Вся синева неба - да Коста Мелисса
Она, должно быть, уснула, потому что не сразу понимает, где находится, кто этот человек перед ней, положивший руку ей на плечо. На шее у него висит стетоскоп, на носу очки в золотой оправе. Она чувствует, как напряжены ее затылок и плечи.
— Мадам, идемте со мной.
Она приходит в себя, следуя за мужчиной. Его обувь кажется пластмассовой и странно хлопает по полу. Он впускает ее в кабинет. Дверь захлопывается за ее спиной. Он указывает ей на стул из жуткого синего пластика.
— Присаживайтесь.
Она садится. Смотрит на стаканчик для карандашей на ореховом столе врача. Консервная банка, выкрашенная в желтый цвет, на которой наклеены зеленые бумажки. Очевидно, подарок на День отца. Значит, у него есть ребенок.
— Так. С вашим другом все хорошо.
Врач делает паузу, и Жоанна пользуется этим, чтобы переменить позу. Она откидывается на спинку стула, чувствуя, как напряжение отпускает.
— Мы сделали ему эхокардиограмму. Похоже, у него сердечная аритмия, это значит, что его сердце бьется неровно, и это без видимых причин.
Он дает ей время переварить информацию. Она кивает.
— Точнее говоря, у него брадикардия. Его сердечный ритм не только неровный, но и замедленный. Меньше шестидесяти ударов в минуту. Сердце не способно дать организму достаточно крови и кислорода, особенно при физическом усилии.
Он наклоняется вперед и смотрит маленькими зелеными глазами прямо в глаза Жоанны.
— В каких условиях случился обморок?
— Он бежал.
— Бежал?
— Бежал и… отбивался.
Зеленые глаза становятся еще меньше.
— Он страдает потерями памяти, — уточняет Жоанна. — Ранний Альцгеймер. У него был один из приступов, когда он не знает, где находится. Он хотел покинуть ферму… среди ночи. Его пытались удержать.
Квадратные ладони врача ложатся одна на другую на ореховом столе.
— Итак, давайте рассмотрим каждую проблему в отдельности. Во-первых, брадикардия…
Он выпрямляется в кресле.
— Сердце бьется слишком медленно, и это подтверждает то, что я вам говорил… недостаточность ощущается во время физического усилия, как сегодня.
Он всматривается в нее, ожидая кивка, и она кивает, добавив робко:
— Врач, который осматривал его несколько раз, говорил о скачках давления…
— Это не скачки давления. Это брадикардия.
Он снова наклоняется вперед, сцепив руки на столе.
— А эти потери памяти, вы говорите…
Она ерзает на синем пластиковом стуле, ей не по себе. Надо ли было об этом говорить? Она вспоминает реакцию врачей в больнице Баньер-де-Бигор прошлым летом. Они не оставили им никакого выбора. Они сразу позвонили в центр клинических испытаний и родителям Эмиля. Да, но теперь все иначе. В этом Жоанна пытается себя убедить, нервно крутя обручальные кольца на пальце.
— Он страдает генетическим заболеванием… Это что-то вроде раннего Альцгеймера, и оно… оно разрушает его мозг.
Ей кажется, что она уменьшается под внезапно встревоженным взглядом врача.
— Генетическое заболевание, говорите?
Она кивает.
— Что же это?
— Я…
Она опускает глаза, смотрит на носки своих ботинок.
— Я не знаю названия…
Ей думается, что надо было спросить у Эмиля, когда он был еще в себе. Теперь слишком поздно. Доктор откидывается в кресле и старается сделать ласковое лицо.
— Полно, не переживайте. Мы найдем это в его медицинской карте. Полагаю, его брадикардия имеет отношение к этой патологии…
Он снимает очки в золотой оправе и рассеянно протирает их, о чем-то размышляя.
— Он не наблюдается по поводу своей болезни?
Жоанна снова меняет позу на стуле. Ей все больше не по себе. Она повторяет про себя: Теперь все хорошо, мы женаты.
— Нет. Ему… ему предлагали клинические испытания, но он отказался. Болезнь неизлечима… Он не хочет ложиться в больницу.
Ей кажется, что врач смотрит на нее все с большим недоверием, но это, вероятно, лишь плод ее воображения. Он медленно надевает очки.
— Нам придется посмотреть его медицинскую карту.
Она кивает и робко спрашивает:
— Потом вы его отпустите?
Брови врача властно хмурятся.
— Это зависит…
— Зависит от чего?
Она пытается не быть невежливой и не давить, но это трудно. В ней поднимается паника.
— Для начала мы подержим его под наблюдением несколько дней по поводу брадикардии.
Он барабанит тонкими пальцами по ореховому столу.
— Нам придется запросить его медицинскую карту. Его генетическая болезнь может быть причиной нарушений сердечного ритма и других будущих проблем. Мы не можем пока его отпустить.
Ее сердце сжимается. Происходит все, чего она боялась. Эмиль в больнице, подключенный к аппаратам, едва ли через час после их приезда в великолепный маленький цирк. Паника давит, закупоривает ей горло. Она начинает хриплым голосом:
— Он определенно просил меня не отдавать его в больницу. Я… Мы женаты. Я его законная опекунша… Я готова подписать любую расписку, чтобы вы его отпустили.
Врач жестом прерывает ее.
— Уже поздно, мадам. Вы устали от событий сегодняшнего вечера. Вам надо пойти отдохнуть. Мы поговорим об этом спокойно завтра, хорошо?
Он улыбается ей, стараясь, чтобы улыбка вышла доброжелательной, но в ней сквозит властность. Жоанна кивает. Сегодня у нее нет сил сопротивляться. Врач поднимается из кожаного кресла. Он делает шаг к выходу и поворачивается к ней:
— Вас проводить? Вы бы вызвали такси…
Но она не двигается. Она должна сказать… Она не может уйти, не удостоверившись…
— Доктор…
— Да?
— Я его законная опекунша… Если что-нибудь… Если… Надо будет принять решение или… свяжитесь со мной… Хорошо?
Он по-доброму улыбается ей.
— Мы не будем принимать никаких решений сегодня ночью. Будьте спокойны. Ваш муж стабилен. За ночь он отдохнет и восстановится. Мы поговорим обо всем этом завтра утром на свежую голову. Договорились?
Она повинуется и медленно встает. Врач открывает дверь и подает ей руку.
— Увидимся завтра. Доброй ночи.
Он смотрит, как она уходит в тишине белого больничного коридора своей странной походкой, одновременно тяжелой и легкой. Тяжелой, потому что она как будто несет тяжелую ношу. Легкой, потому что она как будто парит над землей.
Изадора бежит навстречу Жоанне, когда такси высаживает ее перед уснувшей фермой. Свет в пастушьих хижинах погашен. Все ушли спать. Изадора — нет. Она, должно быть, с тревогой ждала их возвращения.
— Как он, Жоанна?
Жоанна стоит перед ней с усталым и озабоченным лицом.
— Они его оставили?
Она кивает.
— На несколько дней.
Изадора увлекает ее к хижине, обняв за плечи.
— Идем, я приготовила тебе настой. Он поможет уснуть.
Дверь хижины открывается, и Жоанна видит Марико, он не спит, сидит за деревянным столом над книгой. Голая лампочка освещает слабым светом скудный интерьер.
— Как он? — спрашивает Марико, подвигая ей стул.
Он приглашает ее сесть. Она медленно садится, а Изадора тем временем приносит старенький чайник с плиты. Пытаясь собраться с силами, Жоанна начинает:
— У него проблемы с сердцем…
Глаза обоих округляются.
— Его сердце бьется слишком медленно. Оно не может поставлять кровь и кислород, особенно при физическом усилии.
Изадора ставит перед ними черный чугунный чайник и три крошечные чашки. Потом садится рядом с Жоанной и ласково спрашивает:
— Это связано с другой его болезнью… С Альцгеймером?
Жоанна кивает.
— Да, связано. Это из-за…
Она уже не помнит, что он ей объяснял. Речь шла о мозговом стволе и разрушении. Больше она ничего не знает.
— Часть его мозга разрушается.
Тягостное молчание повисает в маленькой хижине. Проходит минута, прежде чем Изадора решается наполнить чашечки. Плеск воды как будто пробудил Жоанну. Она выпрямляется и ерзает на стуле.
— Мы с ним заключили договор. Когда он был еще в себе. Он взял с меня обещание ни за что не возвращать его домой. Он хотел умереть вдали от взглядов, вдали от своих близких. Поэтому он и уехал.
