Олег Рой - Улыбка черного кота
Антону новоиспеченные любовники решили временно ничего не говорить. Временно – то есть до тех пор, пока он не вернется из армии. Не в письмах же в самом деле сообщать о таких переменах в их жизни! Светлана, будучи девушкой здравомыслящей, в глубине души все же опасалась, что любить-то ее Сергей любит, а вот жениться может на той, кого укажут ему родители. И потому, не форсируя события, но и не упуская из виду конечную цель их отношений, она почти не заводила прямых разговоров о свадьбе, действуя осторожно и исподволь.
– Давай скажем о нас Антону, когда поженимся. Вот он обрадуется! – например, говорила она Сергею, не ставя лобовых вопросов «когда» и делая вид, что само по себе это уже давно между ними вопрос решенный.
– Разумеется, обрадуется! – подхватывал он, тоже избегая конкретных дат и договоренностей и словно бы пропуская слова о свадьбе мимо ушей. – А как еще должен отреагировать лучший друг?..
Уж Сергей-то лучше всех знал, как неравнодушен Антон к их общей подруге; вряд ли новость об их романе сильно его обрадует. Но что же делать, философски рассуждал юный дипломат, удача сопутствует ему! Света тоже прекрасно знала о давней влюбленности Антона Житкевича, интуиция у нее была на уровне. Да и девчонки ей все уши прожужжали про его безответную любовь. Однако ей сейчас не хотелось об этом даже вспоминать, и, кроме того, в душе появилось какое-то пренебрежение к Антону: зачем молчал, почему не признавался, дурак? Упустил свою золотую рыбку, прохлопал удачу. А ведь мог бы уже давно застолбить ее за собой! Застолбить – именно так она и выражалась в своих потаенных мыслях, расценивая себя как золотое месторождение или ценный приз в жизненной гонке за счастьем.
С того памятного вечера, «с чайной церемонии», как любила повторять Светлана, они готовы были видеться каждую свободную минуту. Их роман с самого начала был бурным и со временем только набирал обороты. Молодые люди так давно и хорошо знали друг друга – характеры, привычки, взгляды на жизнь, семейные уклады, – что им не надо было тратить время на познание всех этих житейских обстоятельств. Теперь они познавали только потаенные закоулки тела, легкомысленно полагая, что уж душу-то друг друга они изучили давно. И это взаимное открытие телесной привлекательности, это пиршество плотских радостей было столь увлекательным, что молодая пара напрочь забыла обо всем, что не имело прямого отношения к их любви.
Однако будничная жизнь вскоре довольно настойчиво напомнила о себе: к концу второго курса и у Сергея, и у Светы возникли нешуточные проблемы с учебой. У Светланы они бывали и раньше (правда, вопрос об отчислении еще никогда не стоял), а вот для Пономарева это стало неожиданностью. Вероятно, он невольно связал бы эти проблемы со слишком сильным увлечением девушкой и начал бы понемногу от нее отдаляться, однако Света лишила возлюбленного такой возможности. Именно в этот момент она и начала массированную атаку на парня.
Пора выходить за него замуж – так она решила и начала действовать. Наконец-то у нее будет дело, которому она сможет посвятить свою жизнь. На законном основании она бросит всю эту дурь (иначе свое студенчество девушка уже и не называла) и начнет создавать мужу условия для учебы и карьеры. Они будут жить вместе. Не станут тратить время на свидания. Она мечтала по утрам готовить Сереже вкусный завтрак, провожать его на занятия, потом убирать квартиру, готовить обед, стирать и гладить… Это и есть ее призвание!
На самом деле Светлана понятия не имела обо всех этих женских занятиях, которые домохозяйки «со стажем» не зря именуют домашней каторгой. Однако считала, что так ей будет проще, веселее и интереснее. А главное – она обретет свободу, куда захочет, туда и пойдет, когда захочет, тогда и поедет отдыхать.
– Но на что мы с тобой будем жить? – пытался урезонить ее Сергей. Он сопротивлялся девушке вяло, потому что ее привлекательность в его глазах все еще была очень высока. Однако здравый смысл все же призывал его к осторожности. – Я же еще учусь, а родители вряд ли будут всерьез помогать, они не приветствуют таких ранних браков.
– Подумаешь, проблема! – уверенно отвечала ему Светлана. – Летом заработаешь, будем экономить. А я посвящу тебе все свое время, стану любить тебя, заботиться о тебе. Найду какую-нибудь подработку. Моя мама поможет, в конце концов… Выкрутимся! А потом ты начнешь работать, и все вообще образуется.
И она прижималась к Сергею всем своим гибким, точеным, желанным телом, и он, почти теряя сознание от жара, который исходил от нее, забывал обо всем и ощущал одну только гордость за то, что его любит такая потрясающая девчонка. И, обнимая ее, он невольно снова и снова вспоминал о той победе, которую сумел одержать над ничего не подозревающим другом. Антон там, в армии, небось грезит о Светлане, а в это время… она… с ним, с Сергеем…
Антон действительно не забывал о своих друзьях, хотя, надо признаться, особого времени для любовных страданий и воспоминаний о прошлом у него не было. С самого начала армия представлялась ему ненужным, но неизбежным периодом в его мужской жизни, и, собственно, так оно и вышло. Несмотря на то, что Антон был наслышан: москвичей в армии не любят, «деды» свирепствуют, служба тяжела, – у него не было никаких особых предпочтений, где служить. Ему было все едино, в каких частях и в каком климате отбывать эти два года. И все потому, что парень был поглощен одной-единственной мыслью: как можно быстрее отслужить и возвратиться в мединститут, к своим «железкам», к любимому занятию.
И все-таки, несмотря на полную неспособность Антона изворачиваться и устраиваться в жизни (а может быть, как раз именно поэтому), ему повезло. Головастых, грамотных ребят, вчерашних студентов, командование ценило и в обиду старалось не давать. Эти мальчишки вполне могли выполнять офицерскую бумажную работу, и Антон Житкевич очень скоро оказался среди таких счастливчиков. Мало того что он с самого начала попал в воздушно-десантные войска, да к тому же и в строю надолго не задержался.
Дело в том, что уже в самом начале службы, прыгая с парашютом, он сильно повредил ногу. Антона положили в госпиталь, а затем прикомандировали к войсковой части в Подмосковье, в штаб батальона. Это была канцелярская работа в чистом виде, и назначение на это место, разумеется, рассматривалось как временное, на период окончательного выздоровления.
Однако Антон, парень от природы аккуратный, так безукоризненно выполнял свою работу, что в отделе, где заполнялись демобилизационные документы и где до того царила полная неразбериха, установился небывалый порядок. И временное место службы сделалось постоянным – до конца армейского срока.
Начальство оценило старания Житкевича, а сослуживцы – его значимость как писаря. «Салагу», сумевшего выжить и стать незаменимым на такой должности, зауважали даже «старики». Канцелярское кресло оказалось ключом к нехитрому армейскому счастью. Несмотря на весь свой «кабинетный склад характера» (так думали о нем и в школе, и дома), Антон быстро сообразил, что вероятность контроля над ним ничтожно мала. Предположим, он позволял себе допустить ошибку при заполнении бумаг, и ефрейтор идет домой уже старшим сержантом – а это немалый престиж на гражданке. И работу легче найти, и зарплата поболе окажется. Старший сержант ВДВ!.. Это означало, что во время срочной службы человек прыгнул не три раза с вышки (что соответствовало действительности), а сорок раз и причем с самолета. Просто супермен, да и только! А нужно-то всего – немножко ошибиться в документах… Особого греха Антон в этом не видел (ведь он не вредил людям, а, напротив, помогал им), и потому допускаемый им время от времени обман казался ему вполне невинным, и угрызения совести парня ничуть не мучили.
Каждая ошибочка, которую допускал Антон в военных билетах демобилизующихся солдат, приносила ему все больше и больше популярности и уважения со стороны «дедов». Ясное дело, ни с какой дедовщиной он и близко не сталкивался, только слышал об этой дикости от других ребят, призывавшихся в одно время с ним, и старался, чем мог, помочь им. А поскольку Антон Житкевич всегда обладал умением посочувствовать и стремлением помочь, немалый авторитет он сумел завоевать в части и среди молодых призывников.
Только потом, уже на гражданке, когда он стал понемногу забывать про потерянные два года, он понял, как ему подфартило в жизни. Ужасы неуставных армейских отношений обошли его стороной. Встречая на газетных полосах очередной дикий материал о том, что творится в армии, он понимал, что для него армейские два года оказались скорее детским садом, нежели военным учреждением: думать ни о чем не надо, накормят, напоят, спать по расписанию уложат, да еще и непыльную работу дадут… Словом, красота.
Антон, научившись в ускоренном темпе справляться с канцелярскими делами, умел выкраивать время для своих учебных занятий. Он разработал комплекс упражнений для поддержания формы, учил латынь и анатомию, читал английские статьи по биохимии и по компьютерам, которые присылал или привозил ему отец, и вообще справедливо считал, что его жизнь в армии устроилась вполне сносно.
