Артур Хейли - Вечерние новости
Внезапно возле кровати зазвонил телефон.
— Гарри, это ты? — Партридж сразу узнал голос Дона Кеттеринга. — Есть новости, и мне хотелось, чтобы ты о них знал.
Рита, тоже жившая в отеле “Сесар”, ответила сразу на звонок.
— Мне только что звонили из Нью-Йорка, — сказал Партридж. И повторил то, что рассказал ему Дон Кеттеринг про дом в Хакенсаке и радиотелефоны. — Дон дал мне номер телефона в Лиме, куда звонили из Хакенсака, — добавил он. — Я хочу выяснить, чей это номер и где он находится.
— Давай его мне, — сказала Рита. Партридж продиктовал: 28—9427.
— Я попытаюсь добраться до этого малого из Энтель-Перу — Виктора Веласко, чтобы он немного потрудился для нас. Позвоню, как только что-то узнаю.
Она позвонила через четверть часа.
— Мне удалось застать Веласко дома. Он говорит, что его отдел такими делами не занимается и ему, возможно, трудновато будет добыть нужную нам информацию, тем не менее он надеется получить ее к утру.
— Спасибо, — сказал Партридж и почти сразу заснул.
Глава 9
Только к середине дня в среду удалось выяснить, кому принадлежит номер в Лиме, сообщенный Доном Кеттерингом.
— Дело в том, — сказал Виктор Веласко, извиняясь и объясняя задержку Партриджу и Рите, находившимся в аппаратной, которую Энтель выделила Си-би-эй и где они вместе с Бобом Уотсоном готовили очередные “Новости” для Нью-Йорка, — что эти данные могут получить далеко не все. Мне пришлось изрядно потрудиться, чтобы убедить одного из моих коллег добыть эту информацию, но все же мне это удалось.
— С помощью денег? — спросила Рита и, когда он кивнул, добавила:
— Мы вам все возместим.
На листке, вырванном из блокнота, значилось: “Г. Кальдерон — ул. Хуанкавелика, 547, кв. Ю-Ф”.
— Нам нужен Фернандес, — сказал Партридж.
— Он уже едет сюда, — сообщила Рита, и смуглый энергичный хроникер появился через несколько минут.
Ему назвали адрес на улице Хуанкавелика и рассказали, что с ним связано; хроникер кивнул.
— Я знаю, где это. Это старый многоквартирный дом возле пересечения с авенидой Такна, в общем… — Он помолчал, подыскивая английское слово:
— …не дворец.
— Какой он там ни есть, — прервал его Партридж, — я еду туда сейчас же. — И, повернувшись к Рите, добавил:
— Я бы хотел, чтобы ты, Минь и Кен поехали со мной, но в квартиру я войду сначала один.
— Только не один, — возразил Фернандес. — На вас тут же нападут и ограбят, а может случиться кое-что и похуже. Мы пойдем с вами — я и Томас.
“Универсал”, который нанял Фернандес и которым они теперь вовсю пользовались, стоял на улице у здания Энтель. Разместиться там семерым, считая шофера, было трудновато, но ехать пришлось всего десять минут.
— Вот он, этот дом, — указал из окошка Фернандес.
Улица Хуанкавелика пересекала авениду Такна, широкий, шумный проспект, под прямым углом. Район этот, хоть и не был беспросветно мрачным, как барриадас, явно переживал плохие времена. Дом № 547 был большой и ветхий, с облупившейся краской и осыпающейся штукатуркой. Несколько мужчин сидели на ступеньках у входа, другие болтались рядом. Партридж, Фернандес и Томас вылезли у них на глазах из “универсала”, оставив Риту, Минь Ван Каня и звукооператора Кена О'Хару дожидаться в машине вместе с шофером.
Заметив, как недружелюбно, с какой прикидкой оглядели их зеваки, Партридж порадовался, что идет в дом не один.
В вестибюле пахло мочой и запустением. Пол был усыпан отбросами. Лифт, как и ожидалось, не работал, поэтому пришлось лезть на девятый этаж по грязной цементной лестнице.
Квартира 10-Ф находилась в конце мрачного голого коридора. Партридж постучал в деревянную дверь. Дверь приоткрылась на два-три дюйма, придерживаемая цепочкой. И одновременно раздался пронзительный женский голос, выкрикивавший что-то по-испански, но так быстро, что Партридж сумел уловить лишь отдельные слова:
— Animates!.. asesinos!.. diablos![77]
Партридж почувствовал на плече руку Фернандеса, отстранявшую его. Пригнув к щели голову, Фернандес заговорил так же быстро, как женщина, но рассудительно и спокойно. Постепенно женский голос утратил свою пронзительность, и женщина умолкла; затем сняла цепочку и открыла дверь.
Женщине было лет шестьдесят. Когда-то она, наверное, была хороша собой, но время и тяжелая жизнь огрубили и сморщили кожу, нечесаные крашеные волосы стали пегими. Глаза под выщипанными, нарисованными карандашом бровями были красны и опухли от слез. Фернандес прошел мимо нее в квартиру, остальные — следом за ним. Женщина, явно успокоившись, закрыла дверь.
Партридж быстро огляделся. Комната была маленькой, бедно обставленной — несколько деревянных стульев, диван с рваной обивкой, простой захламленный стол и примитивный книжный шкаф, сооруженный из кирпичей и досок. Как ни странно, шкаф был полон книг в твердых переплетах.
— Судя по ее словам, всего несколько часов назад здесь убили ее сожителя, — сказал Фернандес Партриджу. — Она выходила из квартиры, а вернувшись, обнаружила его мертвым; полиция забрала труп. Она решила, что мы убийцы, которые вернулись, чтобы прикончить ее. Я убедил ее, что мы — друзья. — Он снова сказал что-то женщине, и та перевела взгляд на Партриджа.
— Мы очень сожалеем о смерти вашего друга, — заверил ее Партридж. — А есть у вас предположение, кто его убил?
Женщина отрицательно покачала головой и что-то пробормотала.
— Она почти не говорит по-английски, — сказал Фернандес и перевел ей то, что сказал Партридж.
Женщина энергично закивала и исторгла поток слов, кончавшийся: “…Сендеро луминосо”.
Это подтверждало опасения Партриджа. Человек, которого они надеялись увидеть, был каким-то образом связан с “Сендеро”, но теперь до него уже не доберешься. Однако оставалось выяснить, знает ли эта женщина что-то о похищенных. Скорее всего едва ли.
Женщина снова заговорила по-испански, уже медленнее, и на этот раз Партридж понял ее.
— Переведи ей, — сказал он Фернандесу, — что мы хотели бы присесть и что я был бы ей благодарен, если бы она ответила на несколько вопросов.
Фернандес перевел просьбу Партриджа и затем ответ женщины:
— Она говорит — да, если только сможет ответить. Я сказал ей, кто вы, — кстати, ее зовут Долорес. Она также спрашивает, не хотите ли чего выпить.
— No, gracias[78], — сказал Партридж. Долорес кивнула и направилась к шкафу, явно намереваясь налить себе. Но бутылка джина, которую она достала, была пуста. Казалось, она сейчас снова расплачется, но вместо этого она что-то пробормотала и села.
— Она говорит, что не знает, как будет жить, — перевел Фернандес. — У нее нет денег.
Партридж обратился теперь уже прямо к Долорес:
— Le dare dinero si Ud, tiene la informaciyn que estoy buscando.[79]
Долорес и Фернандес обменялись репликами, и Фернандес сказал:
— Она говорит: задавайте ваши вопросы.
Партридж решил не доверять своим скромным познаниям испанского и продолжать разговор через Фернандеса. Вопросы быстро следовали за ответами.
— Ваш приятель, которого убили, чем он занимался?
— Он был доктор. Специальный доктор.
— Вы хотите сказать — специалист?
— Он делал так, чтобы люди засыпали.
— Анестезиолог?
Долорес покачала головой, показывая, что не понимает. Подойдя к шкафу, она вытащила потрепанный чемоданчик. Открыла его, вынула папку и принялась листать лежавшие в ней бумаги. Затем выбрала две из них и передала Партриджу. Он увидел, что это медицинские дипломы.
Первый диплом давал право Хартли-Хэролду Госсейджу, выпускнику Медицинской школы Бостонского университета, практиковать в качестве медика. Второй подтверждал, что все тот же Хартли-Хэролд Госсейдж является “профессиональным специалистом-анестезиологом”.
Несколько документов были чисто медицинского характера и не представляли интереса. Затем было письмо со штампом Массачусетсского бюро регистрации медиков. Оно было адресовано “Х. — Х. Госсейджу, доктору медицины” и начиналось так: “Настоящим извещаем, что выданное Вам разрешение практиковать медицину пожизненно аннулируется…”
Партридж положил на стол письмо. Картина прояснялась. Тот мужчина, который жил здесь и которого, судя по всему, только что убили, был, по всей вероятности, Госсейдж, американец-анестезиолог, лишенный права практиковать и каким-то образом связанный с “Сендеро луминосо”. Именно он, рассудил Партридж, помог вывезти похищенных из Соединенных Штатов, по всей вероятности, в бесчувственном состоянии, сделав им уколы или дав какие-то лекарства. Собственно, вчерашние открытия, сделанные в том доме в Хакенсаке, о чем рассказал Партриджу Дон Кстгеринг, подтверждали это. По всей вероятности, этот бывший врач — Госсейдж — усыплял похищенных. На лице Партриджа заходили желваки. Жаль, что он не смог встретиться с этим человеком, пока тот был жив… С помощью Фернандеса Партридж возобновил допрос Долорес.
