Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 5 2009)
“Есть несколько версий фильма [„Сад”], но до конца из-за финансовых причин доведена только одна, самая короткая. Четырехчастная картина содержит больше комических сцен и очень соответствует формату сериала — короткие части легко смотреть современному зрителю с его клиповым сознанием. В полной версии есть некоторые сцены, которых нет у Чехова: например, Епиходов в чулане разговаривает со скрипучими своими сапогами, с которыми он борется. Словом, есть трагифарсовые решения. Для меня четырех-, трех- и двухчасовые варианты фильма — это замечательный профессиональный опыт, результат которого, скорее всего, никто никогда не увидит. Как не покажу я никому и спектакль, который снимался на видеопленку во время проб с актерами: без всяких декораций, закрывшись от всех, мы снимали версии персонажей. Это был интимный процесс погружения в материал, своеобразная лаборатория, которой не хочется делиться”.
От объяснительной к рассказу. Александр Карасев: “На войну тянет”. Беседу вел Михаил Бойко. — “НГ Ex libris”, 2009, № 7, 26 февраля.
Говорит Александр Карасев: “Я сразу столкнулся с тем, что читатели не понимают значения многих слов. Скажем, девушка не знает, что такое развод в армии, представляет себе бракоразводный процесс и не понимает, о чем речь. Это было необходимостью.
А потом стало своеобразным хобби. Позже я стал стараться больше задействовать общеупотребимый словарь. Писать вместо „берцы” — „ботинки”. Но не всегда это возможно”.
“Я имею такой тип энергетики, который мне позволяет максимально вложиться в текст на коротком отрезке времени. Одним мощным ударом. Это еще называют „коротким дыханием”. Поэтому оптимальным для меня является жанр рассказа. Чтобы мне написать роман, нужно измениться, чтобы изменился тип энергетики. Возможно, это произойдет с возрастом или как-то еще, а вероятно, не произойдет. <...> Я фактически сам не выбирал жанр. Если я начну писать повесть, все равно выйдет рассказ, причем я всегда этому рад, потому что хороший рассказ всегда лучше повести, которая скучна, растянута”.
См. также: Игорь Савельев, “Ты не генерал, и слава богу” — “Новый мир”, 2009, № 3.
Марина Палей. Каталог знаменитых симулякров from OLEG . Комментарии в имейлах к друзьям по переписке. — “Урал”, Екатеринбург”, 2009, № 2 <http://magazines.
russ.ru/ural>.
“Вполне могу представить оторопь и раздражение по поводу „Брендa” у слабо ориентированных в современном контексте. Эти скромные дегустаторы литературы, конечно, посчитают, что Олег Сивун (в дальнейшем О. С., или Автор) преподнес им буквально сатанинское яство, притом с единоличным правом на копирайт. Между тем, существуя в пределах приватизированного одиночества, любой автор нерасторжимо связан густой капиллярной сетью с уже готовыми образами живого и мертвого, которые он, в соответствии со своей природой, перерабатывает. Насчет преемственности, заимствования и переработки — Набоков писал, что помнит связь каждой своей строки с „первоисточником”. Исчерпывающей является формулировка Бродского: все мы воруем; здесь важно не у кого, а кто ”.
“Итак, „Бренд” буквально „нафарширован” упомянутыми знаковыми ориентирами — в этом его шарм, кураж, блеск (безоговорочные не для всех) — и, разумеется, стиль — соответствующий художественной задаче. Конечно, „Бренд” необходимо рассматривать в контексте современной, в частности постмодернистской, литературы, включая зарубежную. Не только потому, что таковой должна быть методология добросовестного критика, но также и потому, что на это — притом эксплицитно! — указывают специфические приемы самого Автора”.
“Эта моя интродукция к тому, что не могу я написать сейчас о „Бренде” столько, сколько хотела. И потому еще эта невозможность, мягко говоря, досадна, что заслуживает „Бренд” более подробного, более въедливого и одновременно более широкого исследования. Больно уж репрезентативен. Это с одной стороны. И, несомненно, феноменален (в первом словарном значении слова „феномен”) — с другой. Этот текст создал значительный прецедент в истории русской литературы”.
Борис Парамонов. Наедине с великаншей. Сартр в русском контексте. — “Иностранная литература”, 2009, № 1 <http://magazines.russ.ru/inostran>.
“Есть книга американца Артура Менделла „Бакунин: корни апокалипсиса”: анархист Бакунин, говорит автор, отнюдь не был апостолом свободы, его анархизм — это невротическая черта человека, боящегося ответственности и не способного к какому-либо позитивному жизненному усилию; радикальные слова и нежелание отвечать за последствия своей риторики — конститутивная черта всех интеллигентов, западных включая, настаивает американец. Получается, что „дьявол”, „умный дух небытия” — всего-навсего интеллигентный невротик, в „диаболическом” открывается „человеческое, слишком человеческое”. Нужна очень большая историческая культура (которой и в Германии не было, не говоря о России), чтобы бакунинские поджоги оказались только игрой, и преимущественно „детской”. „Молотов-коктейль” — это не серьезно, это не Сталин. Май 1968-го во Франции по истечении времени оказался фильмом Бертолуччи „Сновидцы”. Приехали родители и выписали чек деткам, насосавшимся веселящего газа: настоящий конец Великой революции. Но не в детках-наркоманах этот результат, исход, точка над i, а у Бертолуччи: то, что было реальным террором („ужасом”), превратилось в игру, в „поэзии блуждающие сны”. Это и есть культура: Бертолуччи как ответ Робеспьеру, Томас Манн — Гитлеру (или Ницше?). Кому же отвечает Сорокин — действительно Достоевскому?”
Псалтирь русского философа. Владимир Варава о литературоцентризме отечественной мысли. Беседовал Алексей Нилогов. — “НГ Ex libris”, 2009, № 6, 19 февраля.
Говорит Владимир Варава: “Радикальный этический дискурс о человеке смертном и страдающем наиболее адекватно может быть выражен не в трактатной и не в системной форме. То, что в России нет особо развитых философских систем, знак того, как высоко у нас этическое напряжение, не поддающееся выражению в какой-либо логически ограниченной форме. Примером такой аналогии на Западе является фигура Фридриха Ницше с его „стилем”, „филологией” и „поэзией””.
“Язык Андрея Платонова, в котором глубочайшие прозрения находят невероятное художественное воплощение, представляет собой один из наиболее совершенных философских языков, конгениальных отечественной философской традиции. Но это не значит, что литература и есть сама философия. Литература есть литература, а философия есть философия. Речь идет о наиболее адекватном способе выражения философских истин о человеке — истин этических. В литературе они более приемлемы, поэтому и говорят о философичности литературы и литературоцентризме философии. Так сложилось в России, а на Западе — иначе. В этой связи можно вспомнить и об „умозрении в красках”, и о философском молчании”.
Виктор Пучков. “Имперский текст” Захара Прилепина (к постановке вопроса). — “Органон”, 2009, 14 февраля <http://organon.cih.ru>.
“<...> теперешнее информационное поле давным-давно превратилось в „имперский дискурс”, без которого уже невозможно функционирование ни современных идеологических доктрин, ни культуры, ни каких-либо других сфер общественного сознания. В этой статье мы попробуем рассмотреть этот важнейший социальный феномен в контексте творчества одного из самых заметных писателей начала 21 века — Захара Прилепина”.
“Рассуждая о невероятной востребованности этого нижегородского писателя, критики и исследователи сходятся в том, что его творчество заключило в себе сразу все важные для сегодняшней культуры тенденции. Прежде всего это:
1. Прилепин — один из зачинателей „нового реализма” и „новой искренности” в современной русской литературе (первый роман этого направления — „Минус” Сенчина). Его проза чужда стилистическим вывертам, композиционным изыскам, выдуманным построениям, допущениям и фантастике. Формальная сторона его прозы практически не находит оснований для научного анализа.
2. Прилепин — в принципе достаточно жанровый автор. Его рассказы и романы — это, выражаясь по-западному, male-lit (самый близкий аналог — Ник Хорнби), „мужская проза” (характерен подзаголовок к сборнику „Ботинки, полные горячей водкой” — „Пацанские рассказы”).
3. Прилепин — выходец из мощной „литературной службы” — „Форума молодых писателей”, стартовая площадка для нового молодого писателя...”
