Семен Данилюк - Сделай ставку - и беги, Москва бьет с носка
Листопад же, назначивший себя первым заместителем Гендиректора, сосредоточился на изучении финансовых документов.
Уже на следующий день он, к отчаянию Петра Ивановича, лишил его единственной надежной опоры, - уволил зама по финансам. И, странное дело, вдруг оказалось, что аренда - вещь все-таки прибыльная. При этом по этажам Иван не бегал и публично не матерился. Просто выложил перед арендаторами суммы недоплат и кротко разъяснил, что, дабы не потерять веру в человечество, ничего не хочет слышать об "откатах", что до него здесь практиковались. Но тем, кто через неделю полностью не погасит задолженность, охрана перекроет вход в здание. А потом бегайте по судам, сколько дыхалки хватит. Так что - с пионерским приветом!
И пересохшее русло начало заполняться влагой, а вскорости в институтскую кассу по нему побежал резво журчащий, золотоносный ручеек.
Сотрудники приободрились. С теми же, кто нешуточно нацелился любыми способами уехать из России, Иван от имени института заключил договор, - они заканчивают свои темы. А по достижении результата институт помогает им оформить гранд, выделенный для российских ученых, в которых заинтересованы США. И уезжают они не мойщиками окон, а высокооплачиваемыми научными сотрудниками в элитное учреждение.
После этого захиревшая с голодухи научная мысль забила ключом.
* Всё шло бы расчудесно, если бы не сам Иван. Истомившийся без любимой и вновь обретший ее, он жадно, забыв обо всем, бросился наверстывать упущенное. Почти в открытую перебрался жить к Анжеле. Дома, к отчаянию Таечки, появлялся лишь урывками. Встречаясь в институте с дядькой, обсуждал неотложные дела и к вечеру, боясь расспросов и упреков, поспешно исчезал до следующего утра.
Петр Иванович до поры отмалчивался. Но было заметно, как накапливается в нем обида и как всё труднее сдерживать ему нарастающее раздражение. В конце концов неизбежное произошло, - недовольство выплеснулось наружу.
В один из вечеров, отпустив участников вечерней планерки, Петр Иванович предложил Ивану задержаться. Понявший, о чем пойдет речь, Иван подобрался и насупился.
Какое-то время тяжело молчал и дядька. Достав коробок, он зажег спичку и принялся перекатывать меж пальцев. Оба неотрывно следили, как догорает слабеющий огонек.
- У Таечки вчера нервный приступ случился, - сообщил Петр Иванович. - Пришлось "скорую" вызывать.
- Не знал, - буркнул Иван. - Сегодня заеду.
Неудачная эта фраза будто освободила Петра Ивановича от привычной деликатности, дотоле мешавшей объясниться.
- А откуда тебе знать?! - внезапным фальцетом выкрикнул он. - Ты ж дома не бываешь. Полтора месяца как вернулись. Сколько раз ночевал? А у меня не костылёвская ночлежка. Тут семья твоя!
- Дядя Петь! - осаживающе пробормотал Иван.
- Я тебе не дядя Петь! Я тебе сейчас отец жены твоей. Знаю: завёл бабу. И понять могу, - кто без греха прожил? Но что ты-то творишь? В открытую. На разрыв. Она и без того сына потеряла. Или забыл, чем всё чуть не кончилось в восьмидесятых? Хочешь чтоб как с моей женой?!..
Он прервался. Боясь привлечь нечистую, испуганно поплевал через плечо.
- Перекрестись ещё, - дерзко посоветовал хмурый Иван.
Старый атеист не медля истово перекрестился.
- Еще? Или хватит? - мрачно вопросил он. - Что хошь сделаю, чтоб дочь в обиду не дать. Никому не дать! И без того исстрадалась.
Он перевел дыхание.
- Влюбился я, дядя Петь, - через силу признался Иван.
- Если б еще без любви, так вовсе б поганец был, - дядька жестко прищурился. - Но мне на твою любовь растереть. Дочь дороже. А ей, чтоб в себя прийти, надо либо опять с тобой, охломоном, к которому присохла, либо уж разом знать - нет тебя и больше не будет. Так что выбирай.
- Может, и впрямь ей лучше без меня? - робко протянул Иван. - По мне, так куда лучше. Беда, что она так не думает. Всё надеется. Но если надумал уходить, то совсем. Отовсюду. Был и - нет!
- Отовсюду - это что?.. Никак из института гонишь?
- Гоню! - отчеканил Петр Иванович. Угадав по ивановой усмешке, что тот собирается сказать, опередил. - И денег мне твоих не надо.
- Да без моих денег из-под тебя институт выгребут, - напомнил Иван. Со скрытой угрозой в голосе.
- Пусть! Что будет, то будет! Раз станешь чужим, отходи в сторону.
Иван опешил, - такого поворота он не ждал. Тон Петра Ивановича не оставлял сомнений в его решимости исполнить угрозу.
- У меня в моторе, похоже, керосину совсем немного осталось, - Петр Иванович потыкал себя в область барахлящего сердца. - Но что осталось, то пущу ей на обогрев. Рассчитывал на тебя, думал, новых внуков нарожаете. Притретесь. Но раз нет, так нет.
Голос его подозрительно задрожал. Боясь выказать слабость, он прервался, выхватил новую спичку и, казалось, погрузился в созерцание огня.
Иван испытующе прищурился.
- Эх, дядька, дядька, - он укоризненно помотал головой. -С чего ты взял, шо я-то козлом в эмпиреях любви скокаю и ни о чем не думаю? Тоже, знаешь, не всякую ночь сплю. И что рвать с ней надо, понимаю. Тем более, куда вы без меня? Но - трудно. Иной раз совсем решусь. А у самого вот здесь пульсировать начинает, - он ткнул в шейную вену. - И - отступаюсь. Понимаю, шо пока она рядом, рано или поздно, опять сорвусь.
- Может, денег дать, да и пусть из Москвы... - обнадеженно встрепенулся Петр Иванович.
- Прикидывал, - согласно покачал головой Иван. - Куда-нибудь, шоб самому не добраться. В Штаты или в Канаду. Я уж подумал, нельзя ли в какое-нибудь представительство от Академии наук. Да к тебе с этим было неловко подходить.
- Сама-то захочет?
- Уговорю. Какая русская девка, если с визой помочь, от Америки откажется?
Петр Иванович решительно поджег весь коробок. Прищурившись, оглядел блудного зятя.
- Раз так, готовь документы. Через пару недель отправим твою зазнобу. Пару недель тебе хватит напоследок натешиться? Тайке, так и быть, скажу, что в командировку тебя отослал.
Иван благодарно сжал дядькино плечо. Поднялся, прощаясь. Внезапно нагнулся к уху.
- А насчет, кому сколько осталось, так ты еще, глядишь, на моих похоронах порыдаешь.
Лукаво подмигнув, он вышел. Озадаченный Петр Иванович проводил племянника обеспокоенным взглядом.
- Тьфу на тебя, - пробормотал он и, на всякий случай убедившись, что кабинет пуст, пару раз перекрестился, - уже привычной рукой.
* Из таинственной командировки Листопад вернулся почерневшим, будто резко "завязавший" алкоголик, и - неожиданно переменившимся. Теперь всё свободное время он проводил с женой, словно задавшись целью восполнить ей то, чего лишил после возвращения на Родину. Петр Иванович, видя счастливые глаза дочери, самодовольно оглаживал подбородок.
* Меж тем наступил июль. А с ним подоспел и аукцион.
События до удивительности точно развивались по сценарию, прописанному Иваном Листопадом. Будто судьба в него и подглядывала.
Петр Иванович оформил-таки кредит на два миллиона долларов. Всяких инсайдеров имя Балахнина попросту распугало, потому никто из посторонних на аукцион не заявился. Зная это, "Конверсия", как и предполагал Иван, выставила для участия лишь одну компанию. И сумму, как оказалось, заявила едва ли не тютелька в тютельку по Листопаду - два миллиона пятьсот пятьдесят тысяч долларов. Когда вскрыли победную заявку института - два миллиона восемьсот тысяч, оторопели даже устроители аукциона. С извиняющимся, беспомощным видом смотрели они на потрясенных представителей "Конверсии". Те, оправившись от шока, само собой, бросились звонить. Но поезд ушел - аукцион состоялся.
На следующий день, прихватив выписанный вексель, Антон и Иван отправились в банковское представительство, где и был оформлен необходимый платеж. Вексель по возвращении до поры припрятали в сейф в кабинете Гендиректора, к которому имели доступ лишь оба Листопада. А еще через четыре дня деньги поступили на счет устроителей аукциона. Свершилось!
В институте воцарилось торжествующее веселье. Готовился банкет.
Петр Иванович пребывал в перманентном блаженстве. Ему хотелось вновь и вновь возвращаться к обстоятельствам чудесного спасения института и выслушивать похвалы в адрес гениального племянника. А поскольку посвященных в детали было всего трое, то он взял за привычку под всяким предлогом заманивать к себе Антона.
Антон не обманывал ожиданий восторженного старика и с удовольствием нахваливал изворотливость иванова ума.
- Что изворотливость? - притворно возмущался Петр Иванович. - Ведь всем для дела пожертвовал. Вот что важно.
Вошедший внезапно Иван так и застал обоих в состоянии эйфории.
- Празднуете? - произнес он. - Тогда уж, чтоб все точки над "и", - показываю фокус. Он бесцеремонно залез в дядькин стол, достал ключ, вскрыл сейф, привычно засунул голову вглубь, вытащил наружу файлик с лежащим внутри векселем, любовно оглядел.
- Вот он родимый. Внимание - фокус-покус стоимостью в три миллиона!
