М.К.Кантор - Учебник рисования, том. 2
Если кто-либо решит, что сказанное относится исключительно к немытой России, плохо усвоившей уроки демократии, это будет несправедливое заключение.
Именно общество либерального Запада создало условия, в которых производство войны выгоднее, нежели мирное строительство. Сотни миллиардов, истраченные на бомбардировку чужих территорий, вместо того чтобы быть направленными на строительство больниц, школ и заводов, - есть абсолютное и окончательное свидетельство нравственного статуса либерального общества. Именно общество либерального Запада приучило само себя и весь мир к мысли, что основная цель планеты - выживание этого уголка, а прочие пространства созданы в качестве черновых набросков, резервных ресурсов, для нужд элиты. Именно либеральное общество Запада ввело в обращение феномен свободы - субститут силы и права, дающийся по признакам принадлежности к касте избранных.
Современный западный художник, оплата труда которого исчисляется миллионами, не создал в своей жизни ничего осмысленного - ничего, кроме полосок и пятен или пошлой песенки, и однако этот гражданин верит, что его труд оплачен по заслугам, он убежден, что его труд нужен человечеству более, нежели жизни неумных дикарей, которые не рисуют полосок и пятен, он легко примиряется с фактом существования миллионов нищих; такой персонаж не заслуживает названия художника-гуманиста. Порожденный либеральным нео-языческим обществом, рекрутированный на роль шамана, этот персонаж истории должен быть рассмотрен именно как языческий шаман, поскольку подвергни мы его нравственной оценке, диагноз был бы только один: этот человек - ублюдок.
Если детей с рождения учат делить человечество на bad guys и good guys; если на экранах кинотеатров герои убивают недочеловеков, не понимающих, что такое свобода; если искусство становится декоративно-монументальной пропагандой; если принципами эстетического воспитания делаются языческие ритуалы (инсталляции, рок-концерты, хеппенинги, перформансы); если первым в социуме объявляется не справедливый, но властный; если образ жизни богатых и циничных стал предметом восхищения и мечты; если коррупция оправдывается тем, что выковывает касту верных; если общество не хочет видеть свое лицо и убирает антропоморфный образ из искусства и образ замещается тотемом; если сильнейшая армия мира приведена в постоянную боевую готовность и содержание ее стоит многих миллиардов; если расходы на вооружение многократно превышают расходы на социальные нужды; если граждане находятся в перманентном долгу у правительства и не в силах отделить частную жизнь от нужд общества по причине невозможности отдать долг (кредиты, акции, деньги); если общество говорит о своих жизненных интересах в иных странах и без колебаний вторгается в эти страны, убивая людей, не объявлявших этому обществу войны; если убеждение в том, что твое общество является вершиной развития человечества и ничего лучшего не существовало в природе, становится массовым убеждением; если идея расширения собственного общества до масштабов мира как безальтернативная концепция истории делается привычной для слуха и усвоена толпой как истина, - это значит, что общество находится во власти определенной идеологии, и идеология, организующая людей таким образом, называется фашизмом.
Тот факт, что сегодняшний вид фашизма именуется демократией и оперирует либеральной терминологией, - не меняет в принципе ничего. Люди произносят слово «демократия», и им кажется, будто им дадут самостоятельно принимать решения. Так не будет никогда; решения принимаются, исходя из общей конструкции, и рядовой обыватель, вознесенный к власти (и незаметного выделят из массы за его верность), примет точно то же решение, что принимал его предшественник. Люди произносят слово «либерализм», и им кажется, что в данном слове содержится гарантия гуманности и милосердия. На деле же первым условием либерализации сделалась либерализация движения капитала, то есть выход финансовых потоков за границы проблемных государств и лишение их тем самым самостоятельного развития. Понятия «либерализм» и «демократия» в условиях тотальной империи стали бессмыслицей: они были введены в обращение для нужд ограниченных сообществ, а не всего человечества - безразмерной демократии не может существовать, неограниченного либерализма по определению быть не может.
Коррумпированные политики, управляющие мафиозными правительствами и поддержанные люмпен-интеллигенцией и компрадорской интеллигенцией оккупированных стран, - это и есть тип управления, который сегодня обозначен как демократия. В той мере, в какой данный режим управления навязывается всему миру и осуществляется за счет всего мира, данный режим является фашистским.
XVII
Примерно так говорил Павел своей возлюбленной, Юлии Мерцаловой.
- Скажи, ты действительно думаешь, что либерализм - это плохо? - спросила Юлия Мерцалова у Павла.
Как обычно, Павел начинал ругать правительство, увлекался, переходил на мировой порядок и сам понимал, что запутался: сначала ругал правых, потом бранил левых, ему не нравились так называемые реформаторы-западники, и славянофилы тоже не нравились. И тех и других он именовал одинаковыми эпитетами, и слушатель - чаще всего таковым оказывалась Юлия - не вполне понимал, что Павел имеет в виду.
- А сам ты на чьей стороне? - спрашивала Юлия.
И Павел ответил:
- Я на стороне живописи.
Павел давно уже не говорил со своим дедом, полагая того слишком старым, чтобы внимательно следить за происходящим в стране. Если бы он тем не менее спросил Соломона Рихтера, тот бы ответил внуку примерно так. Разница между авангардом и революцией проста. Оба движения выражали потребность глобальных изменений, но видели изменения по-разному. Выражаясь в терминологии учения Соломона Рихтера, авангард искал перемен в контексте социокультурной эволюции, революция - искала перемен в контексте истории. Иными словами, авангард черпал двигательную энергию в природной языческой мощи, революция - в духовных абстракциях, прежде всего в монотеистических религиях. Авангард, как явление языческое, оказался более секуляризованным и жизнеспособным; авангард опирался на светскую науку, технологический и промышленный прогресс. Революция, как движение религиозное, оказалась зависима от кружков и сект посвященных; она апеллировала прежде всего к проектам, уже потом к материальным феноменам бытия. Воплотилась революция в авангарде - больше ей воплотиться было не во что - и этот печальный парадокс оказался решающим.
Впрочем, так бы ответил ученый или нет, мы никогда не узнаем, поскольку Павел его не спрашивал. Так что стоит ли об этом говорить? Существует много вещей, так и не состоявшихся и предметом обсуждения потому не являющихся. Говорить о мировом порядке, провозглашенном самой революцией, трудно, поскольку воплощен он не был, а спекуляции по поводу того, каким бы он мог стать, - выяснению сути не помогают. Революция хотела христианской утопии, коммунистической утопии, авангард же стремился к созданию прочной языческой империи, т. е. глобального торжества империализма. Этот порядок осуществлен, мы живем во время тотальной победы авангарда. Вся практика социальных перемен, что вела к созданию новой империи, была практикой авангардистской. Иными словами, и фашизм, и нацизм, и большевизм - суть стадии движения авангарда, путь реструктуризации языческого прошлого и построения на его основе глобального дисциплинарного общества. Такое общество претендует быть абсолютно неуязвимым и вечным и само характеризует себя как конец истории.
Но не будем, не будем столь ригористичными - сама жизнь показывает, что не бывает истории, которая не могла бы возродиться вновь. Зачем далеко ходить, история страсти и любви художника Сыча - яркий тому пример.
XVIII
Как сложится дальнейшая жизнь хорька с Сычом? Вот вопрос, волновавший столичные круги. Тахта Аминьхасанова задала этот вопрос Пьеру Бриошу, тот поинтересовался у Якова Шайзенштейна, тот, в свою очередь, у Лаванды Балабос. В самом деле - как они там устроились? Понятно, что столь яркая личность как хорек (а применимо к хорьку все употребляли именно эпитет «личность» - не хорьком же его называть, в самом деле?) нуждается в особом подходе. Это раньше - о тех временах и вспомнить неловко - мог он ютиться, где попало, принимать чужой образ жизни. Понятно, что возврата в бывшую квартиру, к тому же самому безобразному быту, от которого и бежал хорек, быть не может. Хорек слишком заслуженная персона, чтобы влачить такую двусмысленную жизнь, обитать в одной квартире с чужой женой и т. д., пристало ли это личности, что является символом современного общественного процесса? Да и, вообще говоря, как государственному деятелю, ему положены определенные жилищные привилегии - и, разумеется, парламент выделил хорьку квартиру. Первые месяцы влюбленные провели в депутатской квартире хорька, затем Сыч, как мужчина ответственный, настоял на том, чтобы казенную квартиру выкупить - и не зависеть от государства. Поговаривали, что цену за жилплощадь определили льготную, но как бы то ни было, а деньги Сыч внес и наконец обзавелся роскошной квартирой в центре города, с видом на Кремль, с огромной гостиной и т. п. В конце концов, интернационально признанный художник может себе позволить устроить свою частную жизнь. Для чего же и нужны тогда гонорары, слава, деньги, как не для того, чтобы создать тот образ жизни, который соответствует твоим взглядам? Влюбленные жили открытым домом, собирали в своей гостиной всю модную Москву, и Сыч впервые понял, что значит жить рядом с личностью - не с малоинтересной женщиной, среднеарифметической теткой без идей, с коей соединил его районный ЗАГС, а с товарищем, единомышленником, неординарным и остроумным собеседником. Нередко засиживались они с хорьком за полночь, рассуждая о радикальном искусстве, путях авангарда, политике. Сыч научился понимать хорьковый язык - впрочем, к тому времени язык этот освоила вся мыслящая Москва. Урчание и причмокивание означало согласие, милое повизгивание - восторг, мяуканье - сомнение, а отрывистое тявканье - отрицание. Широкий диапазон звуков, неожиданное их сочетание вполне передавали любую мысль и взгляды, коими хорек счел возможным поделиться с Сычом, отличались зрелостью, взвешенностью, умудренностью. Редкой привилегией считал Сыч возможность делиться сомнениями с хорьком: почти всегда мнение хорька оказывалось решающим - он знал жизнь, умел найти решение, ясно видел суть вещей.
