Русский рай - Слободчиков Олег Васильевич
Костромитинов слегка смутился, продолжая вопросительно смотреть на него:
– Что поделаешь, таковы наши законы! Дай совет, как это сделать!
– Я в воду не полезу хоть бы и за золотом! А спрашивать надо моего зятя, проворен и сметлив, колошская кровь пошла ему впрок. Бывает на Рио-Гранде, Сан-Хоакине, знаком с тамошними фермерами, учился мыть золото у Кондакова, ходил с ним к горе Счастья… Может быть, что-то и скажет, а с меня какой спрос?!
– Коня у тебя нет? – подскочил Кондаков, будто его осенила какая-то догадка.
– Один, – сторож кивнул на привязанного к коновязи. Двоих не повезет, слаб и стар. Остальной скот у зятя.
– Тогда пойдем к нему, с тобой на пару разговор получится душевней. Помню креола, сметлив был.
На ранчо Сысой и Костромитинов ехали поочередно меняя друг друга в седле. Емеля был дома. Марфа с радостью встретила гостя. Костромитинов, как всегда, спешил, застолье и хозяйское угощение раздражали его. Едва усевшись за стол, стал говорить о деле. Лицо Емели напряглось, глаза заметались на тестя, выпытывая, что тот мог сказать про его дела. Вскоре он понял, что Костромитинову ничего не известно и с колошскими дерзостью и азартом стал торговаться.
– Будто не знаешь, что американцы силой захватили Калифорнию? – насмешливо спросил, выслушав рассуждения о золоте и пользе в том Отечеству.
Лицо бывшего правителя помрачнело, он насупился и метнул на Емелю подозрительный взгляд, а тот продолжал насмехаться:
– Они скандалов не боятся, когда дело доходит до прибылей… И как ты думаешь мыть золото на земле Суттера? Отряд туда не пустят. И ваши служащие не дураки, чтобы отдавать Компании намытое за одно жалованье, когда можно сдать американцам за доллары или мексиканцам за пиастры?
– Побеги с приисков – обычное дело! – вздохнул Костромитинов, теряя бойкий вид. – И что делать?
– Можно поискать в других местах, поближе, – стал торговаться Емеля. – Только я за жалованье работать не буду!
– Что хочешь? – вперился в него Костромитинов прожигающим взглядом, понимая, что креол уже не во власти Компании.
– Ранчо! Числилось компанейским, станет моим. Остатки компанейского скота – тоже!
Костромитинов поперхнулся от наглости креола.
– Тебе повышенное жалованье или медаль, директорам – прибыли, мне – ранчо, которое Компании уже не принадлежит, а я вам золотишко?! – напористей и злей повторил Емеля.
Сысой покряхтел, посопел и вышел: ему неловко было слышать этот торг, хотя понимал, что зять, по-своему, прав. Это в Ирии все делится поровну, а тут: у кого двести рублей в год, а у кого и двести тысяч. «Дери с них, зятек, семь шкур! – подумал, со злорадством. – У меня не получалось, да и не за богатством рвался в Калифорнию».
Он думал, что зять заломил непомерную цену и уступит половину, но к его удивлению они с Костромитиновым сторговались. Емеля уступил только компанейский скот, который предполагалось увезти на Ситху.
Сысой с гостем вернулись в крепость на двух лошадях. Костромитинов отправился на бриг шлюпкой. На другой день с «Ситхи» высадили полтора десятка новоприборных служащих Компании с наказом Сысою, проводить их на ранчо.
«Ситха» выбрала якоря, подняла паруса и ушла на юг, в Малый Бодего или Сан-Франциско, Сысой об этом не спрашивал, сам верхом, с груженой лошадкой в поводу, привел промышленных на ранчо под начало зятя. Служашие контрактники не думали, что отданы в подчинение креолу и, оказавшись в селении среди индейцев и нескольких стариков, удивленно водили глазами, будто попали в плен.
– Где же ты наберешь столько золота? – обеспокоенно спросил зятя Сысой, едва они остались с глазу на глаз.
– Знаю где! – самоуверенно заявил Емеля. – Не самому же в воду лезть. Намоем, хотя в этом уже мало выгоды. На приисках цены на мясо и пшеницу выросли втрое. Платят за них золотом. Вот чем надо сейчас заниматься, да положиться не на кого, чтобы перегнать скот через горы, – вопросительно взглянул на тестя.
– Я старый! – помялся тот и подумал: «зачем ему столько денег? И так богат!»
«Ситха» вернулась осенью до дождей, забрала промышленных, работавших все лето и четыре пуда золотого песка. Всю зиму зять гонял скот на прииски, рассказывал, как развернулся на золоте и разбогател выкрест Хосе Волков, как богатеют другие беглецы, основавшие хозяйства на плодородных землях в низовьях Сан-Хоакина и Рио-Гранде. А Суттер, на чьих землях найдено было первое золото, разорен. Емеля опасался, что Компания сговорится с американцами и вернет себе Росс. Такой конкурент по соседству ему был не нужен.
Компанейский бриг пришел и на другой год, высадив два десятка промышленных для добычи золота. С работниками прибыл Ротчев, последний правитель конторы Росса. На этот раз он был одет как обычный ситхинский приказчик. Матросы и служащие большими трудами переправили с судна на сушу тяжелую машину для добычи золота. Емеля, посмеиваясь, ходил вокруг нее, удивлялся хитроумию мастеров-изобретателей. На этот раз его не звали мыть золото, а он на работу не напрашивался.
Ротчеву нужны были деньги на достойное содержание княгини. В надежде на скорое богатство, на свой страх и риск, он купил в долг драгу и решил сам руководить добычей. На прежние места, выше озера тяжелую машину провести не смогли. Стали мыть в низовьях Русской реки, ниже озера, выход золотого песка был мал, Ротчев распорядился перевезти машину к речке Гуалале и Россу, но и там его ждала неудача. Затем промышленные равнодушно лопатили песок и окатыш в лагуне речек северней Росса. Часть работников мыла песок вручную на прежнем месте, в верховьях Русской реки. Но за лето и осень Ротчевым было добыто чуть больше полутора пудов золотого песка по оценке компанейских приказчиков на шестнадцать тысяч рублей.
При подсчете на затраты плаванья, содержание и жалованье работникам, Росс опять обманул надежды и нанес убытки. Костромитинов приуныл, Ротчев был в отчаянье, погрузил драгу на бриг и отправился в северную Мексику, надеясь на тамошние связи и знакомства. Емеля был занят своими делами, а их было много. Сысой, по-стариковски бродил в окрестностях ранчо или Росса, донимал зятя занудными воспоминаниями молодости, рассказывал внукам, как бросил дом, чтобы найти справедливую Ирию, а такой страны, похоже, и нет на этом свете.
Емеля, в пол-уха слушал тестя, не отрываясь от работы, насмехался и язвил:
– Старатели тоже ищут ключи от рая, только не за морем, а под ногами. Так надежней!
– Разве купишь за золото место в раю? – с печалью в голосе возражал Сысой. – Сказано, богатому туда, как верблюду в игольное ушко…
– Много, что сказано, – ухмылялся Емеля. – Бостонцы тоже во Христа веруют, но по-своему: раз беден – Бог тебя не любит, богат – Богу угоден!
И на всякие размышления и суждения тестя у него были свои простые и ясные ответы. Сысой сердился, в бессилии доказать то ли ему, то ли себе самому что-то смутное, что чувствовал душой, но не мог сказать, уезжал в Росс, пожив там в одиночку и хорошо подумав, решил отвезти свое стареющее тело в Сибирь. В том, что вскоре продадут и северные владения Компании он уже не сомневался. Предстояло самое трудное убедить дочь отпустить его. И он отправился на ранчо.
Все тамошние жители и работники были чем-то заняты, была занята и дочь. Увидев подъехавшего отца, как всегда обрадовалась, повела его кормить. С её детьми сидела постаревшая мать: бывшая женка Сысоя, братья-якуты работали у Емели. Еды в доме готовили много. В печи напревал котел с кашей. Марфа наложила отцу полную миску, обильно приправила коровьим маслом, села за стол против него, подперев подбородок руками. Он пожевал немного и в задумчивости глубоко вздохнул.
– Я ведь никого не любил так, как тебя! – вкрадчиво заговорил, любуясь дочерью, которая из стройной быстроногой барышни превратилась в степенную женщину. – И вспоминать приятно только то, как жил с тобой. Все остальное забыть бы…
– Я тоже тебя люблю, – всхлипнула Марфа, глядя на отца, глаза её увлажнились. – Жил бы со мной. Что там один?
