Мария Нуровская - Супружеские игры

О! Вышел из пережска, сук дубовый в руках держит. Опирается на него и опять идет по направлению к станции.

Видать, Старик знает, что Ядька вернулась не одна, и хочет прибить ее палкой.

Пусть уж скорее Шимон запрягает кобылу в телегу, потому что Староста совсем задохнулся и идет все медленнее, а Старик все ближе к станции. Хотя не так и близко еще. До станции от горки с три километра будет. Если Шимон поспешит, успеет подвезти Старосту вовремя.

Красивая была эта Ядька у Старика. Может, даже красивей, чем жена Старосты была в девках.

Деревенские парни влюблялись в нее насмерть, но Старик сторожил дочку. Близко не давал к ней подойти. Впрочем Ядька на парней вовсе не заглядывалась…

Кобыла Шимона хромает, потому что вчера потеряла подкову. Шимон должен был ехать к кузнецу, но здорово напился на крестинах у Витеков и проспал. Кобыла хромая, и Шимон не может подвезти Старосту.

Надо обязательно задержать Старика. Вот что, пускай пацаненок Старосты летит в поле и выпряжет из плуга конягу. За полчаса догонит Старика.

Да ведь не пацаненок должен догнать Старика, а сам Староста. А Староста на коня не залезет, потому что в последний раз садился на лошадь в день появления Ядьки на свет. С той поры двадцать лет минуло. Тогда Староста здорово назюзюкался, свалился с коня и повредил себе позвоночник. С той поры Староста не может ездить на лошади. Раз Староста на коня не сядет, пусть Шимон поедет и задержит Старика.

Незачем Шимону ехать, потому как единственным человеком в деревне, способным задержать Старика, может быть только Староста.

Ничего не получается, надо бы послать парнишку к Коменданту. Пускай Комендант даст мотоциклетку. На мотоциклетке Староста легко догонит Старика.

Но Староста не умеет водить мотоцикл.

Ну тогда, может, Комендант его подбросит. В конце концов, Комендант тоже заинтересован в том, чтобы Старик Ядьку не убил. Случись такое, Коменданту несдобровать.

Так пускай парнишка летит к Коменданту, и поспешит, потому что Старик уже в километре от станции.

Слава богу, притомился, видать, – уселся в кювете и отдыхает.

Что там Старик делает?

Старик сидит в кювете и покуривает самокрутку.

Комендант выехал на мотоциклетке, теперь Староста враз догонит Старика.

Старик сидит в кювете. Ноги вытянул перед собой. Самокрутку курит и поет.

Старик в первый раз запел с тех пор, как Ядька сбежала. Но он не знает, что дочка не одна вернулась. Поэтому и сидит-посиживает в кювете и поет себе.

Комендант догнал Старосту, тот еще только на полгорки вскарабкался, потому что здорово надрюкался вчера на крестинах и дело у него пока плохо продвигается. Прямо-таки катастрофа: Староста наотрез отказывается на мотоциклистку садиться – когда-то он с лошади свалился, с тех пор позвоночник у него болит, а сзади на седле трясет немилосердно.

Пусть уж лучше Комендант один едет, задержит Старика. В конце концов, он больше всех заинтересован в том, чтоб Старик Ядьку не убил. Комендант в случае чего хлопот не оберется!

Да незачем Коменданту ехать – единственный человек, который в состоянии Старика задержать, – это Староста.

А Старик встал, лапсердак отряхнул и пошел себе дальше.

Бабы на деревне дивились – надивиться не могли, как это мужик может вокруг ребенка так прыгать, как Старик возле своей Ядьки. Пеленки стирал, из бутылочки кормил. Жене не давал к малютке подступиться…

Ядька, когда немного подросла, хвостом за ним ходила. Старик терпеливо пристраивал свой широкий шаг к ее семенящему. Частенько можно было видеть, как они отдыхали у дороги. Пел он ей тогда голосом красивым и чистым.

Да ведь вчера к Витекам на крестины приехал свояк из города. Приехал на циклете с коляской – тещу привез. А утром один в город возвратился, вот и оставил коляску на дворе у Витеков. Комендант коляску возьмет, посадит в нее Старосту, и поспеют вовремя.

Да ворота у Витеков на замке. Все в поле, а пока Витек с поля подскочит, Старик десять раз до станции дойдет.

Надо ворота высаживать. Лучше всего позвать Шимона, Шимон поможет Коменданту ворота взломать. О, вот и Шимон!

Плохо у них как-то это дело с высаживанием ворот продвигается. Ничего удивительного, оба вчера были у Витеков на крестинах. Ну наконец-то…

Через десять минут Старик будет на станции. Коменданту со Старостой надо сильно спешить, если они хотят поспеть вовремя.

К счастью, Старик остановился по малой нужде. Да идет теперь медленнее, на палку опирается. Этой палкой Старик хочет Ядьку убить. Все-таки зна-а-ет он, что Ядька не одна вернулась.

Сын Шимона, тот, что на медицинском в городе учится, влюбился в Ядьку. Шимон пришел к Старику просить руки его дочери.

Старик помолчал и говорит:

– Плохо ты сына воспитывал, Шимон. На чужих жен он засматривался. К Старостихе Ядвиге шастал, когда ее мужа в больницу забрали. Не отдам я ему Ядьку!

Мотоцикл Коменданта увяз в песке и встал. Даже на горку не успели въехать. Теперь уже не поспеют.

Старик как раз на станцию вошел.

Надо сообщить приходскому ксёндзу. Пускай прикажет бить в колокола.

Бедой в воздухе запахло.

Ксёндз дает ключи органисту.

Органист, пыхтя, поднимается по лестнице – всю ночь ему пришлось играть на крестинах у Витеков. Сейчас ударит в колокола…

Ядька утром приехала, а уж на дворе вечер спускается. Сидит она себе в зал ожидания. Платком плечи накрыла.

Старик подходит, прихрамывая. На палку оперся.

Старик молчит, и Ядька молчит.

– Ну, Ядька! – наконец говорит Старик. – Вернулась, Ядька, и вдобавок не одна вернулась!

Ядька со скамейки поднялась, слезы у нее из глаз как горох посыпались.

Старик седые свои волосы со лба откинул и к Ядьке подошел, сверток у нее из рук забрал.

– Ну, Ядька, бери чемодан, – говорит. – Застелил я колыбельку, что твоя покойница мать на чердак вынесла. Идем, Ядька, домой!

Старик с самого начала знал, что Ядька не одна вернулась.

Свой рассказ я отнесла в редакцию журнала, которого давно уже нет. Возможно, мой выбор пал именно на этот журнал из-за его подзаголовка: «Еженедельник молодых». Я была настолько молодой и зеленой, что совершенно не знала, куда пойти и к кому обратится. Ответственный секретарь редакции взял текст, заявив при этом, что ничего не может обещать, но когда месяц спустя я снова появилась в редакции, он уже совершенно другим тоном сообщил, что со мной хочет побеседовать главный редактор. Войдя в кабинет главного, я увидела перед собой мужчину среднего роста в сером костюме. У него было вполне заурядное лицо, если выражаться моими словами – лицо первого встречного.

– Рад с вами познакомиться, – сказал он, протягивая руку, а когда я ему в ответ подала свою, мужчина задержал ее на какое-то мгновение в своей ладони.

Я была так взволнована, что чуть не потеряла сознание.

– Пожалуйста, присаживайтесь, пани Дарья. – Он указал на кресло возле журнального столика, сам сел напротив. – Чай, кофе?

– Спасибо, – с усилием выдавила я.

– Спасибо «да» или спасибо «нет»? – усмехнулся он.

– Спасибо, нет.

Ну как я могла пить чай в его присутствии? Я ведь не сумела бы и стакана в руках удержать.

– Дарья – красивое имя, редкое. У ваших родители богатая фантазия.

– Я свое имя не люблю, – поспешно ответила я.

– Почему?

– Ну… как-то так… не люблю… – пробормотала я, думая одновременно о том, что он заговаривает мне зубы, чтобы подсластить пилюлю, – забраковал мой рассказ и теперь не знает, как мне об этом сказать. Словно угадав мои мысли, он сказал:

– Ваш рассказ мне страшно понравился. До такой степени, что мне захотелось с вами познакомиться. Знаете, в чем его необычность?

Я молча помотала головой.

– Рассказ совершенен с точки зрения мастерства – кто– то как будто наблюдает за действием сверху и комментирует его. Я настоятельно советовал бы вам писать.

Повисла пауза.

– Я не думала об этом всерьез.

– Вы учитесь на филологическом факультете, чем вы намереваетесь заняться потом?

– У меня… пока еще нет каких-то конкретных планов…

Не могла же я ему признаться, что выбрала филологию

только для того, чтоб как-то самоопределиться. Мне хотелось как следует научиться говорить по-польски и наконец избавиться от акцента, который невольно становился моей визитной карточкой. Известное дело – кацапка[9].