Михаил Чулаки - У Пяти углов
Аврора Степановна передовая — это точно! Все отделение увешано графиками с разноцветными кругами и стрелами — наглядной агитацией, на которую старшая собирает каждый месяц с врачей по рублю, а с сестер по полтиннику и приглашает художника. И Яков Ильич не дурак, что так ценит старания своей старшей: по количеству этих кругов и стрел работа отделения оценивается ничуть не меньше, чем по койко-дням, процентам улучшений и прочей чисто медицинской статистике. Так что иронизировать можно по поводу антиникотинных проповедей Вольта, а наглядная агитация — дело сугубо серьезное.
И все-таки Аврора Степановна занимается не только графиками. Персонал она держит твердо, нельзя этого не признать. Сестры у нее не грубят, санитарки, обслуживая лежачих, не вымогают по рублю в день, а в других отделениях только об этом и слышишь. Потому Вольт не мог с уверенностью решить, кто же прав, а кто не прав: Марина или Аврора Степановна? А он привык четко различать, где правые, где виноватые, как вот в случае с курением: кто курит — тот безоговорочно не прав! — и такая неожиданная неопределенность отношения к Авроре Степановне его раздражала.
Но все же троксевазин Марина дала Савичу. Вольт в этом верил Марине, тем более что знал Савича. Значит, не права в данном случае Аврора Степановна.
— Я с ней поговорю, Марина.
Марина улыбнулась благодарно, но продолжала плакать.
Прямо не знаю, как работать, Вольт Платоныч. Тому же Савичу нужно еще колоть гепарин. Как я к нему подойду после такого?
— Хорошо, я с ней сейчас же поговорю. Аврора Степановна помещается в небольшом кабинетике. В отделении предполагались отдельно процедурная и перевязочная, но Аврора Степановна их объединила и таким образом высвободила комнату себе под кабинетик. И Яков Ильич согласился, хотя в ординаторской и тесно, и Вольту как психотерапевту кабинет нужнее, чем старшей.
Когда Вольт вошел, Аврора Степановна распекала за что-то буфетчицу. Буфетчица трепетала перед ней, как и весь персонал отделения, а потому почти не оправдывалась, а больше кивала, сгибая и так сутулую спину. Аврора Степановна похожа на фрейлину, какую изображают в средней руки фильмах: очень прямая, худая, тонкогубая. Она не сидела, а расхаживала по своему кабинетику, а буфетчица поворачивала вслед за нею голову.
— Так вот, чтобы это больше не повторялось, моя милая. Теперь я специально буду проверять.
Буфетчица еще раз подобострастно кивнула.
Вольт не собирался ждать окончания сцены.
Мне нужно провести с вами небольшое собеседование, Аврора Степановна.
Только один ВоЛьт, кажется, и позволяет себе такой тон со здешней старшей. Даже Яков Ильич разговаривает с нею не без заискивания.
Аврора Степановна посмотрела на него снисходительно, как на резвого школьника, и отпустила буфетчицу:
— Идите пока, моя милая. Мы еще с вами продолжим.
Та мгновенно исчезла, благодарная Вольту за внезапное избавление, хотя бы и временное.
Вольт уселся и сообщил с улыбкой, как самую приятную новость:
— Вы знаете, по статистике, инфаркты у злых людей случаются в четыре раза чаще, чем у добрых. И раки — в два раза. Так что вы не жалеете себя, Аврора Степановна.
А ведь действительно, когда-нибудь — и даже скоро — злиться будет считаться так же негигиенично, как не чистить зубы.
Снисходительность во взгляде старшей исчезла.
— Что вы, собственно, хотите этим сказать?
— Я очень ценю, что вы не распускаете персонал, но нельзя же придираться без вины.
— Да кто вы здесь такой, чтобы ценить или не ценить? Вы не заведующий и даже не штатный сотрудник! Являются сюда «ученые»!
Ах, вот как! Вольт тотчас забыл, что собственной злостью отравляет и себя.
— Я говорю только как психолог, Аврора Степановна. И хочу предостеречь. Тем более в вашем возрасте.
Все знают, что старшая сестра гордится своей моложавостью. И сейчас, хотя она постаралась не показать виду, но удар пропустила.
— Я сама о себе не нуждаюсь! — Она хотела сказать: «Сама о себе позабочусь», — Я позабочусь! Я не нуждаюсь ни в чьих!..
И сразу Вольт устыдился себя: не нужно было про возраст. Да и пригрозить инфарктом плюс раком — не слишком ли?.. Вот так с ним часто: если противник обнаруживает слабость, пропадает задор обличения, и становится его даже жаль, и видишь перед собой уже не врага, а человека… Вольт и сам не одобряет эту свою черту; он считает теоретически, что нужно быть принципиальным и не раскисать от жалости к плохим людям, — иногда это ему и удается, но не всегда. Вот и сейчас.
— Аврора Степановна, вам обидно, Марине тоже обидно — что хорошего? У нее тоже свои недостатки, но сегодня вы на нее зря: троксевазин она Савичу дала. Извинитесь вы перед ней — и увидите, вам самой станет хорошо на душе.
— Перед этой наглой нахалкой?! Никогда!
— Не такая уж она наглая нахалка. Плачет сейчас, а нахалки не плачут, тем более наглые.
— Нет, она всегда наглая нахалка! И когда молчит, и когда плачет. Знаю я ее плачи, не дорого они стоят!
Вольт попытался смягчить Аврору Степановну, заставить улыбнуться:
— Неужели и когда молчит?
Но старшая оставалась непримирима и недоступна юмору:
— Да, и когда молчит — нагло нахальничает! Люди будущего, те, которые полностью раскроют
свои внутренние резервы, они будут разумны. Прежде всего разумны! Научатся управлять чувствами. И не станут вот так бессмысленно упрямиться. И Аврора Степановна с ее внешностью величественной сухопарой фрейлины, казалось, должна стоять выше мелочной обидчивости и мстительности — ан, нет!
— Аврора Степановна, я ведь только как психолог. Психотерапевт. Отрицательные эмоции вредны. Зачем же вы себе вредите? Злитесь, обижаетесь.
Он хотел говорить участливо, но невольно прорывался оттенок иронии, и Аврора Степановна только этот оттенок и уловила:
— Молоды вы еще, Вольт Платоныч, надо мной насмехаться!
Да, ничего у Вольта с ней не выходило. Невнушае-мая. И Марине не помог, и самому обидно: потерпел неудачу. Не так уж часты у него неудачи, но каждая болезненна. Да и по самолюбию укол.
— Что ж, Аврора Степановна, оставайтесь какая есть. Только зря вы так. Потом подумайте на холодную голову: добрые люди здоровее и живут дольше — научный факт!
Интересно было бы, если б добрые не только жили дольше, но и детей рожали чаще. Чтобы доброта стала фактором естественного отбора! Какой бы от этого прекрасный прогресс всего человечества!
Последняя неожиданная мысль отвлекла Вольта, и воспоминание о неудаче растворилось само собой. Из больницы он вышел в хорошем настроении. Нет, правда: доброта — фактор отбора. Здорово бы!
Небо не затянулось облаками, и, навинчивая зеркало заднего вида, Вольт не удержался, взглянул с удовольствием на свои рыжие в солнечных лучах волосы.
3
ИМИ — то есть Институт медицинских исследований, в котором работает Вольт, находится совсем рядом с Крестовским островом, на Песочной набережной, только переехать Невку. Рассказывают, что первоначально его хотели назвать Институтом медицинских проблем, и по сути оно вернее: исследовать можно все что угодно, это занятие довольно-таки расплывчатое, тогда как проблемы обычно вполне конкретны и существенны. Но аббревиатура — а кто же станет выговаривать полностью? — в таком варианте давала бы легкий хлеб острякам, поэтому остановились все-таки на исследованиях. Однако и неосуществленный вариант не сгинул совсем, он вел существование призрачного двойника видимого всем ИМИ — и хлеб острякам все-таки доставлял.
На Песочную набережную ИМИ переехал сравнительно недавно, так что до сих пор иногда говорят: «Здесь, в новом здании». Новое здание — двенадцатиэтажная башня, с которой открывается роскошный вид на невскую дельту. И сама башня видна издалека, «являясь архитектурной доминантой района», как гордо заявил на митинге открытия автор ее нетипового проекта.
Хорошее настроение, с которым Вольт выехал из больницы, по дороге еще и усилилось, после того как на Каменноостровском мосту Стефа обогнал грузовик с номером 55–55. Во всякие дурацкие приметы Вольт, естественно, не верит, но все же бывает приятно встретить машину со счастливым номером. Никому Вольт об этом не рассказывает, потому что совестно признаться, но все-таки приятно.
На институтской стоянке Вольт, как всегда, причалил Стефу к желтому «пежо» — все машины здесь имеют постоянные места, и казалось, большой степенный Стефа дружит с юрким «пежо», потому и стоят всегда бок о бок. «Пежо» принадлежит Поливановой, она, как женщина сугубо современная, обожает водить машину и притом лихачествует — проколов в талоне она не боится, потому что директор ИМИ несколько раз лично объяснял начальству ГАИ, что Поливановой после ее необычайно ответственных опытов (зря не делают докторами наук, а тем более — совсем недавно — и медицинскими академиками!) требуется эмоциональная разрядка. В результате этих объяснений ей теперь без хлопот заменяют исколотый талон на новый. — завидно, конечно, ведь Вольт такими привилегиями не пользуется; впрочем, он и ездит аккуратно.
