Сильвио Пеллико - Пеллико С. Мои темницы. Штильгебауер Э. Пурпур. Ситон-Мерримен Г. В бархатных когтях
Герцог Амадей Савойский был не из числа людей второго сорта. Он отличался храбростью, честностью и был настоящим джентльменом — все качества, которыми не блистал испанский трон, пока на нем сидели Бурбоны.
Саррион звал сына в Мадрид присутствовать при встрече короля. Умные люди всех партий понимали, что это лучшее разрешение тех затруднений, среди которых очутилась Испания, благодаря Бурбонам и придворным шептунам. Однако страна была в общем настроена мрачно и равнодушно.
— Нам нужен во всяком случае испанец, — заявляли те, кто еще недавно кричал: «Долой свободу!»
— Дайте нам денег, а мы дадим вам дона Карлоса, — шепотом говорили те, кто агитировал в пользу этого претендента.
Марко приехал в Мадрид к вечеру. Станция, как и поезд, была битком набита народом. Все, кому только было можно, приехали ко встрече короля.
Марко был очень удивлен, увидев на платформе своего отца среди тех, кто дожидался поезда с севера.
— Идем, — сказал Саррион, — выйдем через боковой выход. У меня здесь карета. По улицам пройти нельзя. Никто не знает, что делается. У Испании опять нет главы. Прошлою ночью его убили.
— Кого?
— Прима. Его застрелили, когда он ехал в карете, словно собаку в конуре. Их было пять человек, с ружьями. Теперь уже нельзя гордиться тем, что ты испанец.
Марко, не отвечая, пробирался за отцом через толпу.
— Он был каталонцем до самого конца, — начал Саррион, когда они сели в карету. — Несмотря на смертельную рану, он сам поднялся к себе, не желая пугать жену. Это был один из лучших у нас людей.
— А как насчет короля?
— Король должен высадиться сегодня в Картагене вместе со своей женой. Но без Прима он едва ли может удержаться. Все-таки он хочет попробовать. Нам нужно сделать все, что можно.
Карета осторожно двигалась по Puerta del Sol, которую, на памяти Сарриона, не раз приходилось очищать картечью. Да и теперь, казалось, одна артиллерия может восстановить здесь порядок.
— Да здравствует король! Да здравствует дон Карлос! — кричал какой-то бродяга и махнул шляпой, чуть не задевая улыбающееся лицо Сарриона.
— Не понимаю, — сказал он Марко, когда они отъехали от этого места, — почему это Господь Бог так покровительствует Бурбонам?
— А я не понимаю, почему Бурбоны не пользуются этим, — отвечал тот.
Отец и сын добрались наконец до своей квартиры. Их улица лежала высоко над городом. Здесь возле церкви св. Иакова Саррион останавливался неизменно, когда бывал в Мадриде.
Оправившись от дороги, Саррион посвятил сына в подробности той авантюры, на которую решил пуститься Амадей Савойский.
В свою очередь, Марко рассказал отцу вкратце о всем том, что за это время происходило в долине реки Волка. Он никогда не отличался разговорчивостью и сообщил только, что урожай хорош и что стоит чудная погода.
— А Хуанита? — спросил наконец Саррион.
— Она в Памплоне. Они не могли увезти ее так, чтобы я об этом не узнал. Она здорова и счастлива.
— Ты не писал ей?
— Нет, — отвечал Марко.
— Не нужно забывать, — продолжал Саррион, одобрительно кивая головой, — что мы имеем дело с самыми умными и самыми жадными людьми на свете…
— Я получил от нее письмо перед тем, как им ехать в Памплону. Оно написано довольно-таки неграмотно, — с улыбкой сказал Марко.
— Ну, и что же?
Марко не отвечал на этот вызывающий вопрос.
— Я пришел к тому заключению, что ты совершенно прав в своем подозрении. Они хотят присвоить эти деньги и с этой целью заставить ее сделаться монахиней. А там она должна будет подписать обычное завещание, в силу которого все земные богатства монахини переходят к ордену, в который они вступают.
— Ну, и что же?
— Как только мы заметим, что они близки к успеху, я сейчас же повидаюсь с Хуанитой.
— Несмотря на них?
— Да.
— Ну, а потом?
— Я объясню ей ее положение и растолкую ей, что из двух зол ей придется выбирать меньшее.
— Это одно из средств.
— Это единственное честное средство.
Саррион пожал плечами.
— Друг мой, — сказал он, — я не думаю, чтобы любовь или честность играли тут какую-нибудь роль.
XII
В укрепленном городе
Не успел герцог Амадей высадиться в Картагене, как пришло известие об убийстве Прима. Человек, пригласивший его на престол и один умевший поддерживать порядок в Испании, был призван теперь к престолу Всевышнего.
— Всякой собаке — собачья смерть, — ядовито заметил маршалу один из депутатов за несколько часов до его убийства, когда Прим открыто заявил, что железной рукой задушит всякого, кто станет сопротивляться новому королю.
При таких-то обстоятельствах въезжал в свою столицу в снежный январский день 1871 года Амадей Савойский. Он высоко держал голову и твердыми, умными глазами всматривался в лица людей, которые не хотели приветствовать его кликами, словно в скрытые скалы, мимо которых ему приходилось вести государственный корабль.
Одними из первых приветствовали нового короля Саррионы. Проходя после приема через переднюю, они лицом к лицу столкнулись с Эвазио Моном, который ждал здесь своей очереди.
— А я и не знал, что вы тоже придворный, — воскликнул Саррион, как бы не замечая протянутой ему руки.
— Да я и не придворный, — возразил тот. — Я пришел сюда только для того, чтобы посмотреть, действительно ли я так постарел, что у меня уже нечему поучиться.
С любезной улыбкой он повернулся к Марко, но уже не решался протянуть ему руку. Тот молча прошел мимо. Мон, повернувшись, долго смотрел им вслед, как человек, который вдруг услышал военную тревогу.
— Судя по лицам, которые окружали нашего друга, деньги у него есть, — заметил Саррион, спускаясь по дворцовой лестнице, которая несколько лет тому назад была залита кровью.
— Это был генерал Пачеко, который отвернулся от нас, когда мы проходили мимо?
— Он самый. А почему ты спрашиваешь?
— Я слышал, что он будет назначен командующим армией на севере.
Саррион сделал гримасу, в которой было мало лестного для этого храброго солдата. Сойдя с лестницы, он встретил кого-то из знакомых и заговорил с ним. Говорил он по-французски: его собеседник был француз, некий Делэн, личность весьма темная, находившаяся будто бы на дипломатической службе и занимавшая в посольстве какое-то неопределенное положение. С ним был еще англичанин, дружески приветствовавший Марко.
— Что вы думаете о развертывающихся событиях? — спросил Саррион, обращаясь к англичанину.
— Мне кажется, что нужны только деньги и не очень много, чтобы дон Карлос стал королем, — поспешил ответить Делэн.
— А что делает в Мадриде Эвазио Мон? — спросил опять Саррион.
— Собирает и тратит деньги, — отвечал француз, пожимая плечами, как будто желая показать, что это дело его не касается.
Они вместе направились наверх, но не успели они подняться на несколько ступеней, как Марко, не повышая голоса, обратился к англичанину:
— Картонер!
Тот быстро обернулся. Марко бросился ему навстречу.
— Кто этот прелат с лисьим лицом? — спросил он.
— Это представитель Ватикана. Вы говорите про того, который стоит с Моном?
Марко утвердительно кивнул головой и спустился вниз.
— Мне лучше будет ехать обратно в Памплону, — сказал он отцу.
Поезд к северным границам Испании выходит из Мадрида вечером. В это время решительно никто не знал, можно ли будет получить билет во Францию.
Оба Сарриона в тот же вечер приготовились к отъезду. Они приехали на станцию рано и успели получить для себя отдельное купе. Марко стоял в проходе и смотрел на подъезд, из которого выходили пассажиры.
— Ты ждешь кого-нибудь? — спросил Саррион.
— Генерала Пачеко. Вот и он. Его сопровождают три адъютанта и взвод жандармов. Он держит голову высоко.
— А ноги у него все-таки прикованы к земле, — заметил Саррион, свертывая себе папиросу. — Ты хочешь пригласить его к нам?
— Да.
Генерал Пачеко был одним из тех солдат, которые всем обязаны своей наружности. Он носил огромные усы, закрученные вверх до самых глаз, и имел вид непобедимого завоевателя… дамских сердец.
Он сильно удивился, заметив графа Сарриона, который стоял на платформе, держа в одной руке шляпу, а другую протягивая ему.
— Вы поедете с нами, — сказал он.
Граф Саррион был одним из тех, кто всегда сторонился военной аристократии королевы Изабеллы. Вот почему генерал поспешил принять его предложение и обвел взглядом всех присутствующих, как бы желая убедиться, что это предложение произвело должное впечатление.
— Я нахожу, — начал Пачеко, садясь рядом с Саррионом и принимая от него папиросу, — что каждый новый успех в жизни создает мне новых друзей.
