Валентин Гнатюк - Перуновы дети
– Да-да, – согласилась Лида, – а что он говорит по поводу исчезновения дощечек?
– Пропаже дощечек он даёт в разное время различные объяснения. Это я вычитал из его книг и писем. Вначале говорит, что домовладелец, имевший ключ от квартиры Изенбека, видимо, использовал дощечки для растопки плиты… Вспомни, когда умер Изенбек? В августе. Какая печь топится в жару, летом? Потом Миролюбов объясняет, что часть картин и дощечки были изъяты немецкими спецслужбами «Аненэрбе» – «Наследие предков». Затем говорит о том, что квартира художника подверглась варварскому разграблению, в результате чего исчезло три четверти картин Изенбека и дощечки. Кстати, я спрашивал фрау Миролюбову, она о краже картин ничего не знает. А о дощечках вообще говорить не хочет, впечатление такое, что ей неприятно само воспоминание о них.
– Может быть… – Лида запнулась, – может, это связано с личностью Миролюбова, его каким-то неблаговидным поступком? Может, он сам уничтожил дощечки или продал их?
– Кто знает, – потёр лоб Вячеслав, – Миролюбов – человек загадочный…
– Что же будем делать с романом? – грустно вздохнула Лида. – Мы хотели написать обо всём так, как видим и чувствуем. Это значит: сказать правду, и про Миролюбова тоже… Но Галина Францевна живёт ради увековечивания его памяти, ради светлого идеала, кем был для неё Юрий Петрович. И если она прочтёт или от кого-то услышит… Выходит, это как раз тот случай, когда по этическим нормам мы должны сохранять молчание?
– Я считаю, – после долгой паузы произнёс Вячеслав, – мы должны писать так, как думаем.
– Но так же…
Чумаков улыбнулся.
– Ну, не будь Миролюбова, мы, возможно, так никогда и не узнали бы об уникальных «дощечках Изенбека» и прочих вещах. В этом его заслуга несомненна. И потом, мы ведь пишем художественное произведение. Конечно, кое-что заимствуем из реальности, но наши литературные персонажи – не портреты конкретных людей. Мы излагаем версию, которая является лишь одним из множества вариантов развития событий тех дней… К тому же мы должны воздать должное незаслуженно приниженной личности Изенбека, которая, в сущности, выходит во всей этой истории на первый план. Каждый, между прочим, имеет право на свою точку видения…
– Согласна, ну и хитрец же ты! – Лида, смеясь, растрепала мужу волосы.
Они говорили, обедали, опять говорили, пока в комнате не сгустились сумерки. Лида взглянула в окно и всплеснула руками.
– Ой, Слава, на улице уже темно, мы с тобой проговорили весь день и не заметили! А ему, – она опустила глаза на живот, – нужен свежий воздух…
– Всё-всё, извини! Уже собираюсь! – с готовностью откликнулся Вячеслав. – Как справедливо отмечают твои собратья-медики: моцион перед сном – отличная штука!
Они вышли на улицу. Прохладный ночной воздух приятно освежил лица.
– Куда направимся, мадемуазель?
– Хороша мадемуазель с таким животом, – засмеялась Лида. – Давай пройдёмся к парку.
– Для меня, Лидок, ты всегда будешь «мадемуазель», я и себя зрелым мужчиной пока не считаю. А в сравнении с Вечностью можно сказать, что мы с тобой ещё мальчик и девочка, бредущие в неизвестность под звёздным пологом ночи. Красиво сказал, а?
– Слава, как ты думаешь, Светозар, Велимир, Мечислав и другие образы из твоих видений – они реальны? Я имею в виду, они действительно могли существовать когда-то? – задумчиво спросила Лида.
– Трудные вопросы задаёте, мадемуазель, – отвечал Вячеслав. – Может, мы всё это с тобой нафантазировали. А может, в самом деле установили какие-то непознанные связи с прошлым…
– Я вот думаю, насколько… – начала Лида.
– Насколько правдивыми получились эти персонажи? – договорил Вячеслав.
– Опять ты не даёшь мне закончить мысль, – слегка обиделась Лида.
– Виноват, извини! – Вячеслав в знак примирения поцеловал жену в плечо. – Прости, больше не буду выскакивать.
– В последний раз, больной, поверим вашему обещанию, – с напускной официальностью произнесла Лида, – хотя вы всё равно врёте…
Вячеслав с чувством глубочайшей вины вздохнул и тихо ответил:
– Конечно вру, доктор. Я неисправимый пациент…
Оба прыснули со смеху.
– Мне кажется, – вернулась Лида к прерванной мысли, – что тысячу раз правы Ричард Бах, Иван Ефремов и другие писатели-мыслители в том, что ничто не случайно, и между различными явлениями всегда есть тончайшая взаимосвязь…
– То, что наши пращуры именовали Сварожьими законами, законами Прави, – вставил Вячеслав, забыв о только что данном обещании.
Лида приложила палец к его губам.
– И наверное, не случайно, – продолжила она, – что для осмысления нынешних событий и понимания настоящего мы почувствовали необходимость нырнуть во времена крещения Руси, а оттуда – ещё глубже…
– И наверное, не случайно, – подхватил Вячеслав, – появились именно эти образы. Первыми – старец и мальчик на поляне в лесу, затем остальные.
– А битва Святослава с норманнами? – добавила Лида. – Она ведь написалась у тебя на одном дыхании, как и посвящение Светозара в воины, и праздник Купалы, и Древо Жизни.
– Ты права. Иногда возникают моменты, когда раздвигается пелена времён, и ты не просто видишь картину, а как бы участвуешь в ней изнутри, буквально на себе ощущаешь происходящие события. Тут идут такие подробности, которых и в мыслях никогда не имел. Знаешь, на что это похоже?
– На то, как палеонтологи восстанавливают по останкам реальные образы древних животных? – на сей раз угадала Лида.
– Да. Только я вот ещё о чём подумал, Лидок, а не существует ли возможности подобной реконструкции по астральному скелету?
– Что ты имеешь в виду?
– Вспомни методику по воссозданию астральных двойников. Основное, что для этого требуется: уловить сущность человека, животного или даже предмета, найти, почувствовать его «несущую конструкцию», его «скелет». И тогда начинают словно сами собой «притекать» подробности: черты лица, детали одежды, особенности поведения, прочие характерные детали. По-моему, то же самое происходит у художников, поэтов, писателей, вообще у творческих людей. Когда им удаётся ухватить суть, то сами потом удивляются, как персонаж начинает строить сам себя: подсказывать внешность, привычки, особенности речи. Кисть художника схватывает нужные сочетания красок, а резец мастера едва поспевает за озарением мысли. Не произошло ли подобное и у нас? Светозар и Ивица, баба Ганна и дед Славута, Велимир и Мечислав – плод ли это творческого воображения или мы смогли, уловив сущности, извлечь образы реального прошлого?
– Постой, постой… – остановила Лида Вячеслава, сжав его руку, чтобы справиться с объёмом нахлынувших мыслей. – Значит, как по скелету восстанавливают ископаемого динозавра, так по астральной конструкции можно воссоздать облик реальных людей? Но ведь у палеонтологов есть конкретные скелеты и научная методика, а тут что?
– Точно такая же наука, Лидок. Анализ и синтез отдельных деталей, каких-то штрихов, событий, поступков, времени, условий, десятков и сотен «косвенных» данных, в результате обработки которых и возникает конкретный образ. Вспомни те моменты, когда написаное казалось нам самим фантазией, а потом ему находились убедительные подтверждения. Да вот, зачем далеко ходить: образы Миролюбова и Изенбека, когда мы о них почти ничего не знали, видели только фотографии и написали так, как подсказывало чутьё. А теперь, после моего визита к фрау Миролюбовой, что выяснилось? Есть противоречия?
– Ни одного! – радостно согласилась Лида. – Мы узнали только подробности, которые ярче проявили сделанные нами наброски. Как ты говоришь, «нарастили мяса на скелет».
– Вот именно. Просто понимание общих закономерностей и объёмное мышление – это огромный труд. Сколькому нам пришлось научиться, от скольких, по мнению других, материально необходимых вещей отказаться. По сути, мы с тобой действительно будто живём в ином мире, родная! – Вячеслав обнял жену. – Вокруг развал, инфляция, жестокая проза жизни с одной целью: выжить, заработать на кусок хлеба. А мы как-то выкручиваемся, находим время заниматься тысячелетней историей, читать, писать, размышлять. Всё, что мы до сих пор делали, создавалось по движению души, нас увлекало само творчество, процесс открытия, и этим делало счастливыми!
– Может, славянские боги благоволят к нам за то, что мы о них вспомнили? – серьёзно спросила Лида. – Сколько было трудных моментов, а прикосновение к этим образам, к этой философии вливало новые силы. Такое ощущение, что мы набрели на чистый вечный источник, о котором все давно забыли. И так хочется поделиться этим открытием с другими…
Остановившись под высокими тополями, Лида запрокинула голову.
– Слава, мне сейчас показалось, что всё это уже было: тихий вечер, звёздное небо и мы – у тополей – с ощущением какой-то трепетной тайны. Это было когда-то, очень давно. И теперь мы снова стоим здесь, и листья тихонько шепчут нам о прошлом или, может, о будущем…
