Фрэнк Норрис - Спрут
пользу.
- Ну, конечно, Прес, какой тут может быть разговор,- воскликнул Сидерквист.- Только мне жаль, что ты хочешь уехать. Мы думали, что ты поживешь эту зиму с нами за городом.
Пресли покачал головой.
- Нет,- сказал он.- Я должен уехать. Даже будь я совершенно здоров, оставаться в Калифорнии выше моих сил, во всяком случае, пока что. Если б вы мог
ли познакомить меня с кем-нибудь из ваших капиталов…
- С превеликим удовольствием. Когда ты хочешь ехать? Тебе, возможно, придется подождать недельки две-три. Наш первый пароход отходит не раньше конца
месяца.
- Меня это вполне устраивает. Спасибо вам.
Но Сидерквист, которому хотелось побольше узнать о бедах боннвильских землевладельцев, продолжал расспрашивать его.
- Выходит, железная дорога завладела почти всеми фермами?
- Решительно всеми,- ответил Пресли.- Союз фермеров распался после того, как Магнуса вынудили оставить пост председателя. Старая как мир история - сперва между ними начались разногласия и ссоры. Организовалась партия соглашателей, избравшая нового председателя. Некоторые спрятались в кусты. Железная дорога предложила фермерам взять земли, из-за которых загорелся весь этот сыр-бор, в аренду - это фермерам-то, которые владели ими по праву! - воскликнул он с горечью.- И, так как арендная плата была номинальной,- так, гроши какие-то,- многие ухватились за это предложение, как за якорь спасения. Но, подписывая арендный договор, они тем самым признавали право дороги на свои земли. Однако Магнусу в аренде дорога отказала. Через несколько недель хозяином Лос-Муэртос станет Берман.
- Не сомневаюсь, что дорога предоставила Берману право на владение в награду за оказанные услуги,- заметил Сидерквист.
- Это уж, конечно,- пробормотал Пресли устало.
Он поднялся, собираясь уходить.
- Да вот что,- сказал Сидерквист,- ты не занят, скажем, в пятницу? Приходи к нам обедать. В понедельник на будущей неделе девочки уезжают на какое-то
время за город, и ты не скоро их увидишь, особенно если отправишься в дальнее плавание.
- Боюсь, что им будет со мной скучно, сэр,- ответил Пресли.- Я как-то потерял вкус к жизни. Часы с лопнувшей пружиной,- вот что я такое.
- Не с лопнувшей, Прес,- сказал Сидерквист,- а несколько ослабевшей. Посмотрим, может, мы и сумеем ее слегка подтянуть и завести часы. Приходи обяза
тельно. Мы обедаем в семь.
- Благодарю вас, сэр. Итак, в пятницу в семь.
Выйдя на улицу, Пресли отправил чемодан с посыльным в свой клуб, где уже раньше заказал комнату, а сам сел на трамвай, идущий по улице Кастро. Уезжая из Боннвиля, он с большим трудом раздобыл адрес миссис Хувен в Сан-Франциско и теперь отправился туда.
Говоря Сидерквисту, что болен, измучен, переутомлен, Пресли сказал не всю правду. Да, он действительно чувствовал себя измотанным, вялым, безвольным, но его апатия перемежалась припадками беспокойства и яростного протеста, а иногда на него вдруг нападала безудержная энергия, которую он не знал к чему приложить, пробудившая в нем однажды непреодолимую жажду искупления,- хотя сказать, что нужно искупить, он не мог бы, просто ему хотелось сделать что-то из ряда вон выходящее: то ли пойти на крест, то ли на преступление. И еще иногда он ощущал бесшабашную, слепую храбрость готовящего покушенио анархиста, который отчетливо сознает, что вместе с жертвой погибнет сам.
Однако врожденная нерешительность вечно мешала ему предпринять что-то. Неуравновешенный, слабовольный, чувствительный, даже в какой-то степени робкий, он тянул время, медлил, раздумывал, принимал в бессонные ночные часы твердое решение, а наутро от этого решения отказывался.
И только однажды он перешел от слов к делу. Но даже сейчас, проходя грязными, открытыми всем ветрам улицами Сан-Франциско, он содрогнулся при одном воспоминании об этом. Тогда он вообразил себя мстителем, однако сейчас, представляя весь ужас того, «что могло бы случиться», сознавая, что ничего общего с отмщением это не имеет, он удрученно опускал голову. Картина происшедшего постоянно оживала в его воображении. Вот он прячется в тени деревьев и кустарника, обступивших дом на окраине Боннвиля, ползет по-пластунски, до предела напряженный, не сводя глаз от светящихся окон, готовый воспользоваться первым удобным моментом. Незадернутые занавески позволяют ему заглянуть в комнату. Немного погодя в эту комнату, ярко освещенную газовыми рожками, входит тот, кого он поджидает. Пресли помнит, как он вскочил и кинулся вперед. Помнит в руке груз Карахеровой бомбы - шестидюймового отрезка газовой трубы с затычкой. Помнит, как размахнулся… швырнул… звон стекла и провал в пустоту… Затем огненный вихрь, грохот, заходившая под ногами земля, сам он, вырванный из бешеного водоворота, в котором крутятся непонятные предметы, летит головой вперед, летит, будто его стряхнуло с поверхности завертевшейся вдруг волчком земли, и проваливается в пронизанный ужасом неподвижный мрак. Спустя время разум возвращается к нему, а вместе с тем сознание, что ноги несут его по дороге в Лос-Муэртос, и он бежит, задыхаясь, обезумев от страха, с трудом сдерживая рыдания. А потом была ночь, которую он не забудет никогда, незабываемая ночь, когда он погрузился в бездну отчаяния, и то терзался мыслью о якобы содеянном, то ненавидел себя за недостаток мужества, за малодушие. Но наутро стало известно, что покушение не удалось, и вслед за этим явилась подленькая радость - очевидно, никому и в голову не приходило, что это мог сделать он. Собственное избавление от смерти было не менее чудесным, чем избавление его врага, и Пресли, упав на колени и обливаясь слезами, возблагодарил Господа за то, что тот отвел его от пропасти, на краю которой он стоял.
Однако вскоре в душе Пресли родилось и сразу же укрепилось подозрение, что он относится к наиболее жалкой породе людей - к неудачникам. Да и то сказать, что бы он ни задумал, его постигала неудача; эпическая поэма, стремление помогать ближним, даже попытка убить врага - все оканчивалось ничем. Собрав последние силы, он решил сделать еще одну, последнюю, попытку проявить то хорошее, что было в нем, и с этой целью отправился на поиски осиротевшей семьи Хувена, чтобы помочь ей выбраться из отчаянного положения, в котором она очутилась.
После того, как Хувена, вместе с другими пятью фермерами, положившими жизнь у оросительного канала, похоронили на боннвильском кладбище, миссис Хувен, ни с кем не посоветовавшись и ни к кому не обратившись за помощью, забрала Минну и маленькую Хильду и уехала в Сан-Франциско искать работу, навсегда бросив Лос-Муэртос и родное жилище. Пресли узнал об их отъезде лишь две недели спустя.
Он сразу же подумал, что миссис Хувен,- да и Минна, если уж на то пошло,- прожившие всю жизнь на ферме и не представляющие себе города, легко могут попасть в беду, очутившись там. Мысль эта не давала ему покоя и в конце концов заставила поехать в Сан-Франциско, чтобы отыскать их и помочь.
Сверившись с адресом в записной книжке, Пресли поехал трамваем на улицу Кастро; там, рядом с электростанцией, он отыскал дом с дешевенькими, но вполне приличными меблированными комнатами и справился о миссис Хувен.
Хозяйка хорошо помнила Хувенов.
- Как же, как же! Немка с двумя дочерьми, одна совсем маленькая, другая постарше. Старшая - настоящая красотка! Хорошо их помню, только они здесь больше не живут. Съехали с неделю назад. Пришлось попросить их освободить комнату. Они и так задолжали мне за целую неделю. Мне, мистер, не по карману…
- А вы не знаете, куда они переехали? Не слышали, по какому адресу отправили свой сундук?
- Ах, сундук! - воскликнула женщина, подбоченившись, и густо покраснела.- Их сундук? Он у меня. Я задержала его и имела на это право. Когда получу с них долг, отдам. Вы, кажется, что-то хотите возразить? Я вас слушаю.
Безнадежно махнув рукой, Пресли повернулся и вышел. На душе у него было тяжело. Он долго стоял в углу, не зная, что предпринять, озабоченно хмурясь. Его опасения были, к сожалению, хорошо обоснованы. Уже неделю, целую неделю назад Хувены истратили весь свой мизерный денежный запас. Вот уже семь дней, как они остались без средств к существованию, разве что кому-то из них подвернулась какая-то работа. «А какая работа? - спрашивал он себя.- На какую работу кто-то из них мог устроиться?..»
Семь дней! Ему стало страшно. Семь дней без денег, без единой знакомой души в огромном многолюдном городе! Ни Минна, ни ее мать совершенно не представляли себэ жизни большого города. Разве могло прийти им в голову, что здесь существуют учреждения, оказывающие помощь людям, очутившимся именно в таком положении. Но ведь им было не чуждо самолюбие, свойственное крестьянам. Знай они о подобных благотворительных учреждениях, еще неизвестно, обратились ли бы они туда. Сердце тревожно заныло. Где они сейчас? Где провели минувшую ночь? А может, им и переночевать-то было негде? Где утром позавтракали? Или вообще остались без завтрака? Что сталось с ними? Затерялись в дебрях города? Куда прибило их уличным течением? Что за судьба ждала их?
