Грэм Джойс - Реквием
Том гордился тем, что ему знакомы не только догмы христианской веры, но и другие великие религиозные учения. Однако, столкнувшись вплотную с исламом, он понял, что лишь самодовольно тешил себя мыслью, будто испытывает симпатию к другим религиям. В течение полутора тысяч лет, за исключением краткого периода под властью крестоносцев, этот город был мусульманским, и Тому почудилось, что голос муэдзина вдруг ужалил его, как внезапно развернувшаяся из клубка ядовитая змея.
В этот момент он испытывал одновременно и непонятное восхищение и чувство, что в него пытается проникнуть что-то чуждое. Он поспешил выйти за ворота, в Новый город, где обыденный шум уличного движения должен был расставить все по своим местам. Но на его пути возникло препятствие.
Чтобы попасть от дороги аль-Вад к Стене Плача, надо было пройти через контрольно-пропускной пункт с турникетом, где дежурили вооруженные израильские солдаты. Дорогу Тому преградила небольшая толпа, до него доносились взволнованные возгласы. Неожиданно какой-то мужской голос перерос в истошный вопль. Другие крики эхом отразились от каменных стен, а вслед за этим раздались два приглушенных выстрела.
Толпа отхлынула от турникета, как морская волна, и устремилась навстречу Тому. Один человек споткнулся и растянулся во весь рост в пыли. Бегущая толпа мешала Тому разглядеть, что происходит впереди. Неподалеку от него на землю хлопнулась дымовая шашка. Он застыл на месте, глядя на нее. Кто-то рявкнул ему что-то непонятное не то на иврите, не то на арабском. Молодой араб схватил его за руку:
— Газ! Не стой здесь! Слезоточивый газ!
Том, разинув рот, смотрел вслед уносившемуся парню, затем все-таки решил бежать вместе с остальными. Все кричали. Он услышал тяжелый удар где-то у себя за спиной — еще одна шашка со слезоточивым газом. Толпа неслась по аль-Вад. Ноги у Тома стали подкашиваться от страха. Когда несколько молодых людей отделились от основной группы и свернули в переулки между аль-Вад и Стеной, он последовал за ними, но быстро отстал. Затем он услышал позади топот. Его догонял израильский солдат. Том остановился. Солдат отпихнул его в сторону и помчался вслед за юнцами в направлении Храмовой горы.
Кто-то призывно махал ему из бокового переулка. Там было темно, и он не мог разобрать, чья загорелая рука машет ему так настойчиво. Решив, что в переулке безопаснее, Том свернул в него.
И тут же встал как вкопанный. Это была все та же арабская женщина. Руки, которыми она придерживала платье у горла, были высохшими и потрескавшимися, как древние свитки, однако глаза ярко сверкали даже под покрывалом. Она вытянула трясущуюся руку и указала на Стену. На камне была надпись, сделанная большими буквами: «DE PROFUNDIS CLAMAVI».
Не успел Том прочитать надпись, как услышал позади громкий металлический щелчок. Оглянувшись, он увидел израильского солдата с автоматом, направленным прямо на его голову. Покрасневшее лицо солдата, искаженное яростью и страхом, застыло в уродливой гримасе. Он заорал что-то Тому, и не надо было переводчика, чтобы понять, что ему велят убираться отсюда подобру-поздорову. Солдат опять закричал на него, и Том побежал обратно, в сторону аль-Вад.
Солдаты были повсюду. Над улицей поднимались тонкие струйки грязно-белого дыма. Том хотел было вернуться к Дамасским воротам, но его остановили и направили в христианский квартал, а затем, вместе с другими туристами, к храму Гроба Господня. Оттуда он смог выбраться из Старого города через Яффские ворота.
Солдаты на стене лишились своей обычной невозмутимости и в полной боевой готовности столпились у бастионов, нацелив оружие на окружающую территорию.
Из-за чего разгорелись страсти, было неизвестно, но непосредственная опасность, похоже, миновала. На улицах за Яффскими воротами гудели возбужденные голоса. Незнакомые люди сбивались в кучки, чтобы выяснить, что произошло, и строили всевозможные домыслы. Воздух был насыщен слухами, как озоном после грозы. От жары и напряжения пульсировали стены и казалось, что небо над Иерусалимом выгнулось дугой.
Том прислонился к стене, чтобы отдышаться и собраться с мыслями. Губы его шептали молитву вперемежку с ругательствами.
13
Они вновь собирались на вечеринку к тому самому учителю, в чьем доме познакомились. С тех пор прошло двенадцать лет, и их радушный хозяин давно отошел от преподавательской деятельности. Теперь он работал страховым агентом и носил парик. Однажды он напросился к Кейти и Тому в гости и явился с кожаным портфелем и дорогим ноутбуком, а после себя оставил распечатку договора о страховании и приглашение на вечеринку. Кейти с энтузиазмом приняла приглашение, а от страховки отказалась. Том предлагал сделать наоборот, но Кейти настояла на своем.
Том задумчиво наблюдал за тем, как она подкрашивает губы перед зеркалом и втискивается в облегающее черное платье. Он вновь увидел умопомрачительные бедра, обтянутые легкой тканью, некогда заставившие его сердце замереть. Он спрашивал себя, почему они больше не пробуждают в нем былых желаний.
— Коротковато, — заметил он.
— Да ну? Совсем не годится?
— Нет-нет, все в порядке. — Он пожалел о сказанном. Слишком легко было теперь поколебать ее уверенность в себе.
Они надеялись встретить на вечеринке множество старых друзей, но почти все гости оказались незнакомыми. Только музыка была та же — более чем десятилетней давности. Том подумал, что музыканты теперь, наверное, тоже носят парики. В доме было не протолкнуться. Хозяин сразу же начал приударять за Кейти. Том отправился на кухню в поисках холодного пива. Там разглагольствовал какой-то сильно поддатый тип свирепого вида с огромными, желтыми от никотина усами в пивной пене. Он держал речь перед гремя другими гостями, внимавшими ему с угрюмым вниманием.
— Все это было подстроено! — гремел тип. — Это был заговор. Сплошная показуха. Но затея была шита белыми нитками и потому провалилась. — Его глаза выкатились, как два желтка на сковороду, приглашая слушателей возразить ему, но желающих не нашлось. — И клянусь Богом, окажись на их месте, вы бы так же поступили!
Том взял пиво и вернулся в гостиную. Вокруг Кейти вились трое мужчин в темных костюмах. Том поморщился. Надо быть форменным идиотом, чтобы идти на вечеринку в костюме. Он опять пошел на кухню, где все, кроме пьяного, отмалчивались и избегали встречаться с ним глазами. Тот незамедлительно переключился на Тома.
— Ты веришь в Спасителя, как я понимаю?
— Я?
— Да. Но ты должен доказать свою веру. Он ведь мог все-все предсказать заранее, не так ли?
— При чем здесь я?
— Да-да, ты. Потому что он был обычный раввин. Наш Иисус был из рода обычных раввинов. Ты ведь знаешь Священное Писание вдоль и поперек, не так ли? — Он смачно облизнул усы и энергично кивнул в подтверждение собственных измышлений.
— Терпеть не могу людей, болтающих о религии на вечеринках, — заметил Том молчаливым слушателям; те ухмыльнулись.
— Я тоже, — заявил пьяный тип, хватая Тома за локоть. — Бери еще пиво — и я тебе все расскажу! Встань на его место. Ну? Стало быть, ты отдаешь себе отчет, что должен выполнить все свои пророчества. Найти осла, взгромоздиться ему на спину и въехать в городские ворота, когда твои фанаты будут орать тебе осанну! У тебя все точно рассчитано. — Он декламировал все это в манере актеров Викторианской эпохи. Том хотел выйти, но пьяный крепко вцепился в него. — Тебе также, без сомнения, известно, что они пригвоздят тебя к кресту, потому что в Иерусалиме уже прохода нет от самозванцев, так что всех «спасителей» сразу распинают. Но ты ухитрился, словно по волшебству, уцелеть даже на кресте, да? И затем… — Он вдруг устремил пронзительный взгляд куда-то за спину Тома. — Господи Иисусе, посмотрите только на эту сексуально озабоченную сучку в черном платье. Какая страстная красотка! Да, вот тут уж Господь, можно сказать, постарался… Это…
— Это моя жена, — сказал Том.
— Черт. Прошу прощения. Не хотел никого оскорбить.
— Тебе что, по зубам съездить? — гневно бросил Том. Он не на шутку разозлился.
Пьяный покачнулся и окинул взглядом атлетическую двухметровую фигуру Тома весом под сотню килограммов. Трое остальных отступили назад. Он подставил Тому правую щеку.
— Давай. Я заслужил это. Только двинь меня сюда, а то с другой стороны у меня флюс.
Том оттолкнул его лицо ладонью, взял пиво и вышел из кухни.
Часа через два он заметил, что этот тип пытается завязать разговор с Кейти. Он знал, что Кейти может постоять за себя, но тут вспомнил, как он сам познакомился с ней в этой самой комнате, и решил нарушить их уединение.
— Я только приносил извинения за то, что наболтал перед этим лишнего, — заявил пьяница, вытирая глаза и брызгая слюной.
— Это правда, — подтвердила Кейти.
