Александр Торин - Кризис
В самом начале перестройки, навсегда покончившей с бывшей Академией Наук, Андрей поехал к своему приятелю в Польшу, оттуда, полностью игнорируя границы и визы, каким-то образом на мотоцикле добрался до Амстердама, и, загнав двухколесное средство передвижения, решил посмотреть на Кембридж, родину законов Ньютона и дуализма волна-частица. Пользуясь расслабленностью голландских пограничников, он просочился на паром, идущий на Британские острова, но, по прибытии в туманный Альбион, его все-таки засекли и пересадили на аналогичный паром, возвращающийся в Голландию. Что произошло дальше – никому до сих пор неизвестно, по слухам, Андрей почти неделю ездил взад-вперед, передаваемый из рук в руки представителям Великобритании и Нидерландов.
Всплыл Андрей примерно через месяц в Америке, у одного из своих физтеховских приятелей, к тому времени создавшего маленькую компьютерную фирму. С тех пор у московских знакомых часто звонил вечерами телефон – в Америке Андрею было скучно, и он часами трепался о жизни, не вешая трубку даже тогда, когда у него дома заканчивалось пиво, и ему приходилось выбегать в магазин…
***День рождения развивался по своим законам. Гости все приезжали, и когда за мое здоровье были выпиты бесчисленные тосты, а мясо зажарено и съедено, я неожиданно почувствовал, что земля слегка покачивается под ногами. На землетрясение это не было похоже, и я с недовольством отметил, что все-таки, видимо, выпил больше, чем полагалось. В голове гудело, голоса гостей сливались в ровный шум, подобный морскому прибою, поднимающийся и опускающийся, изредка прерываемый взрывами хохота. Мне захотелось побыть одному, и, достав из кармана пачку сигарет, я побрел к берегу ручья и сел на землю. Некоторое время я боролся с неустойчивостью окружающего пространства, преодолевая желание лечь и заснуть, потом закурил сигарету и вдруг вспомнил, что стал старше еще на год. От этой мысли стало горько: я неумолимо старел, перевалив уже за возраст Христа, мало чего добившись в этой жизни, занимаясь нелюбимой работой, вечерами выслушивая недовольные нотации жены. И так будет год за годом, вернее, уже не будет ничего. Или, почти ничего. Это ведь у Блока была ночь, улица, фонарь и аптека. У меня будет вечный день, духота, обжигающее солнце, домишки барачного типа, выжженная трава и тяжелое чувство сытости, переходящее в икоту.
– Ты чего, слоняра, плохо тебе, что ли? Перебрал?
Это Мишка, спасибо тебе, дорогой, кроме тебя никто даже не заметил, что я исчез.
– Да нет. Все нормально.
– Вот только сказки мне не рассказывай, на тебе лица нет. Что-нибудь случилось? А, может быть, тебе еще сто грамм налить?
– Нет, спасибо. Мне уже хватит, еще машину домой вести.
– Подумаешь, жена отвезет.
– Ох, отвезет. Еще как отвезет. Меня завтра утром ждет маленький семейный скандал.
– А ты выпей еще немного, и не переживай.
– Да не хочу я. Давай лучше посидим.
– Ладно, тогда дай закурить.
– Держи. Беломора нет, извини. Только Мальборо с пониженным содержанием никотина.
– Ты что, типа того, что… Ну, короче, осознаешь, что постарел еще на год? – Мишка подозрительно уставился на меня. – Классические раздумья о смысле жизни?
– А что, не постарел? Хреново мне, слушай. Сбылась мечта идиота: живу в Америке, получаю зарплату. Жара. Осточертело все.
– Эй, ты это брось. Чего тебе не хватает? Не так уж здесь и плохо… Глядишь, разбогатеешь, будешь каждый день жевать что-нибудь такое, креветок в винно-ананасовом соусе, а морда у тебя заплывет салом… Начнешь читать окружающим нравоучения. Но вначале надо разбогатеть.
– Ешь ананасы, рябчиков жуй. А зачем? И что будет потом? В чем смысл и цель нашего существования? Да я с собой покончу!
– Ты отрицаешь американскую мечту и американскую трагедию одновременно. Впрочем, я знаю, чем ты болен. – Мишка снисходительно посмотрел на меня. – У тебя кризис среднего возраста. Со всеми бывает. Жизнь не удалась, или могла быть лучше. Слушай, я понимаю, тебя жена достала. Меня законная лахундра тоже извела, ну и что, я не унываю. Заведи себе любовницу, что ли.
– Да не хочу я.
– Не пори херню. Пить ты не хочешь, женщин ты не любишь. Послушай меня, отвлечешься, вот увидишь, жизнь снова покажется прекрасной.
– Может быть, ты и прав. Скучно здесь жить.
– Кончай нудить, ну тебя на хрен! Не так уж здесь и плохо, знакомых одних миллион понаехал. А девки? Девки так и шныряют, глазастые, в шортиках, загореленькие. Нимфы водопада! Ох, Божья воля!
– Ну ладно, уговорил, пойдем, посмотрим жадными, распутными глазами на этих нимф. – Хандра и нытье неожиданно показались мне смешными, я встал и похлопал Мишку по плечу. – На твоем дне рождения я тебя приду утешать, договорились?
– Заметано.
– Пошли еще примем по одной. И пусть все катится к чертовой матери!
– Вот это разговор! За что тебя люблю, кстати, у тебя всегда второе дыхание открывается. А ну-ка, барышни, расступись!
И покатилось, и полетело. Не помню, как попал домой, ночью за мной гонялся покойный старый большевик, грозя мне сухим, скрюченным пальцем, потом он меня расстреливал из парабеллума. Мне было обидно: этот самый парабеллум, принадлежавший то ли Ворошилову, то ли Котовскому, я видел во время школьной экскурсии в музей Советской Армии. Я пытался доказать старику, что давно вышел из пионерского возраста, что живу в Америке и расстреливать меня он не имеет права, а утром, как и ожидалось, проснулся с жуткой головной болью, радуясь тому, что до сих пор живу на поверхности голубой планеты.
Глава 6
Моя семейная жизнь сломалась от одного-единственного телефонного звонка. Бывает и не такое в нашей жизни: хорошо известно, что спина верблюда выдерживает М соломинок и ломается под соломинкой за номером М + 1. Я навсегда запомнил этот эпиграф к толстой книжке, когда-то купленной на Арбате. У книжки этой было весьма многообещающее, отдающее древней библейской мудростью название: «Теория Катастроф».
Тем вечером к нам заехал Сергей, и предложил выпить за день рождения своего сына. Сергей к тому времени успел прожить в Америке почти месяц, он пока что обитал у друзей и, в ожидании скорого приезда семьи, активно, но безуспешно занимался поисками квартиры.
Вполне уважаемый повод для принятия внутрь алкоголя, день рождения, да еще и законорожденного сына, все же вызвал негодование супруги. Она отозвала меня на кухню и в очередной раз заявила, что ей надоели мои друзья и собутыльники, что меня ждет плохой конец, и что если я не прекращу, не образумлюсь и …
Ох, Господи! Скажи мне, если бы я ее тогда послушал, может быть, был бы сейчас счастлив? Нет? А вдруг? Ты же наверняка знаешь, что такое счастье, седобородый. Признайся, ты не в состоянии контролировать жизни миллиардов человеческих существ, расплодившихся на планете. Задача твоя была куда более проста в те добрые, старые времена. Да чего там, ты даже Адама с Евой не смог обуздать. Слушай, Бог, кстати, меня ужасно интересует, как это от Адама с Евой произошли азиаты? Их ведь уже миллиард с лишним. А твоего избранного народа, судя по последней переписи населения планеты, всего осталось миллионов пятнадцать. Так куда же ты смотрел, если ты есть? Или это просто естественно-научные мутации?
Не успели мы выпить первую стопку, как раздался настойчивый телефонный звонок. Так всегда бывает, когда вдруг начнется интересный фильм по телевизору, или, проголодавшись, сядешь за стол, подцепишь на вилку первый кусок, и… За это я недолюбливал телефон. Но трубку все-таки снял.
В ней что-то потрескивало, я с досадой посмотрел на поднесенную ко рту рюмку, и решил завершить начатое. Эта вполне понятная человеческая слабость, возможно, все и решила.
– С вами говорит оператор компании Эм-Си-Ай, Чикаго, штат Иллинойс. – неожиданно прорвался сквозь шумы женский голос. Вы будете разговаривать с Эндрю Бо-Родин?
– Ах, ну да, конечно, – растерялся я. – Серега, представляешь, Андрюха Бородин звонит. – В груди у меня уже разлилось приятное, расслабляющее тепло. Я начинал любить все человечество без исключения. Неожиданно, пока в трубке надрывно пели электронные цикады, я почувствовал себя маленькой капелькой плесени, покрывающей поверхность Земного шарика. Действительно, представим себе, что мы попали куда-нибудь на Альфа Центавра. В коридорах ползают инопланетяне с щупальцами. Летают стрекозы с размахом крыльев в три метра. Да рядом с ними любой Австралийский пигмей с бумерангом и со слезящимися глазами покажется мне роднее всех родных! Почему-то вслед за пигмеем я вспомнил о лошади Прежевальского, Монгольских степях, иероглифах, сопках Манчьжурии и спящих в них героях. И о том, кто, согласно изрядно устаревшей школьной программе, был и теперь живее всех живых.
– Спасибо за пользование Эм-Си-Ай, – в трубке снова зашипело, потом щелкнуло и забулькало, как будто кто-то откупоривал бутылку пива и жадно пил из горлышка.
