Сергей Солоух - Игра в ящик
Около двенадцати позвонил Левенбук и сообщил, что время идти развешивать листы. Гарик, по своему обыкновению, где-то шатался в это время дня, и в секторе помимо Ромы был только Матвей Гринбаум. Беззвучный, как всегда, сидел и разбирал очередную порцию своих стуковских, угольной пылью крепко с двух сторон наперченных бумажек.
– Пойдешь со мной? – спросил Подцепа Мотю.
– Конечно, – кивнул Гринбаум с готовностью верного школьного дружка, – руки только вымою.
Вышли, тем не менее, вместе, и пока Матвей, сам себе сандружина, ходил в дальний конец коридора устранять выявленные недостатки в области личной гигиены, Роман курил. Неспешно переводил гнутую, пароходную дудку беломорины из правого угла губ в левый и обратно.
«Удивительным образом все изменилось с приходом к власти Левенбука, – думал Роман. – Все что-то делают теперь, все вдруг забегали, зашевелились, самые безнадежные, отпетые уже... осенью собирается обсуждаться Караулов, Гарик – не бей лежачего, что-то теперь носит Алексею Леопольдовичу, правит, рисует... И Мотя, неисправимый мелочный педант, готовый месяцами, годами обсасывать, обдумывать пять спектрограмм, как будто бы поднял глаза, увидел, что мир – не бесконечность точек, каждая из которых сама, подобно кляксе, немедленно, неудержимо расползается во все стороны, как только на ней сосредоточишься, займешься, нет, любой предмет – нечто, имеющее рамки, пределы, этапы, общую цельность и структуру, а значит, вполне укладывается в главы, параграфы, введение и заключение...»
И в самом деле, какая-то постоянная приподнятость и в то же время безнадежность пронизывала все при Прохорове, словно в тайге все потерялись, и страшно, и красиво, а теперь – метрополитен им. В. И. Ленина, объявляют: «Следующая станция – Площадь Ногина» – и следующая, волнуешься ты или нет, беспокоишься или не очень, будет непременно именно она, Площадь Ногина, и ничего другого... Ни диких опьяняющих цветов, ни мертвого, в отчаяние бросающего бурелома...
«Ноль неожиданностей. Ну разве только исчезновенье навязчивой, как солнце летом, рыжей Ленки. Который месяц не появляется, наверное, с конца зимы уже. С самого са мо еда-февраля. Заболела? Вдруг вышла, как из пушки, замуж? Интересно, мелькнет сегодня в зале? Назойливая болельщица. Дура...»
– Пойдем, – сказал освежившийся Гринбаум, и Рома, бросив в урну уже давно остывший, дегтярной звездочкой запекшийся окурок, откликнулся:
– Да-да, пойдем.
На крыльце корпуса Подцепа и Гринбаум нос к носу столкнулись с Карауловым.
– Ты что, опять там дрых, сибирский лось? – Гарик казался несколько даже запыхавшимся, и керосинная рожа его переливалась. – Начальство волнуется уже, тот, что перед тобой, горячая эстонца из Кохтла-Ярве, похоже, быстро отстреляется. Они такие, разрушенцы. Даже из Ко-о-охтла-а-а Я-а-арве-эээ.
Вот как, не шлялся где попало, а сидел на совете, а потом сюда понесся. Трогательно. Ромка посмотрел на разноцветного Гарика, потом на всегда матового, непроницаемого Мотю, который сегодня, странным и необыкновенным образом, тоже казался слегка подсвеченным и даже как будто бы с подобием улыбки на губах, и сам в ответ улыбнулся.
«А ведь правда почин. Давненько никто не то что в секторе, да и в отделении не защищался. И вот наконец первый левенбуковский пошел. Пошел. Роман Романович Подцепа...»
– Поихалы? – сказал Роман, и Мотя, заразивший после своих стуковских командировок всех этим смешным суржиком, отозвался с радостной готовностью:
– До дому!
Но торопились зря. Начало защиты Р. Р. Подцепы задержалось почти на двадцать минут. Опоздал его первый оппонент. Доктор наук профессор МГИ Виктор Степанович Чуприна. И тягостное ожидание, переглядывание членов совета, шепоток ученого секретаря и мерное постукивание председательского карандаша о стол, внезапный перебив ритма уже начавшейся, уже звеневшей весело и ладно песни словно самого соискателя, еще мгновение назад цельного и неразъемного, как томская речная галечка, раскинули и разобрали на эти предсмертные, тихие и безнадежные, мгновенно замирающие звуки. Шелест бумаги, скрип стульев и резкий звонок телефона из открытой двери приемной.
Черные глаза Левенбука – вот все, что видел Роман со своего места в первом ряду. Два пулевых отверстия. И вдруг в зал, полный запахом крепчавшего и кислотой уже разившего недоумения, влетел В. С. Чуприна. Веселый и самодовольный. Словно обритый острым сизым лезвием быстрого беззаботного движения. В костюме, но без галстука, в распахнутой сорочке и в клоунских кроссовках под цвет брюк. Синий московский «адидас» с тремя полосками на белой манке. Зря, в общем, Ромка волновался за свои никому невидимые, блестящие, как олимпийский лед, зимние сапоги.
Раздались восклицания, смешки, совсем иначе заскрипели стулья, победно стукнул карандаш, и секретарь, откашлявшись, заговорил в полный голос, приглашая соискателя, Р. Р. Подцепу, занять свое место на невысокой сцене. А он уже шел, перекатывая каучук подошвы со скошенного каблука на заостренный нос, большой, широкий, вновь собравшийся, сверхплотный, неделимый, и лишь глаза немного разбежались. Но именно они, слегка косящие, непарные и непослушные, создавали видимость особой, подлинной и неповторимой ученой сосредоточенности.
«Высокая степень корреляции результатов расчетов по разработанной методике с данными шахтных экспериментов, приведенными в работе и опубликованными другими исследователями, позволяют считать предлагаемую методику применимой для расчетов предельных по устойчивости параметров режима работы приводов резания для комбайнов любой энерговооруженности во всех группах типовых условий применения по разрушаемости».
Он говорил уверенно и четко, как и задумывал, мечтал, словно камешек-голыш пек блинчик за блинчиком, шел строго в графике, плавно и логично переходя от положенья к положенью, от результатов к выводам, и когда у последнего, буквально свежеиспеченного листа номер двадцать один остановился и закончил: «При этом расчетный экономический эффект от научно обоснованного выбора параметров, режима работы очистного комбайна КШ-1КГ в условиях ВПО “Южсибсуголь” составил 1940 рублей на комбайн в год», – председатель совета доктор наук профессор Сергей Прокофьевич Михайлец, сидевший весь доклад к нему вполоборота, одним крылом, косившийся через плечо, следивший краем то одного, то другого глаза, наконец шумно, как будто с чем-то решительно определившись, развернулся к кафедре, к Роману Подцепе всем телом, воробьиной серой грудью и громко, внятно на весь зал совета произнес: «Спасибо» – и эта реплика, одно-единственное торжественно сказанное слово показалось Р. Р. Подцепе громом аплодисментов. Да и не только ему одному.
Потом пришло время кроссовок из синих лилий. В. С. Чуприна зачитал свой в высшей степени положительный отзыв, как будто все еще отдуваясь, мотая круглой футбольной головой, время от времени почесывая за ухом и непрерывно покачивая одному лишь Роману видимой со сцены, сверху, ногой в неадекватной общей обстановке ученого собрания беговой обуви. Коленом упираясь в плоскость стула и вентилируя темные среды в пенале узкой кафедры, профессор Московского горного чирикал смешным дискантом:
– Следует особо отметить хорошо сбалансированное в работе соотношение глубоко и нетривиально проработанного вероятностно-математического раздела с основанной на этих теоретических разработках ясной и легко реализуемой в условиях реального производства методике технологических расчетов режимов эксплуатации горных выемочных машин.
Второй оппонент, мелкий и блестящий, как брошка на дамском платье, к. т. н. и с. н. с. ИПУ им. Б. Б. Подпрыгина Леонид Лазаревич Гитман был необыкновенно четок, элегантен и обстановке соответствовал во всех возможных смыслах. Он мысли артикулировал телевизионным тенором, не прикасался к открытым частям своего тела и не шевелил закрытыми, но вывод сделал тот же, что и первый, расхристаный, глаголы комкавший и мявший оппонент:
– Выполненная работа полностью соответствует требованиям ВАК, а ее автор заслуживает присуждения ему ученой степени кандидата технических наук.
За этим последовала скорая череда вопросов и ответов.
– Да, Моисей Зальманович, величина минимальной частоты принималась равной 1 Гц, в соответствии с рекомендациями отраслевого стандарта, вышедшего под вашей редакцией.
– Проблема, обозначенная Вениамином Константиновичем, в основном своем аспекте рассмотрена в главе второй, но безусловно требует более детального изучения и обязательно станет предметом дальнейшего исследования.
И наконец, надутый академическим собранием стратостат Осоавиахима натянул все свои швартовочные канаты. Он реял, стоял серебряным бутоном, готовый или взлететь, или взорваться с разведчиками будущего Усыскиным, Федосеенко и Васенко внутри. Голосование. Объявлено.
