Ирвин Шоу - Хлеб по водам
Что же касалось Джимми, то Стрэнд просто сказал, что тот получил новую работу в Голливуде. Что переехал в Калифорнию, где теперь зарабатывает гораздо больше, чем на старом месте. Он также сказал, что одевается теперь Джимми как настоящий франт и привык выпивать за ленчем три мартини.
Услышав это, Элеонор скроила кислую мину:
— Вперед и вверх, я так понимаю. Превратился в покорителя сердец и душ. Что ж, и то слава Богу. Все лучше, чем оставаться полным бездельником и охламоном, каким я знала его в Нью-Йорке. А деньги он тебе посылает?
— Нам они не нужны, — коротко ответил Стрэнд.
Элеонор мрачно взглянула на него.
— Тебе совсем не помешало бы обзавестись парой новых хороших костюмов, — заметила она. Однако больше распространяться на эту тему не стала.
Поездка до аэропорта Кеннеди в старом пикапе прошла в целом благополучно. Погода стояла чудесная, движение на дорогах было не очень оживленным. Элеонор оказалась умелым и осторожным водителем, и у них осталось время сделать остановку и не спеша и с удовольствием позавтракать неподалеку от Гринвича, в очень славном маленьком ресторанчике, рекламу которого Элеонор увидела в «Ньюйоркере». И ее, и Стрэнда изрядно позабавили любопытные взгляды, которые устремили на них посетители, не успели они появиться в дверях. В этих взглядах читались явное восхищение красотой Элеонор и зависть и неодобрение в адрес Стрэнда.
Элеонор крепко сжала его руку и шепнула:
— Они явно принимают тебя за развратного старикана, ускользнувшего на уик-энд со своей секретаршей.
— Может, в один прекрасный день я и попробую выкинуть нечто подобное, — рассмеялся Стрэнд. — Превращусь в развратного старикана. Только сперва следует нанять секретаршу. — Но когда Элеонор ушла в дамскую комнату причесаться, он вспомнил Джудит Квинлен и ту хорошенькую девушку в поезде, которая кокетничала с молодым человеком в меховом пальто. Он представил, на что будет похож этот грязный уик-энд, а потом подумал, что вряд ли когда-нибудь в жизни у него случится нечто подобное.
Приехав в аэропорт и подойдя к стойкам таможни, откуда должны были появиться Лесли с Линдой, они увидели, что там их уже дожидается Кэролайн. Едва заметив отца и сестру, Кэролайн с радостным визгом бросилась им навстречу, и они обнялись.
— Папа, — с упреком заметила Кэролайн отцу, — почему ты не сказал мне? А я-то думала, она до сих пор прохлаждается в своей Джорджии. Вот это сюрприз! А где же твой красавчик муж, а, Элеонор?
— Прохлаждается в Джорджии, — ответила Элеонор и отступила на шаг. — Дайте-ка я на вас полюбуюсь.
Кэролайн моментально приняла вызывающую позу манекенщицы — широко расставила ноги, одну руку уперла в бедро, другую изогнула и жестом танцовщицы вскинула над головой.
— Ну, как я вам нравлюсь? Новенькая, с иголочки?..
— Классная девочка, — сказала Элеонор. — Знаешь, сейчас я действительно рада, что мой муж в Джорджии. — Говоря это, она покосилась на Стрэнда, и тот понял: Элеонор вовсе не собирается рассказывать сестре, по какой причине Джузеппе остался в Джорджии и как она сейчас за него боится. — А ты вроде бы похудела, верно?
— Каждый Божий день гоняют до полусмерти, — ответила Кэролайн.
— Ничего, тебе идет.
Стрэнду показалось, что это выражение, «классная девочка», являлось ревнивым сестринским приуменьшением достоинств Кэролайн. Сам он считал, что вовсе не отцовская слепая любовь заставляет его думать, что девочка — настоящая красавица. Особенно хороша она сейчас — личико стало более утонченным, глаза сияли здоровьем и счастьем, чистая нежная кожа точно светилась. И фигурка точеная, и потрясающе красивые длинные, стройные и крепкие ноги. Да она одна из самых хорошеньких девушек, которых он когда-либо видел в жизни! С этим своим новым носиком и недавно обретенной уверенностью в себе она ничем не напоминала прежнюю застенчивую Кэролайн. У Стрэнда просто дух захватило при мысли о том, как похожа она сейчас на Лесли, когда та была в ее возрасте. Более лестного сравнения он просто не мог придумать. Вспомнив письма, о которых рано или поздно придется с ней говорить, он пытался отыскать в дочери признаки порочности, но не находил ни одного. Она выглядела такой чистой, такой по-девичьи невинной.
Когда из дверей потянулись первые пассажиры, к ним подошел запыхавшийся Хейзен.
— Приветствую всех, — сказал он, пожимая руку Стрэнду. И растерянно замер на секунду, когда к нему подошла Кэролайн, крепко обняла и подставила щеку для поцелуя. Затем он все же решился и поцеловал ее. Настал черед Элеонор, и он снова колебался — на этот раз чуть дольше, — но и ее поцеловал. — Извините за опоздание, но движение на выезде из города было просто ужасным. Что, впрочем, неудивительно: пятница, накануне праздников. Хорошо, что Линда всегда выходит из самолета последней. Забывает в салоне вещи, потом возвращается за ними, приводит лицо в порядок. И пока она всем этим занимается, самолет уже готов отправиться в следующий рейс.
Но тут наконец появились Лесли и Линда. При виде Элеонор Лесли на секунду остановилась, и из глаз ее брызнули слезы. Стрэнд удивился. Обычно Лесли держала себя в руках, контролировала свои эмоции и чувства. Это было совсем на нее не похоже — плакать от радости. Затем она бросилась им навстречу и начала целовать и обнимать всех подряд. Линда тоже расцеловалась со всеми в промежутках между улыбками, смехом, аханьем над багажом, спорами, кто в какой машине поедет, а также комплиментами всем и каждому по поводу того, как они замечательно выглядят.
На выходе из здания аэровокзала было решено, что Кэролайн поедет с Линдой и Хейзеном, а Элеонор повезет Лесли со Стрэндом в своем «фольксвагене». Водитель, крепкий, коренастый молодой человек, помог уложить сумки и чемоданы в багажник и на крышу «мерседеса».
— А где же Конрой? — спросил Стрэнд.
— Расскажу позже, — ответил Хейзен, и лицо у него при этом стало такое, точно он проглотил что-то кислое. С этими словами он уселся в машину. «Мерседес» отъехал; Лесли со Стрэндом остались у обочины, Элеонор пошла на стоянку за своей машиной. Стрэнд стоял и любовался женой. Лесли помолодела лет на десять, и он подумал, что теперь она с легкостью может сойти за старшую и очень красивую сестру Элеонор. Причем старшую совсем не намного. И он поцеловал ее.
Не разжимая объятий, она подняла на него глаза и улыбнулась:
— Вот уж не думала, что ты способен на такие порывы на людях.
— Просто не в силах был удержаться. Ты прямо расцвела в своем любимом Париже.
— Да уж, пребывание там определенно пошло мне на пользу. — Затем лицо ее помрачнело. — Аллен, — нерешительно начала она, — мне не хотелось выкладывать тебе все это вот так, сразу, без подготовки. Но меня так и распирают чувства, и я просто не в силах думать о чем-то другом. Я собиралась написать тебе, но потом представила, какое выражение возникнет у тебя на лице, когда…
— Короче, ты хочешь сказать, что завела в Париже любовника? — Стрэнд надеялся, что ничем не выдал себя, и произнес это как можно более легким и веселым тоном.
— Аллен… — с упреком протянула она, — ты же меня знаешь!
— Ну, ведь мы с тобой так давно не виделись. Подобная слабость женщине вполне простительна. — Тем не менее во вздохе его слышалось облегчение.
— Я не из тех женщин. Нет, никакой не любовник, все гораздо серьезнее. Я вот что хотела спросить. Как считаешь, существует возможность найти тебе работу в Париже, ну хотя бы на год? Там есть американская школа, и я просто уверена, что у Хейзена непременно найдется какой-нибудь знакомый в совете директоров.
— Тут только одна маленькая проблема, — заметил Стрэнд. — Вопрос упирается в деньги. Билеты на самолет, плата за жилье — глядишь, и набежит по мелочам.
— Это тоже можно уладить, — сказала Лесли. — Я готова внести свой вклад. Владелец одной галереи обещал меня профинансировать. Правда, сумма невелика, ее хватит всего на год. При условии, если я согласна вернуться и работать с художником, который купил мои картины. Работать рядом с ним, прислушиваться к его советам. Надо сказать, он уже заставил меня совершенно по-новому взглянуть на изобразительное искусство в целом. И у меня появилось ощущение, что наконец я могу стать кем-то.
— Но ты всегда была кем-то, то есть личностью, Лесли, — сказал Стрэнд и почему-то почувствовал себя страшно несчастным.
— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Ты что же, хочешь, чтобы мы провели остаток дней в этой дыре, Данбери? — Произнесла она эти слова мягко и тихо, но Стрэнд отчетливо уловил в ее голосе отчаяние.
— Знаешь, я как-то не слишком задумывался, каким он будет, остаток нашей жизни. И пока удовлетворен тем, как протекают неделя за неделей.
— Ах, дорогой! — воскликнула Лесли. — Вижу, я тебя расстроила. Ладно, забудем об этом. Ни слова больше. Лучше расскажи мне об Элеонор. — В голосе ее звучали неподдельная живость и интерес: можно было подумать, что ей ничего не стоило отмахнуться от идеи переезда в Париж. — Где Джузеппе?
