Шаукат Сиддики - Божий поселок
— Вы что, не доверяете мне?
Нияз окинул его оценивающим взглядом с ног до головы.
— Вид у вас довольно порядочного человека,— он помолчал с минуту. Салману это молчание показалось оскорбительным. Он хотел забрать часы, обругать этого нахала и уйти.
— Это «Омега». Я их купил за триста двадцать пять рупий.
— За триста двадцать пять вы их купили года четыре назад, и они вам хорошо послужили. Не думаю, чтобы они стали за это время новее,— тоном истинного торговца сказал Нияз.
— Да, я купил их года четыре назад.
— Надо понимать, что они уже оправдали свою стоимость,— засмеялся Нияз.
— Нет, господин! — быстро возразил Салман.
Нияз не стал больше тянуть.
— Я могу дать за них пятьдесят рупий. Согласны, так оставляйте часы и берите деньги.
Салману не хотелось отдавать часы за бесценок. С большим трудом Нияз согласился накинуть еще пятнадцать. Когда Салман выходил из лавки с шестьюдесятью пятью рупиями в кармане, Нияз окликнул его:
— Если задумаете продавать еще что-нибудь, приходите прямо сюда — останетесь довольны.
— Хорошо!—ответил Салман, не глядя на него, и вышел на улицу.
Стоял приятный прохладный вечер, в кармане у Салмана похрустывали деньги, и у него вдруг проснулись все ранее подавленные желания. Он направился прямо в бар, выпил пару бутылок пива, поужинал в ресторане и зашел к знакомому однокурснику. У него, как обычно, собралась большая компания — играли в карты, пили.
Завтра воскресенье — свободный день, поэтому игра в карты затянулась. Салману везло. Ставки, правда, были небольшие — две анны, но Салман без конца выигрывал.
Когда он встал из-за стола, с близлежащей мечети раздавался крик муэдзина *. Все вокруг окутано серой предутренней дымкой. И хотя глаза у Салмана покраснели от бессонной ночи, зато в кармане у него теперь было около трехсот рупий.
Весь день он проспал, запершись в своей комнате, в которой все было в беспорядке, как и в его жизни, а вечером пошел к Ноше, но по дороге встретил Акбара — своего самого близкого друга. Зашли в бар, выпили пива и решили послушать музыку у какой-нибудь певицы -таваиф.
Они обошли несколько домов, прежде чем нашли то, что им хотелось. Репертуар у этой таваиф был небогат, но голосок очень приятный, звонкий и мелодичный. Да к тому же она была еще молода, стройна и подвижна. Таваиф сопровождала пение характерными жестами и мимикой. Салману очень понравилась эта смуглая красавица.
Они просидели у нее несколько часов. Сначала с ними вместе слушали пение и другие, но постепенно все разошлись, остались лишь Салман да Акбар. Давно пробило полночь, а веселье было в разгаре. Таваиф исполняла газель ** по просьбе Салмана. На ногах ее позвякивали колокольчики. Темп мелодии постепенно ускорялся, танец становился стремительнее. Тело танцовщицы так и извивалось в бешеном ритме. Салман не мог спокойно усидеть на месте. Приближаясь к нему, женщина так глубоко заглядывала ему в глаза своими огромными черными глазами, что он чуть не терял самообладание, шумно вздыхал и, обращаясь к Акбару, шептал:
— О боже! Какая женщина!
Мелодия и танец довели Салмана до полного экстаза, он стал громко выкрикивать:
— Браво! Какая прелесть!
В этот момент в дверях появился полный мужчина с большими усами, в ниспадавшей свободными складками одежде. Салман решил, что это один из сутенеров.
— Нельзя ли организовать что-нибудь выпить? — обратился он к незнакомцу.
Тот свирепым взглядом посмотрел на Салмана и грубо крикнул танцовщице:
— А ну, кончай! Хватит! Представление окончено!
Таваиф тут же перестала танцевать и уселась поодаль,
сложив руки на коленях.
Замолкли и музыканты. Скрипач уложил свой инструмент в футляр, таблист взял молоток и начал что-то забивать в своем барабане. Салман разозлился. Он уже потратил больше пятидесяти рупий и теперь, когда веселье было в полном разгаре, этот тип — судя по всему, какой-то грязный торговец — все расстроил.
— Вы что, здешний управляющий?—с издевкой спросил он незнакомца.
Тот глубоко затянулся сигаретой и гордо ответил:
— Нет! Я плачу ей тысячу рупий в месяц. Она — моя содержанка. Понятно?
— Дешевая сделка! Я собирался ей за одну ночь заплатить тысячу рупий.
— Уж не торговец ли вы опиумом?
Он спросил вполне серьезно, но Салмана это задело.
— А вы не можете сказать, почем сейчас уголь? — Незнакомец был очень смугл. Он понял намек Салмана.
—Послушайте, уважаемый! Я не собираюсь выслушивать здесь издевательства.
— Учить хорошему тону в доме проститутки по крайней мере глупо!
— Я думаю, будет лучше, если вы уйдете отсюда подобру-поздорову.
— Не то?—спросил Акбар, который до сих пор сидел молча.
Незнакомец ничего не ответил ему и громко крикнул:
— Эй, Джхалру! Где ты там запропастился?!
Немного погодя в комнату вошел мужчина атлетического телосложения.
— Что прикажете, сетх-джи? — спросил он.— Я рассчитывался с посетителями.
— Очисти комнату и закрой двери. Эти двое затевают шум.
Джхалру внимательно оглядел их.
— А ну, господа, запрягайте! Представление окончено.
Салмана разозлила такая откровенная грубость.
— А нельзя ли повежливее?!
— Сами уйдете или помочь?—переспросил Джхалру, схватил Салмана за руку и рывком поднял на ноги. Салман испуганно оглянулся на певицу. Она сидела неподвижно, низко опустив голову.
Не успел Салман опомниться, как Джхалру схватил его за шиворот и поволок к двери. Салман пытался сопротивляться, но бесполезно. Джхалру подвел его к лестнице и столкнул вниз. Скатившись, Салман некоторое время лежал на тротуаре, не двигаясь. Все случилось так быстро, что он не успел опомниться. «А где же Акбар?» — подумал он. И, словно в ответ на его мысли, сверху с грохотом скатился его приятель.
Постанывая и чертыхаясь, они поднялись и стали отряхивать с себя пыль. Слава богу, кости целы, решили они. Ну а небольшие ссадины и порванные брюки Акбара не в счет.
— У этого мерзавца хватка железная!—проворчал Салман.
— Да, досталось нам!—отозвался Акбар.
Друзья еще немного потоптались на месте и разошлись по домам.
Ill
Прошла неделя. Солнце уже стояло высоко, нежно лаская купола и минареты мечетей. Салмана разбудил сильный стук в дверь. Он встал и открыл. У дверей стоял владелец ресторана «Дилруба» Роушан-хан.
— Господин, вы должны немедленно оплатить по нашему счету,— без обиняков начал Роушан-хан. По его виду Салман понял, что сегодня ему не удастся улизнуть. А в кармане было совсем пусто: ночью он опять проиграл все до копейки. Салман лихорадочно думал, как же ему отделаться от нежданного гостя.
— Вы что, подрались с кем-нибудь, прежде чем прийти сюда?—неожиданно спросил он.
— Нет, господин!—без тени улыбки ответил тот.— Разве нам можно ссориться с посетителями?
— Значит, вы себя плохо чувствуете? У вас неважный вид.
Такое внимание тронуло Роушан-хана. Он немного обмяк и, жалуясь, ответил:
— Жара. Я всегда себя в жару плохо чувствую.
Вместо неумолимого кредитора теперь перед Салманом
стоял пожилой человек, уставший от жизненных невзгод и должников. Салман только этого и добивался. Почувствовав, что его хитрость удалась, он небрежно заявил:
— Хан-сахиб, я еще не получил перевода из дому. Завтра-послезавтра он обязательно придет, и я оплачу ваш счет.
То же самое он говорил и две недели назад, и накануне вечером, поэтому Роушан-хан не поверил ему.
— Так дело не пойдет, господин! Вам придется немедленно оплатить счет!
Он так громко выкрикнул это, что привлек внимание прохожих.
— Уважаемый, зачем же шуметь, стоя в дверях? Войдите в комнату.
— Мне и здесь хорошо! — снова загремел Роушан-хан.
— Вы, несомненно, поссорились с кем-нибудь!—снова попытался свести все в шутку Салман.— Наверно, с вашей уважаемой супругой, а, хан-сахиб?
Роушану — в прошлом простому официанту, накопившему средства для открытия своего заведения чаевыми, показалось странным, что о его жене говорят с таким уважением. Однако слова Салмана ему понравились. Он улыбнулся:
— Нет, она поехала погостить к родителям. Не с кем мне ругаться.
— Скучаете, наверно? — обрадовавшись, что рыбка снова клюет, продолжал Салман.
Роушан-хан расхохотался, обнажив желтые кривые зубы. Салман уговорил его войти в комнату, усадил на единственный стул и принялся расспрашивать о житье-бытье. Неприятный для Салмана разговор закончился
56
тем, что ему удалось получить у Роушан-хана отсрочку еще на несколько дней. Но теперь он не сомневался, что, если в ближайшие дни не оплатит хотя бы часть долга, плохо ему придется.
