Йоханнес Зиммель - Любовь — всего лишь слово
Мы поднимаемся на верхнюю палубу. Ровно в шесть часов судно медленно отделяется от мола и, описав большую дугу по акватории гавани, выходит в открытое море.
— How about another little Johnnie?[163] — спрашивает миссис Дюрхэм.
17
Бар большой, просторный. Он отделан панелями из красного дерева, в нем великолепная длинная стойка. За ней работают три бармена. Один из них узнает миссис Дюрхэм.
— Oh, Mrs. Durham. Glad to see you again. Two Johnnies, yes?[164]
— Si, Roberto. Grazie.[165]
Роберто приносит на нашу скамью на верхней палубе, где мы устроились, поднос с бокалами.
— А дальше, как всегда, миссис Дюрхэм?
— Как обычно.
Бармен смеется, демонстрируя ослепительно белые зубы. Симпатичный парень.
— Что значит, как всегда?
Это значит, что каждые четверть часа он должен приносить нам новые порции.
— Но ведь это невозможно!
— То есть как? Рейс длится всего-навсего полтора часа! Вы что, плохо переносите виски?
— Я не это имел в виду.
Она смотрит на меня, а потом кладет мне ладонь на руку и говорит:
— Понимаю. У вас туго с деньгами. И вы слишком горды, чтобы принимать мое угощение.
— Не то чтобы горд, но…
— Знаете, молодой человек, у меня денег больше, чем я могу истратить за свою жизнь. Кому достанутся они после моей смерти?
— Вашей дочери…
Миссис Дюрхэм делает большой глоток и отворачивается, подставляя лицо ветру, который теперь пахнет водорослями и соленой морской водой.
— Я сегодня солгала вам, мистер Мансфельд. Вирджиния не работает директором на нашем предприятии. Она вышла замуж за бедного композитора и уже десять лет живет в Канаде. Она прокляла меня перед тем, как уехать. И не желает меня больше видеть. Она никогда не возьмет у меня ни пенни.
— Но почему?
— Виновата я! Да, в четырнадцать она уже играла на сцене! Но я помешала ей стать актрисой. Я заставила ее пойти работать на наши заводы… Я хотела, чтобы кто-то продолжил дело, после того… Вы понимаете? Я подыскала для нее мужа, который разбирался в производстве. Но тут она привела своего композитора. Я отказалась даже подать ему руку. Говорят, что там, в Канаде, дела у них идут неважно. Мне написали друзья.
— Друзья?
— Да, друзья, мистер Мансфельд. Вирджиния мне вообще не пишет. Она ненавидит меня. О, как она меня ненавидит! Может быть, именно поэтому я и мотаюсь так много по свету!
— Миссис Дюрхэм…
— Не правда ли, чудесное виски?
18
Приехав в Эхтернах ради того, чтобы навестить мать, я не смог этого сделать, так как меня к ней не пустили.
— К ней вам никак сейчас нельзя, — сказал тот самый врач, с которым я общался в предыдущий раз. — К сожалению, как раз сейчас ваша мать находится в… гм… в плохом состоянии. И ваш визит слишком бы ее возбудил. Я вынужден его запретить.
Так я и не повидал своей матери.
Зато повидал отца и тетю Лиззи. Они приезжали ко мне в гостиницу. Я передал отцу книгу, которую мне дал с собой Манфред Лорд. Можно себе представить, что разговор был столь же холодным, сколь и кратким. То, что у меня больше нет машины, я не сказал.
Продав в Эхтернахе свои часы, золотую авторучку и бинокль, я отправился в вагоне второго класса в путешествие. До Флоренции оказалось чертовски далеко. Я сидел в полном купе и ночью не мог уснуть. Во Флоренцию прибыл в состоянии грогги[166]. Я сошел с поезда вовсе не потому, что, по словам Верены, она всегда так ездит, а потому, что не мог больше выдержать такой поездки. На такси доехал до «Autostrada del sole»[167]. Мне повезло. Вскоре около меня остановился «форд» и…
— Четверть часа прошло, миссис Дюрхэм!
Я вздрагиваю от неожиданности. Симпатичный бармен стоит перед нами с двумя новыми «Джонни».
— Спасибо, Роберто. И одну порцию для себя.
— Grazie, signora, grazie.
Небо теперь стало бесцветным, и я вижу первые звезды. Вода почернела. Пена за кормой белая-белая. И полный штиль.
— Вы уже определились с жильем?
— Нет.
— Вот. Возьмите мою визитную карточку. На ней адрес и номер телефона. Я вам всегда буду рада. Вы играете в теннис?
— Да.
— А в бридж?
— Да.
— Великолепно! Я знаю здесь одного старого английского майора с женой. У них в Баньо есть домик, совсем недалеко. Чудеснейшие люди. Мы можем играть вместе. У меня здесь теннисный корт и собственный пляж. Но вы, конечно, не позвоните, я знаю… — Миссис Дюрхэм пьяна и признается в этом. — Вас это не шокирует?
— Меня? Да я ведь и сам пьян!
Но так, как сегодня, я еще никогда не пил. Так вдохновенно. С таким удовольствием. Миссис Дюрхэм испытывает то же, что и я. Мы без конца смеемся и рассказываем друг другу смешные истории. (Скорее всего они вовсе и не смешны.) Остальные пассажиры неодобрительно поглядывают на нас.
— Они принимают вас за моего жиголо[168], — говорит миссис Дюрхэм.
Верена. Верена! Встретишь ли ты меня в порту?
— Я была бы рада, будь у меня такой милый жиголо. Он бы мог иметь от меня все, что захотел бы.
Некоторое время она молчит. Пьет. И потом говорит вдруг:
— Видите огоньки вон там, впереди? Это Портоферрарио!
19
Вот мы и приехали.
С борта парома я мало что вижу от Портоферрарио. Огни: голубые, зеленые, белые, красные. Гостиницы с неоновыми надписями. BAR. BAR. BAR.
Наше судно вновь разворачивается задом. Естественно, сначала надо пристать кормой, чтобы автомашины могли выбраться из чрева парома. Вот я уже различаю людей на освещенной пристани. Их много, но среди них я не вижу Верены.
— Вон стоит мой управляющий! — Старая дама машет рукой. — Я немного перепила… Как вы думаете, вы сможете выгнать мою машину на набережную? Я была бы вам крайне признательна.
— Разумеется, миссис Дюрхэм. И большое спасибо за все.
— Ах, да бросьте вы. Все равно вы не позвоните.
— Позвоню обязательно.
— Не верю. Вот ключи от машины.
Я пьян и не знаком с машиной миссис Дюрхэм. По деревянным сходням машина выскакивает на берег и врезается в каменный парапет. Я выхожу. Так и есть: погнут бампер. Я начинаю его разглядывать, слыша рядом смех миссис Дюрхэм.
— Как вы лихо!
— Простите!
— Да бросьте вы!
К нам подходит мужчина в белой рубашке и белых брюках. Здороваясь, он целует миссис Дюрхэм руку. Пока он достает из багажника и ставит на булыжную мостовую набережной мой чемодан, миссис Дюрхэм все продолжает смеяться. Управляющий враждебно разглядывает меня. Миссис Дюрхэм садится в машину. Управляющий занимает место за рулем. С трудом вращая ручку, миссис Дюрхэм опускает стекло.
— Вирджиния… — Она с трудом ворочает языком. — Моя… моя дочь… знаете, мистер Мансфельд, моя Вирджиния… она… нет, правда… я думаю, что я несправедлива с ней…
Управляющий включает сцепление. Я вижу, как миссис Дюрхэм отлетает назад на спинку сиденья. Из чрева парома все катят и катят автомобили. Я сажусь на свой чемодан у парапета.
— Милый!
Верена!
На ней узкие желтые брюки, сандалии на босу ногу и пестро размалеванная рубашка.
Она целует меня.
— Милая моя, — говорю я. — Милая моя, милая.
— Ты пьяный.
— Да, милая.
— Поехали. Домой.
— То есть как… как это — домой?
— Муж уехал в Рим. На три дня.
— Но слуги…
— Я их отослала. Мы будем одни.
— А Эвелин?
— Она на Корсике. С нянькой. Они вернутся только послезавтра вечером.
— И мы… будем одни до… до послезавтрашнего вечера?
— Да, Оливер! Пошли! Машина стоит вон там.
— Верена! Я хочу тебе кое-что сказать.
— Я знаю.
— Что ты знаешь?
— То, что ты мне хочешь сказать.
— И что?
— Что ты меня любишь.
— Да. А откуда ты знаешь?
— Инстинкт. Что ты пил?
— Виски.
— И я тоже люблю тебя, мое сердечко. Мы поедем сейчас домой. — Я приготовила для тебя ужин. Мы можем искупаться в море. Вода теплая-теплая. А потом…
— Я надеюсь, что понемногу протрезвею.
— Только не совсем. Ты такой сладкий, когда немного выпьешь… Пошли же… Пошли скорей. Бежим отсюда.
Восьмая глава
1
Голая, совершенно голая бежит ко мне Верена по белому песку пляжа, с распростертыми руками и смеясь. Ее груди колышатся вверх вниз, волосы блестят в свете нежной луны.
Бухта, пинии и оливковые деревья, заброшенные хижины под соломенными крышами, море. И еще небо, усыпанное звездами, теплый, мягкий мистраль, тихий и нежный прибой.
Все — как я уже видел давно в своем воображении, своим внутренним оком. И опять ощущение: все это однажды прожито.
И я совершенно наг. Песок мокрый, но теплый. Мы встречаемся. Обнимаем друг друга. И никого вокруг, ни единого человека, который мог бы нас увидеть. Мы абсолютно одни в бухте Ля Биодола.
