Эдуард Лимонов - Исчезновение варваров
Ультиматум Хрущева: 27 ноября 1958 г. Советский Союз требует, чтобы оккупационные войска трех западных держав покинули Берлин.
Ответ Запада. Ультиматум Кеннеди: 16 июля 1961 г. Кеннеди провозгласил "три фундаментальных условия", определяющих поведение западных держав по вопросу о Берлине. 1. Право Запада присутствовать в Берлине. ("Никакого, — сказали бы сто тысяч наших погибших солдат. — Вы не пролили в Берлине ни капли крови. Почему вы должны быть здесь?" — Э. Л.) 2. Право свободного доступа в Берлин. 3. Право западных берлинцев решить их собственную судьбу. (Демагогия. Они потеряли это право, капитулировав. Вся Германия не имела этого права с 1945 г. по 1989-й. Почему Западный Берлин должен был быть исключением? — Э. Л.)
Советско-гэдээровский ответ на ультиматум Кеннеди: 13 августа 1961 г. Строительство Берлинской стены.
Ну и что ты думаешь, читатель? Кто более ответствен за строительство Берлинской стены? Советская сторона или западная? Я лично считаю, что западная. А Хрущев, как видим, оказался решительнее Сталина…
В 1963 г. "холодная война" отступает. Хрущев и Кеннеди освящают знаменитый "красный телефон" и вскоре договариваются о прекращении ядерных испытаний. Кеннеди отстраняют от власти, убив его в Далласе, Хрущева демократически «уходят» в отставку в следующем году. В следующие четверть века ничего сверхневероятного на германском фронте не происходит. Западные и советские военные глядят друг на друга с привычным недоверием через "Чек пойнт Чарли". Читатель отлично знает, что произошло далее…
…Полночь. Черно-красно-золотое знамя Объединенной Германии тяжело ползет вверх на экране моего телевизора. Звонят колокола церквей. Необозримая толпа подхватывает, следуя хору, поместившемуся на террасе рейхстага, Национальный Гимн, музыка Гайдна, слова Хоффмана фон Фаллеслебена. Рыжие германцы пьют за свое объединение газированные вина и настоящее шампанское, по-братски передавая бутылки в толпе. Мне у моего экрана, признаюсь, совсем невесело. Потому что Германия воссоединилась с советского согласия, но на западных условиях и будет входить в НАТО. Внуку и племяннику погибших советских солдат, мне нехорошо от этого. ("Злодей" Сталин, кстати говоря, предлагал Западу объединить Германию на условии, что она останется нейтральной, еще в 1952 г. Западные державы отказались.) Употреблю американское выражение: "ПАХНЕТ КРЫСОЙ" для меня их воссоединение. Комментаторы французского телевидения не вспомнили ни словом моих погибших солдат. Лично Горбачева скупо поблагодарил Лотар де Мизьер за то, что он "отказался от поддержки коммунистического режима силой оружия". А битвы за Берлин, получается, как и не было. И ста тысяч погибших не было.
Потому я наливаю себе стакан красного французского вина и пью за вас, моих солдат, за тебя, дед Федор, за тебя, дядя мой Юрий, за всех погибших НАШИХ. И за вернувшихся с войны живыми тоже пью.
На следующий день, объявленный в Германии днем национального праздника, открыв "Ле Монд" на странице пять, я узнал, что в Германии уже есть люди, "мечтающие о "территории Кенигсберг", где будут собраны вместе все советские немцы, рассеянные в настоящее время по необъятному СССР". Как видите, недаром мне "пахнет крысой" их воссоединение. Их мечты по мере удовлетворения первых аппетитов становятся все более гурманными.
1991 г.
ПРЕСТУПНАЯ ИДЕОЛОГИЯ
Преступные идеи существуют. Национализм относится к их числу. Национализм — идея (идеология, явление) вовсе не древняя, не пещерная, как принято считать. Это буржуазная идея, неотъемлемая от класса буржуазии. Само собой напрашивается историческое отступление.
Лексикологические исследования, проведенные на родине слова nation, во Франции, показали, что слово это не появляется в его современном смысле ранее второй половины 18 в. До этого нация неразличимо смешана с монархией, а монархия — это прежде всего персона монарха. Населяли монархии не граждане, но подданные «сюжеты» монарха. Дореволюционный (до 1789 г.) традиционный мир игнорировал «родины» и «нации» (взятые в смысле политических мифов и коллективистских идей) — он знал лишь «национальности», этнические ветви и расы как натуральные единицы, лишенные специальной политической ценности. Вот что писал по этому поводу идеолог и духовный отец европейских новых правых философ Джулиус Эвола (1898–1974 гг.): "Этот принцип политического суверенитета (в данном случае — французского абсолютизма. — Э. Л.) представлял собой первичный элемент, нация же — элемент вторичный, из первого следующий. Единство языка (французский язык, как известно, образовался из двух языков: "д'ой" и "д'ок", каковые сами являлись суммами языков. — Э. Л.), территории, «естественные» границы, относительное этническое единообразие — все это не существовало вначале и было результатом процесса формирования, каковой продолжался в течение веков, спровоцированный политическим центром и через роялистские и федеральные отношения с ним".
Таким образом, идеология национализма, которая почитает «родину» и «нацию» верховными ценностями, почти мистическими, почти наделенными своей собственной жизнью и имеющими абсолютные права на индивидуума, лжет. «Родина» и «нация» есть всего лишь результаты творческой деятельности предыдущих идеологий (в случае Франции — французского абсолютизма).
И "патриотические чувства" и "национальные чувства" связаны с мифологией буржуазной эпохи. Слово «патриот» было неизвестно до Французской революции. Оно появилось в первый раз в 1789–1793 гг. для обозначения тех, кто защищал революцию от монархии и аристократии. Точно так же в европейских революционных движениях (буржуазных) 1848–1849 гг. понятия «народ», «нация» и «патриотизм», с одной стороны, и «революция», «либерализм», «конституция» (то есть тенденции антимонархистские и республиканские) — с другой, были связаны, и часто неразрывно. Потому в этом климате буржуазной революции понятия «родина» и «нация» приняли политический смысл и ценность мифа, каковой выяснился позднее в деталях в открыто националистических идеологиях 20 в. (включая идеологию германского национал-социализма и итальянского фашизма).
Окрасившись политически от вываривания в одном тазу с «революцией», «антимонархизмом» и «республикой», национализм в его чистом экстремистском виде есть на самом деле идеология без идеологии, без политики. Принадлежность (всегда приблизительная, замечу, с натяжкой) к одной крови или к одной этнической группе не есть факт политический. Потому так расплывчаты и обыкновенно аполитичны определения нации и национализма. Морис Баррес, французский писатель-националист начала века, предложил свое, следующее: "Нация — это обладание старинным кладбищем и сила воли сохранить это бесценное наследство нетронутым". Поэтично, конечно, но и только. Бесспорно, что в национализме важнейшую роль играют сентименты, эмоции, исторические в их числе, но более всего сентимент принадлежности к одной группе. Потому следует искать объяснение феномена национализма не в политике, но в психологии группы. Вот что пишет по этому поводу фрейдист Эжен Энрикес: "…опыт доказывает, что группа существует только в том случае, если она может отличать себя от чужого (чужих), который есть прежде всего и всегда враг: враг внешний, с которым группа ведет войны, враг внутренний, тут мы сталкиваемся с феноменом козлов отпущения, открытая гражданская война или назревающая гражданская война (классовая борьба, наблюдение над "внутренним врагом")… Это ИМЕННО ВРАГИ ПОЗВОЛЯЮТ ГРУППЕ СУЩЕСТВОВАТЬ". Эту важнейшую истину прекрасно понимал крупнейший националист всех времен и народов Адольф Гитлер. Герман Раушнинг свидетельствует, что на вопрос: "Должна ли еврейская раса быть полностью уничтожена?", Гитлер ответил: "Нет… напротив, если бы еврей не существовал, нам следовало бы его выдумать. Нам необходим враг видимый, а не только невидимый враг". Ибо идеология национализма есть ПСИХОЛОГИЯ ГРУППЫ, созданной на основе жесткого отбора по принципу крови и наследственности. Это буржуазия превратила групповые инстинкты в идеологию.
При быстром разложении сверхнациональных идеологий вынужденно образуется идеологический вакуум. И так как населению, чтобы жить вместе и не развалиться на тысячи бандитских укрепленных городов и деревень, насущно необходимо обосновывать и скреплять совместное существование цементом идеологий, этот вакуум немедленно повсюду заполняется простейшей (неидеологической) формой идеологии — национализмами. Для возникновения национализма, таким образом, необходимы два элемента: идеологический вакуум и наличие буржуазии. Но особой буржуазии: незрелого, юного, плохо развитого, ограниченного, но энергичного класса. Воинственного, мстительного класса, бывшего при прежнем режиме политически угнетенным. Именно такие национальные буржуазии существовали в странах Восточной Европы к моменту распада монархической идеологии сразу в нескольких империях: Австро-Венгерской, Российской, Оттоманской. Именно такому классу мы обязаны появлением в Европе 20-х и 30-х годов агрессивно-национальных, фашистских и полуфашистских режимов. (См. мою статью "Больна была вся Европа" в «Известиях» от 14 сентября 1990 г.) Подобный мстительный, незрелый и энергичный класс существовал в СССР к 1985 г. Напомню много раз высказанное мной, но необходимое в тексте. В СССР не существует классической буржуазии (еще): финансовой, индустриальной и земельной, но благодаря общедоступному высшему образованию создался за годы Советской власти многомиллионный класс буржуазии знания. Его капиталом служат не фабрики, финансы и земли, но знания. (Подробно о советской буржуазии знания я писал в «Курантах» за 25 октября 1990 г. и в "Советской России" за 5 мая 1991 г.) Мощный, злой, накопивший множество не использованных сил за годы вынужденного политического безделья, он кипел, набирал температуру и был готов к извержению, как вулкан.