Гарольд Роббинс - Торговцы грезами
Интересно, сколько у Эла денег на самом деле? Пятьдесят миллионов? Больше? Мне вдруг стало все равно. Я был доволен. Все было просто замечательно.
Мы добрались домой только около десяти вечера и прошли в библиотеку. Дорис принесла из кухни кубики льда, и мы приготовили коктейли. Едва собрались чокнуться, как вошла медсестра.
— Мистер Кесслер хочет срочно поговорить с вами.
Я удивленно посмотрел на нее.
— Что? Он еще не спит?
Она кивнула.
— Он отказывается ложиться спать, не поговорив с вами, — неодобрительно сказала она. — Постарайтесь особенно не задерживаться, у него был достаточно трудный день, и он должен отдохнуть.
Мы поставили на стол бокалы с нетронутым коктейлем и поспешили в спальню Питера. Эстер сидела рядом с кроватью, держа его за руку.
— Здравствуйте, киндер, — сказала она, увидев нас.
Дорис подошла к кровати и поцеловала мать, затем отца.
— Ну, как ты себя чувствуешь? — спросила она.
Возможно, из-за плохого освещения — горела только небольшая лампочка на тумбочке, — его лицо казалось изможденным и осунувшимся.
— Все в порядке, — сказал Питер, затем приподнял голову и обратился ко мне: — Ну, что скажешь?
Я улыбнулся.
— Ты был прав, босс, — сказал я. — Он помог нам. Теперь не о чем беспокоиться.
Питер устало опустил голову на подушку и прикрыл глаза, некоторое время лежал не шевелясь, потом снова открыл глаза. И я опять подумал, что из-за тусклого света его глаза кажутся подернутыми пленкой. Похоже, ему было трудно смотреть, но голос звучал уверенно, в нем слышалось удовлетворение.
— Значит, вы скоро поженитесь?
Я вздрогнул. Второй раз за сегодняшний день я слышу этот вопрос, и снова за меня ответила Дорис.
Она наклонилась и поцеловала отца, и я видел, как Эстер пожала ей руку.
— Как только ты поправишься, сыграем свадьбу, — сказала она.
Я улыбнулся. Мне показалось, что в глазах Питера блеснули слезы, но он быстро опустил веки.
— Не надо так долго ждать, киндер, — медленно произнес он, — мне хочется поскорее покачать на коленях внуков.
Дорис посмотрела на меня и улыбнулась. Я подошел ближе к кровати.
— Насчет этого не беспокойся, Питер, — сказал я, беря Дорис за руку. — У тебя все впереди.
Он опять улыбнулся, но ничего не ответил, а только устало повернул голову. Медсестра знаком показала, что нам пора.
— Спокойной ночи, Питер, — сказал я.
— Спокойной ночи, Джонни, — слабым голосом отозвался он.
Дорис поцеловала его и повернулась к матери.
— Идешь, мама?
Эстер покачала головой.
— Подожду, пока он заснет.
От двери я оглянулся. Эстер сидела на стуле рядом с кроватью. Рука Питера безвольно лежала на одеяле, Эстер накрыла ее своими ладонями и улыбнулась. Я закрыл за собой дверь.
Мы неторопливо спустились в библиотеку, и Дорис повернулась ко мне с испуганными глазами, по ее телу пробежала дрожь.
— Джонни, — прошептала она. — Джонни, я боюсь.
Я обнял ее.
— Чего ты боишься, милашка?
— Не знаю, — неуверенно пробормотала она, покачав головой. — У меня такое чувство, что произойдет что-то страшное. — Ее глаза наполнились слезами.
Я приподнял ее лицо за подбородок.
— Не беспокойся, милашка, — произнес я уверенно, — это просто реакция на события последней недели. И помни, что сегодня день был не из легких, ты вела машину почти двенадцать часов. Все будет в порядке.
Она доверчиво посмотрела на меня, глаза ее сияли.
— Ты действительно так думаешь? — спросила она с надеждой.
Я улыбнулся.
— Я уверен в этом, — решительно сказал я.
Но я ошибался.
Больше я Питера живым не увидел.
На студию я пришел рано. Мне хотелось быть там, когда этим парням сообщат печальное известие. Стоял ясный, погожий день, сияло солнце, щебетали птицы. Насвистывая, я прошел через ворота. Из проходной вышел вахтер и смотрел на меня.
— Прекрасный день, не правда ли, мистер Эйдж? — обратился он ко мне и улыбнулся.
Я остановился и улыбнулся в ответ.
— Просто прелесть, приятель, — ответил я. Он еще раз улыбнулся, и я пошел дальше.
Мои шаги эхом раздавались по площадке. На студию шли люди, они шли работать, разные люди: актеры и актрисы, режиссеры, продюсеры, их помощники, осветители, операторы, электрики, бухгалтеры, секретарши, машинистки, посыльные, — все они шли работать. Разные люди. Мои люди. Люди кино.
Пружинящим шагом я вошел в кабинет. Меня уже ждал Гордон, он вопросительно поднял глаза.
— Что это с тобой сегодня, а?
Я улыбнулся и, бросив шляпу на диван, плюхнулся в кресло.
— Хорошая сегодня погода, — ответил я. — Так чего же мне грустить? Доброе утро, Роберт!
Он посмотрел на меня как на сумасшедшего. Наверно, я и на самом деле был сегодня не в себе, но мне было все равно. Если это и есть сумасшествие, то я не против — это было так прекрасно. Я сидел, прищурившись, глядя на него, пока на его лице не появилась улыбка. Он вскочил со стула и, подойдя ко мне вплотную, произнес:
— Да ты пьян!
— Капли не выпил! — торжественно поклялся я, подняв правую руку.
Некоторое время он недоверчиво смотрел на меня, и его лицо расплылось в улыбке.
— Ну ладно, — сказал он. — Посвяти меня в тайну, где ты похоронил этого сукиного сына.
Я расхохотался.
— Ну, Боб, как ты можешь так говорить о нашем уважаемом председателе Совета директоров, — укоризненно сказал я.
Засунув руки в карманы, он таращил на меня глаза.
— Когда мы разговаривали с тобой по телефону в пятницу вечером, у тебя был такой голос, будто тебя оглушили, а сегодня с утра ты весь сияешь. Какой я могу сделать из этого вывод? Если ты не пьян, значит, ты его убил. — Он ласково улыбнулся мне. — Ну, давай, Джонни, посвяти меня в тайну, возможно, мы вместе закопаем его тело.
Я посмотрел на него.
— Я ведь тебе говорил, что у меня есть план?
— Да, говорил, — кивнул он.
— Все было очень просто, — сказал я и, сделав несколько пассов руками, продолжил: — Один звоночек старику от банкира в Нью-Йорке, и оп-ля! Фарбер со своим чудным племянником вылетают вон!
— Правда, Джонни? — спросил он, внезапно засмеявшись.
Я поднялся с кресла и посмотрел ему прямо в глаза.
— Ты что, не веришь словам честнейшего Джонни Эйджа? Великого фокусника всех времен! — сказал я с притворной серьезностью.
— Не могу в это поверить! — восхищенно произнес он. — Как это у тебя все получилось, Джонни?
— Профессиональный секрет, сынок, — сказал я ему тем же голосом. — Когда-нибудь, когда ты подрастешь, папа Джонни расскажет тебе все о пчелках и птичках, тычинках и пестиках, но сейчас… — Я выдержал паузу и указал ему на дверь. — За работу! Тебя зовет твой долг, Роберт. И не смею тебя задерживать.
Улыбаясь, он пошел к двери и открыл ее. У порога он обернулся и, сложив руки у подбородка, поклонился.
— Навсегда ваш раб, мой хозяин, — сказал он.
Я расхохотался, и он закрыл за собой дверь. Я повернул кресло к окну. Какой чудесный день! Это был не день, а картинка с рекламного плаката, зовущего в путешествия. Перед моим окном прошла симпатичная девушка, как раз то, что надо. С таких плакатов всегда смотрят симпатичные девушки и виднеется подпись «Приезжайте в Калифорнию». Я встал с кресла и, подойдя к окну, уселся на подоконник. Я свистнул ей, она повернулась и посмотрела на меня. Увидев, кто это, она улыбнулась мне и помахала рукой. Я тоже помахал ей рукой. Утренний ветерок донес ее голос:
— Хэлло, Джонни!
Я наблюдал за ней, пока она не скрылась из вида. Это была штучка что надо, одна из тех, которые становятся актрисами экстра-класса. У нее был талант. Она была одной из моих людей, людей кино.
Я вернулся к столу и уселся в кресло. Никогда в жизни я еще не чувствовал себя так хорошо.
Было почти десять, когда селектор на моем столе зазвонил. Я нажал клавишу, лампочка на селекторе показывала мне, откуда звонили.
— Да, Ларри? — сказал я.
Его голос звучал встревоженно.
— Ты будешь в своем кабинете сейчас? — спросил он с несвойственным ему испугом. — Я хотел бы зайти к тебе.
Услышав его голос, я улыбнулся.
— Конечно, приходи, Ларри, — великодушно ответил я. — Для тебя я всегда свободен.
Когда он вошел, на его лице было написано удивление и беспокойство тоже. Достаточно было посмотреть на него, чтобы стало ясно, что произошло, — он получил известие от Константинова.
— Джонни, произошла ужасная ошибка, — были его первые слова. Он начал говорить, даже не дойдя до моего стола.
Я прикинулся дураком и, подняв бровь, вопросительно посмотрел на него.
— Ошибка? — повторил я елейным голосом. — Насчет чего?
Он резко остановился и посмотрел на меня.
— Ты что, не читал воскресные газеты? — спросил он.