Саша Саин - Приключения сионского мудреца
Моя экспедиция в Шаартузе подходила к концу! Каждый вечер с Мансуровым продолжали ездить в гости. По-моему, уже не осталось в Шаартузе того родного и знакомого его, кого бы мы обделили вниманием! Чили Чор Чашму, к его сожалению, не удалось больше посетить, но мы дали друг другу слово, что для этого специально ещё приедем сюда когда-нибудь! «Тифозники» выздоровели, а «раковый» старик стал ходить по отделению и был для всех свидетельством, что чудеса происходят! Он набрал вес, хотя выглядел не гигантом, но и не скелетом. Его сын привык к тому, что отец выздоровел, и больше мне не «втыкал рубли» в халат. Я на выходные ездил уже за свои деньги, а один раз с родственниками больного на машине. У «астматички» прекратились приступы астмы, и она собиралась домой, сказав, что уйдёт из больницы, когда я уеду в Душанбе. Это она правильно решила — уходить надо вовремя. Всем больным стало лучше, я выполнил задуманное — никто не умер, впервые в истории этого отделения, за два месяца! Десять больных я выписал, поступили новые десять, и среди них один старик с болями в животе. Осмотрев его, обнаружил плотный, бугристый лимфатический узел в левой надключичной области, т. н. узел Вирхова, указывающий на метастазы рака желудка. Без рентгена желудка и гастроскопии, которые не делали в районе, я понял, что это рак желудка, и сообщил об этом родственникам. Они надеялись, что их близкий так же выздоровеет, как и этот, с раком поджелудочной железы. Больные передают друг другу всё, что происходит и происходило в больнице. Узнав, что я через пару дней уезжаю в Душанбе, расстроились.
За день до моего отъезда в отделение приехали зам. главврача и главная врач, женщина лет сорока, он взял её для подкрепления. Они вдвоём стали меня уговаривать после ординатуры приехать к ним работать зав. отделением. Они подадут заявку на меня в институт: «Вы будете иметь машину, как служебную, так и собственную», — долго уговаривали они меня. Мне было приятно, но я отказался, я не мог себе представить жизнь в Шаартузе.
Вернулись отпускники: зав. отделением и врачи отделения. Они меня не уговаривали остаться или прийти к ним работать, я им «испортил» больных.
В последний день за мной заехал зав. промтоварной базы. Его жена уже занималась дома домашним хозяйством.
Попрощавшись с оставшимися больными, с одной стороны, я был рад уехать домой, с другой, было чувство вины: как будто я поиздевался над ними, показав, как надо было бы их лечить. Чувство, как если бы взять к себе домой на пару часов зимой бездомного, дать ему согреться, а затем открыть дверь и сказать: «Согрелся и будет — иди!».
Я поехал к мечте любого советского человека — на промтоварную базу! Эта база была, вероятно, самым величественным и грандиозным сооружением в Шаартузе! Так, по крайней мере, мне показалось, когда я оказался в длинном, высоком бетонном сооружении, где на полках лежала или висела импортная одежда. Я шёл и только показывал пальцем, и тут же получал: пальто нужного размера для жены, для меня, кое-что для брата и родителей. У базы меня ждала машина, за рулём которой сидел муж астматички. Они решили меня отвезти в Душанбе, доставить на Родину «героя».
Это был мой первый самостоятельный врачебный опыт, я чувствовал себя, как нелюбимая падчерица: в школе, техникуме, на заводах — пошла в лес и возвращается с сундуком драгоценностей! Приеду — расскажу другим, как хорошо в Шаартузе! Какая промтоварная база там хорошая и можно неплохо отовариться. Может, и дочь мачехи туда отправится за драгоценностями, например — «молдаванин» Бирман!
Ехать на легковой машине не утомительно и интересно: вдоль реки Пяндж около афганской границы. На той стороне все выглядело более убого по сравнению с советской стороной. Впервые я мог расслабиться, любоваться природой. Даже пустыня выглядела красиво: озёра вокруг, стаи грифов. Затем проезжали мимо кишлаков, преодолели два горных перевала, и когда катились с последнего вниз, то впереди открылась панорама оазиса, по сравнению с Шаартузом: зелёная долина, стекающие с гор реки, зелёные холмы! Это была местность вокруг Душанбе. Въехали в город, который тоже показался большим, светлым культурным центром. «В таком городе жить — одно удовольствие!» — понял я.
Подъехали к моему дому! На балконе увидел детей! Сын стоял на слабых ножках, ходил с бабушкой, держа её за руку, или она его. Дочь передвигалась в основном на четвереньках, иногда привстав на двух, чтобы вновь встать на четыре точки опоры. Моя мать меня не видела в машине, она занималась детьми — значит жена не дома. Ещё примерно полчаса поговорил с астматичкой и её мужем. «Мы к вам приедем в клинику Караболо, — пообещала она, — а ещё лучше, приезжайте к нам работать, вам будет хорошо, у нас нет врачей», — у неё увлажнились глаза, и я понял — надо выходить из машины.
«Ой, смотрите, папа ваш приехал!» — известила радостно детей мать. Сын самостоятельно, пошатываясь, направился в мою сторону. Дочь довольно быстро поползла за ним и тоже на меня с интересом смотрела. Но их двоих обогнал Ушастик, который, меня обнюхав, зачем-то прикусил ногу. После хорошего душа, возвращения жены, пришли с работы отец и брат, я долго без умолка говорил по-русски, все рассказывал и рассказывал, пока все не устали! Затем и им представилась возможность рассказать о новостях. Мы сидели в лоджии, пили чай после еды, было начало ноября, в Душанбе +22 градуса тепла и нежарко, а в Шаартузе было +30, когда уезжал. Лоджия выходила во двор: много деревьев, платаны, сосна, зелень, шум арыка, протекающего во дворе. Спокойно, прохладно, осень — лучшее время в Душанбе!
Придя на следующий день в клинику, первым делом увидел двух клинических ординаторов второго года, которые были старше меня на один год учёбы. Я был всего лишь клиническим ординатором первого года. «Ну, гаак таам в Шааггузе?» — гнусаво произнес и заржал, оскалив свои лошадиные зубы в ухмылке — «молдованин» Бирман. «Ничего, нормально». — «Это полезно! — покровительственно произнёс Бирман. — Тебе надо учиться габотать». Он вместо «р» и некоторых других звуков «предпочитал» произносить «г». «Тебе и в гайоне есть чему учиться у газных вгачей, ведь у тебя нет опыта пгактической габоты, а в гайоне местные вгачи хагошие пгактики. Мне, напгимег, не интегесно уже в гайоне. Я там, так же, как и ты на пегвом году огдинатугы, был один месяц в ЦГБ, в Кулябском гайоне. И там я у местных вгачей многому научился», — не мог успокоиться «Бигман». Тут появился Исхак Пинхасович — мой учитель. «Тебе не повезло, — шепнул мне Бирман. — У него не нагучишься! А, Исгак Пингасович! — хлопнул его покровительственно по плечу Бирман. — Как жизнь молодая?» — ещё раз показав свои лошадиные зубы и заржав. «Вот, где бы поучиться на курсе стоматологии!» — подумал я. Бирман, раскачиваясь вперёд и назад, как будто бы на гору пошёл, продолжая ржать и раздавать направо и налево приветствия: «пгиветствую вас, Ахмед Ибгагимович, пгиветствую вас, Инна Ивановна, здгавствуйте, Изгаилов, как жизнь молодая? Здгггггавствуйте, Исмаил Хамидович!» — вдруг сильно закартавив, в пояс поклонился Бирман проходящему мимо профессору Хамидову.
«О, вы вернулись, зайдите ко мне после конференции», — обратился ко мне на ходу профессор Хамидов. «Ну, как жизнь молодая?» — как бы проснувшись, осведомился у меня Исхак Пинхасович, ещё не отошедший от впечатлений, оставленных Бирманом, и перепугавшись от предложения профессора мне к нему зайти. «Постепенно расскажу, сейчас же конференция», — пообещал я Исхаку и прошёл в конференц-зал, где уже в президиуме заседал доцент Ибрагимов. «Что профессор хочет от тебя?» — не отставал перепуганный Исхак Пинхасович. «Я сам ещё не знаю. Я ведь только приехал. Скорее, вы должны знать, что он хочет. Узнаю — затем вам скажу». Я занял место в первом ряду, рядом со мной сел Исхак Пинхасович. «Ты хоть бы рассказал, как там, в районе», — не унимался он. «Исхак Пинхасович, конференция началась! — прервал его Ибрагимов. — О, вы уже приехали! — улыбнулся он мне. — Как там помощь хлопкоробам? Ладно, потом поговорим. Дежурный врач, прошу, — обратился доцент к дежурному, — докладывайте дежурство». Дежурным врачом был маленький косой узбек из ревматологического центра при поликлинике Караболо. На базе стационарного отделения все врачи попеременно дежурили и работали — и в поликлинике, и в стационаре. Профессор Хамидов не мельчал, и все центры республики организовал у себя. Эти центры имели консультативную и лечебную функцию в республике. «Дежурство прошло без особых происшествий», — начал дежурный врач. «А как больной Азимов из нефгологического отделения?» — раздался из зала знакомый голос Бирмана. «К нему не вызывали», — замялся дежурный. «А вы сами что не сделали обход?» — не отставал Бирман. «Сделал, но ничего особенного не было в нефрологическом отделении». — «Ничего особенного — это не ответ, гасскажите подгобней, какой у больного азот, кгеатинин, какой объём мочи выделил?» — «тгебовал» уточнений «Бигман». «Не знаю», — сознался дежурный. «А что с больной Салиховой из гематологического отделения?» — продолжал наступать на растерявшегося противника Бирман. «Тоже не вызывали», — обречённо произнёс дежурный врач. «Всё гавно, надо было посмотгеть!» — укорил его Бирман. «Ладно, Григорий Матвеевич! — раздражённо бросил Ибрагимов. — Дайте раньше дежурному полностью доложить, а затем вопросы». — «Как я его?!» — ржал после конференции Бирман, обращаясь к дочери начальника тюрьмы Петровой. «Да, молодец, ты очень активный», — согласилась она. «Конечно! — показал ей в оскале зубы „удовлетворенный“ Бирман. — Сегодня не забудь, в 12 часов клиническая конфегенция, газбог больного с гломегулонефгитом из нефгологического отделения». — «А какая тема будет?» — испугалась Петрова. «Диффегендиальная диагностика нефготического синдгома. Я читаю доклад, пгиходи, послушаешь, интегесно будет!». — «Да, конечно», — ответила Петрова, забывшая про такое ответственное мероприятие.
