Тимур Зульфикаров - Земные и небесные странствия поэта

И вот Горбачев и Ельцин опять сотворили из собаки — волка! Капиталистического волка! И этот волк пожирает, режет социалистических собак!.. Вот наши времена! Кто не может быть волком — становится жертвенной, обреченной собакой… Согласны, профессор?..

…Мои голые ступни в снегу запели, зазвенели…

Он рад, что произвел на меня впечатление философа, а не торговца во храме…

Я понял, что он готовил монолог заранее…

— Как собака, я согласен… Но мне холодно на снегу стоять босыми ногами… Может, пойдем в дом?..

Простите мою волчью философию… но я приехал не из-за философии…

Ваша черешня — великое лекарство!..

Такого бешеного, кричащего секса я не имел даже в молодости…

И все мои друзья, как прежде, счастливы! Бросаются на счастливых, забытых жен и чужих женщин, как маньяки!.. Вся элита!.. Даже Олигархи!..

И даже главный помощник президента!.. Прямо в кремлевском кабинете набросился на свою секретаршу, и они занялись любовью прямо на столе, сокрушая, изминая, избивая в страсти телефоны правительственной связи…

Представляете, профессор, — министры-посетители ждут в приемной — а помощник самого президента барахтается с дамой голой, счастливой на столе!..

И кричат от наслажденья, как ослы или павлины!.. Такой приступ любви, что он не смог донести секретаршу до дивана!.. Айя! Айййййя!..

Только сам президент отказался от ослиных ягод!

Он сказал своему помощнику мудро, как всегда: “Власть слаще и бесконечней секса! ха-ха! Ты имеешь, е…ь одну женщину, а я имею весь овечий, покорный народ! Ха-ха!..”

Остроумен все-таки наш президент! Остер, как голова осетра или нос истребителя Су…

— Жаль, что президент не попробовал ослиных ягод, — тускло сказал я.

— Это острее ста шпанских мух!.. И живучее слаще многих уходящих с мировой сцены овечьих народов!..

…Я гляжу на Хасанхана Адамовича…

Мне жаль его, хотя я собака, а он волк…

Но ему жить осталось на земле две недели… Может, все-таки сказать ему? По секрету? одному? спасти его?..

Но тут он говорит хищно:

— Профессор, а где растет эта ослиная черешня?..

Я чувствую опасность и шепчу:

— Далеко… далеко… Это всего лишь одно Дерево… Последнее на земле…

Профессор, вы должны сказать нам, где это дерево… Нам теперь нужен этот урожай!..

Иначе домик ваш сожжем… Иначе пытать будем… гладить горячим утюгом по ягодицам… это сейчас очень модно… Зачем вам утюг горячий, профессор? — меланхолично бубнит он…

— Хорошо… я скажу… потом… Все равно эти плоды созревают в октябре-ноябре… Я возьму вас с собой… мы вместе соберем урожай…

— Вот молодец! Настоящий интеллигент! Сразу согласился! Как в тысяча девятьсот тридцать седьмом году!.. До скорой встречи, профессор! Я полюбил вас…

Он издевательски изогнулся, и широко поклонился, и пошел к “Мерседесу”…

…А я еще хотел спасти его. А я еще пожалел его…

Но тут он вновь явился в роскошном, последнем своем волчьем великолепии:

— Профессор! Лауреат нобелевский! Хватит босым по снегу ходить… Идите ко мне на рынок… У меня целая банда… целая кафедра бывших профессоров и доцентов!.. Я поставлю вас на рыбу и икру!.. Тысяча баксов в месяц!..

…О Боже! как слаб человек!

Опять я пожалел его и засомневался, но он уже уехал…

Ступни мои в снегу заледенели, загуляли, зачерствели, и я бегом вернулся в дом свой…

Глава шестнадцатая

ВЕЛИКАЯ ТАЙНА

…Есть тайны более древние, чем человек…

…В Последние Времена явятся на землю люди, которые давно умерли… И те явятся, кто еще нескоро родится…

Но это будут одни и те же люди…

…Люди хранят память об одном Потопе, а змеи помнят много потопов…

…В доме сыро было от первоснежья ноябрьского, дом мой ветх был, и героическая, огненная тень бывшего боевого генерала-хозяина не спасала меня от сырости…

Я затопил камин — эта роскошь генеральских времен еще дымила в доме моем…

Я вспомнил Ивана Бунина, классическую, византийскую поэзию которого я, кстати, люблю больше его слезливой, старческой, похотливой прозы:

…Что ж, камин затоплю, буду пить,

Хорошо бы собаку купить…

А у меня была Эфа…

Я надел давно дырявые шерстяные носки и сел к огню…

Раньше такие носки я выбрасывал, но нынче, в блаженнейшую эпоху демократии, мне казалось, что дырки так же необходимы носкам, как вентиляция домам.

Я уверен, что скоро какой-нибудь очень предприимчивый, талантливый бизнесмен начнет выпускать дырявые — для вентиляции — носки и заработает миллионы на этом блефе, ведь нынешняя Россия, или РФ — страна сплошного, необузданного, необъятного обмана, блефа, диавольской, скоморошьей пантомимы и, как нагой череп, скалящегося со всех телекиноэкранов блудливого глумословия…

А в древней Книге сказано, что в аду глумословов будут вешать за язык, а ростовщики будут вечно перебирать, пересчитывать дрожащими пальцами огненные монеты…

Увы! Увы!..

Но!..

Но я сидел у огня и вспоминал разговор с Хасан-ханом….

Потом я ударил в ладоши, и явилась Эфа…

Я взял хлеб, и налил на него вино, и дал ей, но она не взяла… Она сыта была от живицы моей, от моего напрасного перламутра…

Мне стало не по себе…

Ужель это ее еда?..

Она легла у ног моих и уснула…

Я гладил ее по чутким рожкам…

Я обнаружил страшную, поразительную историю: вот эфа спит у ног моих…

И я говорю на русском языке — и она спит…

Тогда я говорю на английском и немецком — она спит…

Но вот я говорю на таджикском языке, на фарси, на языке древнеперсидских Царей: “Ман туро нагз мебинам! Ман туро нагз мебинам!.. Я тебя люблю!..”

И к моему древнему ужасу змея открывает глаза, и поднимает малахитовую головку, и желтый пламень в овальных значках оживает, как две неспокойные свечки…

Я понял: она знает, помнит этот язык…

Язык её Царей! да!.. Ее язык!..

…Ах, Эфа! Эфа!

Я думал, что я знаю всю! всю древнюю, дочеловечью Тайну твою!

Я много лет разгадывал Её!

Но рассказ Хасанхана о влиянии черешни на мужское семя еще более обогатил Тайну эту!..

Я вдруг понял, почему на древней миниатюре так блаженно ликовал Царь Дарий Гуштасп I, объятый тремя коралловыми эфами…

Тогда я не обратил внимания на то, что рядом с ним стояли огромные китайские фарфоровые вазы, наполненные малиновыми черешнями…

Цари вкушали эти страшные будоражащие ягоды…

Цари знали об их бешеном влиянии на семена мужей и на ставшие вдруг малиновыми, ослиными, воспаленно долгими зеббы-фаллосы их…

Цари знали, что они погибнут скоро, но они самоотверженно хотели нечеловеческого наслажденья — пусть даже ценой близкой смерти!..

Да?..

Эфа бездонно спала у моих ног…

Ах, подруга моя!..

А ведь я знаю тысячелетнюю, допотопную историю твою! Страшную Тайну дочеловеческую твою!..

Я много лет в Фан-Ягнобском ущелье изучал живую жизнь твою, и в древних самаркандских и бухарских книгохранилищах искал следы твои в увядших рукописях, манускриптах, поэмах….

И вот в Бухарском медресе Аль-Араби я нашел в рукописи стихи древнего тюркского поэта и ученого муллы Олжаса Иездигирта Сулаймони…

Гениальный словознатец Олжас Йездигирт Сулаймони высказал несколько гениальных догадок о первоязыке, на котором говорили Адам и Ева в раю.

А тот, кто слышит первоязык, — видит и первокартину первобытия! да…

Олжас Иездигирт Сулаймони пишет: “Известно, что при соблазненьи Адама и Евы присутствовали Лев, Павлин и Змей…”

…О!.. Тут я обомлел над рукописью…

Так вот этим дочеловеческим змеем, которого Господь сотворил раньше человеков, и была… Коралловая Эфа!..

Это она — Святая Змея Соблазна — склонила перволюдей к греху соитья!..

Это она вначале обвила девственный, спящий, как дитя, Фаллос Адама, и воздвигла, пробудила Его, и сняла с Него Первую сладчайшую, как бухарская халва, Живицу, Сперму, Семя, Жемчуг Человеков! Она!..

И это Она потом вошла, вползла в лоно, в девье гнездо непочатое Перводевы Евы, и разрушила Девство Её, и омылась, окропилась в крови-алости Девства Евы…

И навсегда приняла Коралловый цвет — цвет разрушенного ею девства Евы-Перводевы…

Да!..

Это змея фаллоса! змея лона! змея соитья! змея-дегустатор человеческого семени, которое было до человека!..

Да?..