Наталия Вико - Шизофрения

— Символизм — составная часть мистических доктрин, — заметила Александра скептически.

— И что? Разве это означает, что мистицизм как иррациональный способ восприятия мира должен противопоставляться восприятию логическому ? Ведь большинство величайших научных открытий делаются людьми, обладающими иррациональным мышлением, которые зачастую выглядят в глазах окружающих шизофрениками.

— Разве только выглядят? — насмешливо спросила Александра. — Греческий термин «шизофрения» состоит из двух частей — «шиз», что означает «расщеплять» и «френ», что означает «мозг». Таким образом, шизофрения буквально означает «расщепление мозгов» и является поводом для пребывания в лечебнице.

— Не буду спорить, потому что врачом не являюсь, — с улыбкой сказал Николя, — замечу только — в контексте гениальности некоторых шизофреников, что первая часть термина по-арабски звучит как «ша:зз» и означает «аномальный, исключительный, не такой как все». И такой смысл слова мне нравится больше.

— По-вашему получается, что если ученый не шизофреник, ему гениальные открытия не светят? — язвительно спросила она.

— Ученые, обладающие так называемым рациональным мышлением, — сказал Николя, — обычно систематизаторы и чаще всего — догматики, готовые с пеной у рта защищать каноны своей «научной церкви». Кстати, они же — естественные союзники церкви религиозной, у которой собственные интересы, но с которой они с удовольствием объединяются в борьбе со всем экстраординарным в человеке, если это экстраординарное не фиксируется полиграфом или выходит за рамки общепринятых церковных мистических доктрин…

Александра наслаждалась. Она получала от разговора с Николя ни с чем не сравнимое удовольствие. Этот разговор был для нее… интеллектуальным сексом, гораздо более значимым, чем просто секс. Ведь умный и тонкий собеседник — это целый мир! Пространство же сексуального партнера ограничено размерами кровати. В лучшем случае. А то и вовсе душевой кабинки…

— Алексей Викторович! Не отвечает телефон в номере, и мобильный тоже, — секретарь смотрела виновато. — А на ресепшн говорят, что информацию о клиентах не дают.

— Ну, я не знаю, Инга Валерьевна, — Кузнецов недовольно сдвинул брови. — В посольство что ли позвонили бы, чтобы они послали кого-нибудь в гостиницу.

— Позвонила я, Алексей Викторович. Обещали направить, — пролепетала секретарь.

— А почему это вы без согласования со мной в посольство звонили? А? Я вам это разве поручал? — раздраженно пробасил он.

— Ну, Алексей Викторович… — секретарша растерянно заморгала.

— Ладно, — он поморщился и махнул рукой. — Идите уже! Как только будет информация — сразу ко мне!

— Может, помедитируем вместе после обеда? — вдруг сказал Николя, хитро прищурившись.

— А сколько сейчас времени? — поинтересовалась Александра, соображая, как уклониться от заманчивого предложения. — В вашем подземелье и не поймешь, когда день, а когда ночь.

— Сейчас, — Николя глянул на наручные часы, — все еще первая половина дня. — Так что насчет совместной медитации? — не унимался он.

— Вы ж сами предлагали после обеда, а сейчас еще двенадцати нет, — решила не лишать его надежды. — И между прочим, медитируют — на голодный желудок, чтобы легче было войти в измененное состояние сознания, — со знанием дела заметила она.

— С вами, Александра, я готов медитировать в любое время дня и ночи! — весело сообщил он. — До еды, во время еды или после. Только дайте знать.

— Мы вообще то о герметизме говорили и статуе Свободы, — напомнила она.

— Да-да, вы правы, — он улыбнулся. — И еще о совместной медитации, — последние слова прозвучали как намек.

Заметив ее неодобрительный взгляд, Николя скромно потупил взгляд, хотя губы его подрагивали, с трудом сдерживая улыбку.

— Так вот, я думаю, — он, наконец, поднял глаза и продолжил, как ни в чем не бывало, — что потомки назовут наше время — началом эпохи Прозрения! — заявив это, он снова посмотрел на часы и почему-то нахмурился.

— Красивое название! — заметила она. — Ко многому обязывает наших с вами современников.

— И нас с вами, — добавил Николя. — Каждый отвечает за каждого. — Он помолчал. — Теперь о главных векторах движения, — закинул ногу на ногу и обхватил ладонями колено. — Эра Рыб в странах средиземноморской цивилизации, исповедующих иудаизм, христианство и ислам, прошла под знаками освобождения, равенства и братства, собранными вместе в революционном учении Иисуса Христа и повторенными многократно в различных интерпретациях.

— Французскими коммунарами, — уточнила Александра, — и масонами.

— И большевиками тоже, — добавил Николя и повернул голову к входу, где на пульте заморгала красная, а потом зеленая лампочка. — Прислуга пришла, — пояснил он. — Сейчас займется вашей одеждой.

— Спасибо, — наклонила голову Александра.

— Но во все времена объединение людей, признающих общечеловеческую ценность идей свободы, равенства и братства, — продолжил он, — происходило через разъединение по неким признакам, будь то отношение к собственности, вероисповедание, расовая, национальная, этническая или классовая принадлежность. И почти всегда через насилие по отношению к иноверцам, чужакам…

— Инакомыслящим, инакоговорящим, инако одевающимся и инако себя ведущим, — согласилась Александра.

— Что такое «свобода» — понятно, — продолжил Николя. — Во времена Иисуса — избавление от власти Римской Империи, а в последующие периоды истории и от любых иных насильственных форм управления.

— Николя, а вы считаете себя свободным человеком? — спросила она с неподдельным интересом, но, заметив его недоуменный взгляд, пояснила:

— У нас в России сейчас личная свобода прежде всего связывается с наличием денег и возможностью уехать из страны при всяких политических катаклизмах. Минимальный стандарт свободы — домик в Чехии или Голландии, да в общем все равно где, хоть в Эстонии или Черногории, а максимальный… — она задумалась, — максимального нет. Там начинается водоизмещение яхт.

— Вы хотите сказать, что для современных русских свобода — это экономическая возможность покинуть родину? — удивленно спросил Николя.

— Да, пожалуй. А те, кто не может, довольствуются патриотическими лозунгами и в глубине души мечтают о новом переделе собственности, чтобы попасть в число счастливчиков, успевших к бесплатному обеду с последующей раздачей столовой посуды, а заодно и мебели.

— Халява? — со смехом по-русски спросил Николя.

— Халява, — подтвердила Александра и тоже засмеялась.

— Странно все это, — покачал он головой. — Деньги, конечно, играют роль, но по мне, свобода — это отсутствие страха, — сказал как о чем-то давно продуманном и для себя раз и навсегда решенном. — Свободный человек — это человек, живущий здесь и сейчас, способный на искренние чувства и готовый свою свободу отстаивать. Это человек, прежде всего, свободный от чувства жалости к себе, которая неизбежно этот самый страх порождает, а заодно, зависть, ревность, ненависть и манию величия, заставляет быть послушным и, в конечном счете, превращает человека в раба обстоятельств, привычек, ритуалов, церемоний и иерархии. В общем, в раба системы.

— Большинство избирают такой путь добровольно и не мучают себя. А свободу и справедливость ищут разве что в разговорах на кухне.

Николя глянул удивленно.

— У нас в стране в какую кухоньку не зайди, — пояснила она, — везде несогласного найдешь. Особенно «под рюмашечку», — сказала по-русски. — Национальная традиция несогласия. Но — строго в пределах кухни.

— Какое нежное слово — «рю-машечка», — восхитился Николя.

— Ну да, по-французски — «улица Машечки» получается — сквозь смех сказала Александра. — Вы, Николя, про «равенство» и «братство» что-то сказать собирались, — напомнила она.

— Ну, да, — все еще улыбаясь, согласился он. — Так вот «равенство» — это в правах перед законом и справедливость в распределении благ.

— И привилегий, — охотно добавила Александра, — на которые в нынешней России покупают и охотно покупаются, в том числе, на лозунг борьбы с ними.

— Вы прямо диссидентка! — засмеялся Николя.

— Ваше подземелье — не хуже нашей кухни, — улыбнулась она, — может только чуточку попросторнее, — допила вино из бокала.

— «Братство» же, — продолжил Николя, разливая остатки вина из бутылки, — есть признание того, что все люди, являясь братьями и сестрами Мессии, не только имеют божественное происхождение от единого Творца, но и между собой связаны неразрывными узами. Но в любом случае, эра Рыб была эрой массовой веры с самыми безобразными проявлениями фанатизма. Преданность идее и интересам сообщества, организованного в некой государственной форме, ставились выше интересов и свободы личности. Поэтому внутренне свободные люди в средние века становились алхимиками, розенкрейцерами, суфиями, потом анархистами, как известный вам князь Кропоткин…