономического магазина «Ингербретсон», которая любила посудачить об одевавшихся в белые тенниски и шорты цвета хаки богатых мужчинах. За одно лето они могли потратить непомерно большие, по представлениям Марты, суммы на водку, омаров, жареные картофельные палочки и домашние пироги, испеченные по фирменному рецепту хозяйки, а на следующий год перед их летними домами появлялись таблички «Продается» — следствие юридической процедуры банкротства.
Община Эли встретила внучку Джулии Халл и ее мужа с распростертыми объятиями. Кэтрин и Джек быстро влились в сообщество, став его неотъемлемой частью. Джек, чья работа подолгу отрывала его от дома и семьи, ухитрился стать игроком теннисной лиги Эли. Его партнерами были заместитель директора средней школы Хью Рени и владелец автозаправки «Мобил» Артур Калер. Мэтти удивительно легко вписалась в школьную жизнь, найдя себе новых друзей. Единственным поводом для небольшого беспокойства была неспособность Кэтрин забеременеть во второй раз. Впрочем, супруги утешал и друг друга рассуждениями, что им хорошо и втроем. Обращаться к врачам не стали…
…Роберт Харт стоял, повернувшись к Кэтрин спиной. Лишь раз он оглянулся через плечо и встретился с ней взглядом.
Без комментариев… — то и дело говорил он в телефонную трубку. — Без комментариев… Я не согласен с вами… Без комментариев…
Повесив трубку, Роберт уставился на подвесной кухонный шкафчик. Пальцы его правой руки схватили со стола ручку и нервно затрясли ею туда-сюда.
Что случилось? — спросила Кэтрин.
Он повернулся к ней.
Рано или поздно это должно было произойти, — хмуро сказал Роберт.
Что «произойти»?
Это новость-однодневка. Через день-другой о ней все забудут.
Что случилось? — упорно допытывалась женщина.
Роберт окинул ее хмурым взглядом и глубоко вздохнул.
Предварительная версия: крушение произошло по вине пилота, — нехотя произнес он.
Кэтрин зажмурила глаза.
Но это всего лишь предположение, не больше, — поспешил успокоить ее Роберт. — Некоторые данные косвенно указывают на такую вероятность, но я бы на вашем месте не придавал этому большого значения.
Его собеседница издала нечленораздельный звук.
А еще найдено несколько тел, — тихо произнес Роберт.
Стараясь сохранять спокойствие, Кэтрин наполнила легкие воздухом и медленно выдохнула.
Пока никто не опознан, — добавил мужчина.
Сколько трупов?
Восемь.
Кэтрин представила себе восемь обезображенных тел, а может, даже и не тела, а разорванные в клочья человеческие останки. Она хотела спросить Роберта Харта, но не решилась.
Будут еще тела, — сказал он. — Водолазы найдут. Я уверен.
«Трупы мужчин и женщин, американцев и британцев», — пронеслось в голове у женщины.
Кто звонил? — спросила Кэтрин.
Какой-то репортер из «Рейтере».
Встав из-за стола, она проследовала по коридору в ванную комнату. Тошнота подступала к горлу.
«Все это рефлекторная реакция, — мысленно успокаивала себя Кэтрин. — Желание блевать скоро пройдет».
Она плеснула водой себе в лицо и вытерлась полотенцем. Из зеркала на нее смотрела незнакомая, потрепанная жизнью женщина.
