Сара Миллер - Я знаю все твои мысли
— Начни с кого-нибудь поменьше, — замечает Николас.
— В смысле поменьше ростом? — уточняет Гид.
— С кого-нибудь, у кого поменьше апломба, — говорит Девон.
— И не с шоколадок, — заявляет Лиам, опустошая еще один стакан клюквенного сока.
Все, кроме Гида, смеются. У них явно есть какая-то шутка про шоколадки, которую Гиду никогда не понять.
Лиам выпивает очередной клюквенный сок. Каллен кривляется, говоря, как девчонка:
— Сначала я подумала… но потом передумала… — И все снова начинают хохотать.
Кроме Гида.
Гид не наелся. «Как же я буду жить без мяса», — думает он.
— Нет, — вмешивается Николас. — Серьезно. Я имел в виду, найди себе девчонку в одной весовой категории.
Что действительно удручает, так это то, что Николас вовсе не хотел, чтобы это прозвучало жестоко. Ему стало неприятно, что ребята перешучиваются между собой, и он попытался вежливо объяснить, что имел в виду, сказав «начни с кого-нибудь поменьше». Да, в наших краях это называется «вежливость».
На обратном пути в комнату Каллен заводит разговор с девушкой с подхваченными красной банданой волосами. Они отстают от группы. Гид с брошенным видом оглядывается. Он понимает, что ни Каллен, ни Николас пока не решили, хотят ли они с ним дружить, но с Калленом хотя бы легко поддерживать разговор. А Николас совершенно непонятный. Он его пугает. Но он должен придумать хоть какую-то тему для раз- говора. Черт, даже его отец нашел бы сейчас, что сказать! Пусть глупость, но что-нибудь. Он вспоминает, как Николас наставлял его, что можно есть, а что нельзя. Конечно, тема странная, но об этом стоит по- говорить. Он смотрит во двор в поисках вдохновения. Во дворе полно девчонок с голыми ногами. Это срабатывает.
— Эй, — заговаривает Гид, снова выбирая нейтральный тон — заинтересованный, но не слишком. — Почему тебя так волнует, что я ем?
И вдруг раздается звук колес из твердого пластика, царапающих бетон, и Гидеон чувствует, как возле него свистит воздух. Он в ужасе отскакивает в сторону, затем, к своему стыду, видит, что его напугало: десяти- летний мальчишка на скейте.
— Сын Яйцеголового, — говорит Николас. — Тим. — Яйцеголовый Тим садится на мотороллер, широко расставив ноги, и смотрит на них пустыми карими глазами. — Ничего, что он тебя напугал. Даже у меня от него мурашки.
Это самое утешительное, что Гидеон услышал за целый день — и Николас иногда боится!
— Я спрашивал, — говорит он, немного расслабившись, — почему тебя так заботит то, что я ем.
Николас кивает.
— Ну, во-первых, мне небезразлична судьба нашей планеты, которая, надеюсь, что не нужно напоминать тебе об этом, прямо у нас на глазах гибнет со скоростью света.
Гид устало кивает. Еще один помешанный на экологии. В его старой школе тоже такие были. Но по эгоистичным причинам он рад, что Николас принадлежит к экодвижению. Хотя он и продолжает внушать Гиду страх, это доказывает, что и он тоже человек. Есть по крайней мере одна сторона личности, о которой Гиду известно.
— Но куда важнее то, что с завтрашнего дня мы с тобой начинаем тренировки и тебе нужно питаться правильно.
— Но я не хочу тренироваться, — возражает Гид. Впереди них Яйцеголовый Тим съезжает по лестнице на скейте. В его зафиксированном взгляде, сжатых челюстях есть что-то дьявольское. — Я не очень люблю спорт, и…
Николас кладет руку Гиду на плечо и успокаивает его. Он говорит:
— Скажу тебе три вещи. Во-первых, Лиам Ву пьет так много клюквенного сока, потому что, стоит ему долго позаниматься сексом, как сегодня днем, когда он встречался со своей подружкой Джордан, у него начинается инфекция мочевого пузыря — как у девчонки, честное слово. Во-вторых, я не советую тебе употреблять слово «козырный». Особенно в твоем положении. В-третьих, я собираюсь накачать тебя, потому что иначе ты никогда, никогда не займешься сексом, разве что случайно, что порой даже хуже, чем никогда.
Его холодные голубые глаза встречаются с теплыми карими глазами Гида.
Когда Николас начинает резать правду-матку, глаза у него становятся, как у жуткой собаки-волка.
— Минуточку, — говорит Гид. — Разве не в твоих интересах, чтобы я не качался, ведь что случится, если у меня будет потрясная фигура? Тогда я скорее найду себе девчонку, и ты проиграешь пари.
Николас смеется. Я его не виню. Гидеону, конечно, не помешало бы подкачаться, но у него абсолютно нет шансов — да ни в жизни — поразить нас своей силой и мужественностью.
— Ты прав, я хочу выиграть пари, но не может же все наше общение с тобой касаться этого спора! Мне нужно с кем-то ходить в тренажерный зал. Каллена ту- да не затащишь. Поэтому со мной пойдешь ты.
Не совсем клятва в вечной дружбе, но… уже хоть что-то.
Ночная вылазка
Свет уже давно погасили, но так уж вышло, что Гидеон не спит и я тоже. Стало так тихо, что я почти вижу, как его мысли описывают в темноте полукруги. Как и большинство девочек, я всю жизнь представляла, каково это — оказаться рядом с мальчиком, действительно близко. И вот я здесь, ближе, чем когда-либо, но на самом деле меня там нет. Уверена, во всем этом есть какой-то смысл, только вот какой, пока не знаю.
Гид думает о Даниэль. Но он не скучает по ней. Он знает, что рассказал ребятам лишь о происшествии с трусиками, но так и не поведал им о том, как трусики оказались у него. Как провожая его, специально одевшись для такого случая в сексуальные шортики и коротенькую маечку, Даниэль сказала ему: «Ты, наверное, слишком огорчен, чтобы плакать». А он ответил «да». Тогда он мог думать лишь о том, что сейчас сядет в машину и уедет с Кристмас-Парк-Драйв, чтобы никогда больше не вернуться. Даниэль опустилась на колени и стала искать что-то в черной вельветовой сумке (фу, безвкусица), а Гидеон тем временем (почему бы и нет, в последний-то раз) заглядывал ей в вырез. Даниэль встала и протянула ему бумажный пакет.
— Не открывай, пока не приедешь в школу, — сказала она.
Не то чтобы Даниэль не нравилась Гиду. Она ему очень нравится. И дело не в том, что он не романтик. Я все пытаюсь показать, какой он романтичный. В этом вся и проблема. Он подозревает, что есть на свете девушка, которая подходит ему гораздо больше Даниэль Рогал. Он даже думает, что и для нее найдется более подходящий парень. И сейчас, в темной тихой комнате 302 общежития «Проктор» он начинает все понимать, но вздрагивает не от холода, а от осознания реальности.
Даниэль правда была милой. Но откуда он знает, что ждет его впереди? Ведь он в жизни ничего не видел, кроме Флориды.
Он все еще не пришел в себя после двойной бомбардировки — замечаний Николаса насчет того, что с ним никто не захочет общаться, и предложения найти девушку «в своей весовой категории». В мечтах Гида в него влюбляются модели из рекламы купальников, по- тому что между ними возникает мистическое взаимопонимание. А это пари подтвердило то, чего он всегда боялся. Любовь — это игра. В ней есть победители и проигравшие.
Разумеется, напоминает он себе, если бы он был полным неудачником, никто бы на него не поставил. Никто вообще не обратил бы на него внимания.
Эта мысль достаточно утешительна, чтобы Гид, а с ним и я, погрузился в сон.
Через каких-то три часа он просыпается оттого, что его кто-то трясет. Стена сна еще так прочно отделяет его от реальности, что даже простое действие — открыть глаза — кажется утомительным, точно он прорывается наверх сквозь утоптанную землю. Сверху на него смотрит Каллен:
— Какого черта? — На часах 1:10. Гид на пальцах одной руки мог бы пересчитать те дни в своей жизни, когда он ложился позднее половины двенадцатого.
— Сейчас будет 1:11, загадай желание, — говорит Каллен. Если он и заметил на удивление недовольный тон Гидеона, то не подал виду. — Вот что желаю я. Я хочу через пятнадцать минут сидеть в девчоночьей общаге со своими добрым приятелем Николасом и Гидеоном Рейберном, который, возможно, тоже станет моим добрым приятелем, а возможно, и нет. И чтобы все мы были под кайфом и пили дорогое вино.
За окном их комнаты стоит сахарный клен, и одна из низких крепких веток тянется к окну под небольшим уклоном. Гидеон смотрит, как Николас карабкается по уступу. Придерживаясь для опоры за раму, он вытягивает одну ногу и уверенно ставит ее на ветку. Затем, одним быстрым движением, он переносит весь свой вес за окно, ставит на ветку другую ногу и хватается рукой за веточку поменьше, слишком тонкую, как кажется Гиду. Гид мысленно взвешивает, что хуже: сломать ногу или оказаться трусом. Ночью в кампусе красиво: застывшие, величественные здания, лужайки и деревья, изумрудно-зеленые даже в темноте. Дрожа от предвкушения и страха, он вылезает на уступ и, прокручивая в
голове движения Николаса, в точности их копирует.
Общежитие «Уайт» удивительно близко. К тому же, освещение в кампусе установлено таким образом, что от угла «Проктора» до дерева между общежитиями темный отрезок. Черный ход в общежитии девчонок оставлен открытым.
