Владимир Кунин - Повести
Васька оцепенело смотрел на маленькую страшную трещину. Еще два-три трюка, чекель лопнет, и Сатаровы с пятнадцатиметровой высоты полетят вместе с блоком, с трапецией, со всеми своими растяжками прямо в ряды зрителей!
Васька заметался, задергался, скривился, словно от зубной боли. Но уже через секунду лицо его окаменело, а движения стали быстрыми, точными.
В этот момент у него было то выражение лица, какое было у его деда в тысяча девятьсот тринацатом году, когда, стоя под куполом цирка, первый раз сказал:
- Господа!
У Васьки было то выражение лица, какое было у его отца в сорок пятом, когда он, стоя на крыше мчащегося фургона, бросал гранату в горящий прицеп с боеприпасами.
Не отрывая глаз от трещины, Васька приподнялся и снял с плеча бухту капронового троса. Держа один конец в руках, он кинул в темноту всю бухту.
Веревка мягко закользила по моркому шапито.
Трясущимися руками Васька продел конец веревки в подвесное кольцо блока.
Уровняв концы веревок, он попытался просунуть их между брезентом и балками. Однако, брезент так тяжко и плотно был прикрыт, что от этого пришлось отказаться.
Тогда Васька намотал капроновый трос на руку, но тут же с отчаяньем сказал вслух:
- Не удержаться мне… За мачту бы зацепиться… За мачту!
Балку качнуло еще раз, и Васька увидел, как чекель стал изменять свою форму, вытягиваться и развевать серебряную пасть трещины.
И тогда Васька сбросил веревку и лежа обмотал ее несколько раз вокруг своей груди.
Свободные концы он пропустил еще раз через блочное кольцо, завязал их двумя узлами и намотал на левую руку.
Затем он повернулся и лег поперек балок, закрыв собою отверстие клапана.
Плечами и грудью он лежал на одной балке, а животом на другой.
Балка качнулась, и Васька почувствовал, как стал натягиваться капроновый трос.
Васька закрыл глаза и прижался щекой к мокрому брезенту. Он лежал поперек гребня, и ноги его свешивались по одну сторону шапито, а голова лежала по другую.
Сатаровы качнулись, исполнили еще одно переднее сальто и захрустел разрывающийся чекель.
- А-а-ах!
Со страшной силой Ваську рвануло и прижало к балкам.
Под Сатаровыми вдруг сильно просела трапеция.
Сатаров-старший едва удержал брата. Они тревожно перглянулись и оба испуганно посмотрели наверх. Вроде бы все было в порядке.
Для проверки Сатаровы качнулись сильнее обычного и, убедившись, что рывок не повторяется, стали продолжать свой номер.
- Хорош… - выдавил из себя Васька.
В горле у него что-то булькнуло, и он стал задыхаться. Он лизнул мокрый брезент и прислушался: спокойно играла музыка, осторожно аплодировали зрители.
Издалека прозвучал голос Сатарова-старшего:
- Ап!
На мгновение Ваську еще сильнее прижало к балкам, и он совсем задохнулся.
Сатаровы исполняли головокружительную «вертушку».
Цирк гремел аплодисментами.
Васька закашлялся. Из уголка рта потекла кровь. Он сплюнул и торопливо глотнул воздух.
Огоньки города лежали под ним и сливались в дрожащие желтые нити.
Ваську стало подташнивать и он снова лизнул мокрый, холодный брезент. Сатаровы, трапеции, блок и стальные тросы растяжек весили очень мно- го, но Васька уже почти не чувствовал этой тяжести, а ждал исполнения трюка, от которого вес увеличивался вдвое, дыхание прекращалось, а рот наполнялся горячей и соленой кровью.
Раскачивался блок на капроновом тросе, рядом, чудом зацепившись, висел разорванный чекель.
А Сатаровы уже исполняли свой финальный трюк.
Новый рывок, новая боль и долгие аплодисменты вернули Ваську откуда-то издалека на купол черного и мокрого шапито.
Цирковой оркестр играл вальс.
И Васька услышал, как завизжал блок, опуская Сатаровых на манеж. Нарастающие аплодисменты сняли с Васьки огромный вес. Он вздохнул, сплюнул кровью и, уютно прижавшись щекой к куполу, сказал:
- С окончанием…
Это ему показалось забавным и он улыбнулся.
И потерял сознание…
В больнице, у входа в хирургическое отделение, сидела старуха в белом халате и недобро поглядывала на Нину, Витю и Сатаровых.
- Вы понимаете, - сказал Сатаров-старший, - мы из цирка…
- Это нам все едино, - ответила старуха. - Хоть из цирка, хоть из церкви. Не положено.
Дверь отделения открылась, и вышел врач в белом халате с закатанными рукавами.
Старуха сидела как изваяние.
Врач закурил сигарету, затянулся и спросил:
- Вы из цирка?
- Да, - ответила Нина.
- Родственники?
- Почти, - сказал Сатаров-младший и потрогал свою верхнюю губу.
Доктор оглядел всех четверых и улыбнулся.
- Что с ним? - спросила Нина.
Доктор стряхнул пепел и ответил:
- Температура нормальная. Состояние так себе… Сломаны три ребра, ключица… Сильно помята грудная клетка. Я уже не говорю о рваных ссадинах на спине и частичном разрыве связок левого лучезапястного сустава. Вот такие-то дела, товарищи почти родственники.
- Простите, доктор, он скоро поправится? - спросил Витя.
- Скоро, - ответил доктор, глядя на Нину. - Месяца через полтора я его выпишу. Недель шесть-семь минимум. Дня через три его можно будет навестить.
- Я остаюсь, - сказала Нина Вите. - А ты лети в Москву и пока оформляй нам отпуск.
- Хорошо. Спасибо, доктор. Досвидания.
- Всего хорошего, - сказал доктор. - Не волнуйтесь, ничего страшного.
- Теперь мы уже не волнуемся, - сказала Нина.
Она взяла Витю под руку и повела его к выходу. Сатаровы молча пошли за ними.
Когда доктор вошел в палату, он увидел, что Васька лежит неподвижно на спине и держит губами белый целлулоидный мячик от пинг-понга.
Васька надул щеки и резко выдул воздух: мячик взлетел вверх почти на метр, и, когда он падал вниз, Васька поймал его ртом.
Так он сделал несколько раз, и доктор не выдержал:
- Слушайте, чем это вы занимаетесь?
Васька что-то промычал, затем выплюнул мячик и ответил:
- Вот черт! Чуть не подавился! Знаете, доктор, мне говорили, что во Франции есть человек, который ртом жонглирует тремя такими мячиками. Я думал врут. А теперь мне совершенно ясно, что это возможно. Противно, но возможно…
Васька взглянул на потрясенного доктора и добавил:
- Уж больно жанр негигиеничный!
- Так… - растерянно сказал доктор. - Очень, очень интересно…
Он посмотрел на Ваську как на седьмое чудо света и неверными шагами вышел из палаты.
Тут же в окне появился сначала скрипичный футляр, а затем и сам мальчишка.
- Ушел? - спросил мальчишка.
- Ушел, - ответил Васька.
Мальчишка нахально уселся на подоконник и, продолжая прерванный разговор, деловито сказал:
- Ну хорошо. К значку мексиканской олимпиады я могу добавить юбилейный артековский. Устраивает?
Васька улыбнулся. Мальчишка впервые заметил у него синяк под глазом.
- Что это у тебя? - спросил мальчишка и показал пальцем на синяк.
- А, это? - Васька тихонько потрогал синяк. - Здорово видно?
- А то! Чем это?
- Рубил лес - отлетела щепка. Травма на производстве.
- Не заливай, - строго сказал мальчишка.
Васька посмотрел на мальчишку и улыбнулся.
- Послушай, старик… Только ответь мне честно. Тебе никогда не хотелось работать в цирке?
Впервые мальчишка смутился, пожал плечами.
- Нет… То есть я никогда об этом не думал. А что?
- Да нет… Ничего. Я просто так спросил.
- Но знаешь, - сказал мальчишка и рассмеялся. - Мой дедушка рассказывал, что когда-то, очень-очень давно, когда он еще был пацаном, он чуть не уехал навсегда из этого города с одними французскими циркачами на лошади.
- Замечательно, - вежливо сказал Васька.
- А почему ты меня спросил о цирке? - сказал мальчишка.
- Не знаю, - мягко сказал Васька и уставился в потолок. - Просто мой дед, мой отец и я сам, наверное, не смогли бы и дня прожить без цирка. Вот я и подумал, что если когда-нибудь у меня будет сын…
* Очень длинная неделя
Телеграмма пришла рано утром. Секретарь директора цирка расписалась в книге реестров и, возвращая книгу почтальонше, удивленно спросила:
- А где же остальная почта, Анна Марковна?
- Остальная будет позже, - сказала Анна Марковна. - Это срочная… Проставьте время, Зиночка!
Анна Марковна ушла, мягко ступая лыжными ботинками, а Зиночка распечатала телеграмму.
Она бросилась было в кабинет директора, но вспомнила, что директора еще нет, и побежала вниз по лестнице. Выскочив в холодное круглое фойе и не найдя там никого, Зиночка отдернула занавес центрального прохода в зрительный зал.
На манеже женщина в бигуди, свитере и комбинезоне с лямками учила маленькую испуганную собачку делать сальто-мортале.
