Любовь на коротком поводке - Риттер Эрика
— Как его зовут? — спрашивает у меня мужчина.
— Дерек Мэ… — Но тут я вспоминаю об известности Дерека и быстро поправляюсь. — Его зовут Дерек, Дерек его имя.
— Дерек? Вы меня слышите? — Мужчина громко и ясно обращается к Дереку, как будто оба они находятся под водой. Он говорит с легким акцентом, я невольно это замечаю. Возможно, что-то основательно британское. Но смутное, как будто сглаженное годами. — Дерек, с вами будет все в порядке.
В самом деле?
— Вы не можете определить, что с ним такое? — шепчу я доброму незнакомцу.
Он еще раз скромно пожимает плечами.
— Полагаю, сердце. Но вам потребуется более квалифицированное мнение. Полагаю, вы не успели позвонить вниз, дежурному? — Догадываясь, каким будет ответ, он уже протягивает руку к телефону.
— Нет, подождите! — Отчаяние в моем голосе останавливает мужчину. — Я… послушайте, я не его жена, ясно? У него есть жена, но я — не она.
— Понятно. — Мужчина кивает. Он явно не удивился. — Ну, я сомневаюсь, что вы обе останетесь вдовами. Но ему нужна помощь. Тогда мы уже разберемся с вами, верно?
Верно? Я далеко не уверена, что у меня есть желание в чем-то разбираться. С другой стороны, какой у меня выбор? Пока незнакомец звонит дежурному, я глупо стою на месте. Мне хочется взять Дерека за руку, прошептать что-то утешительное, неважно, услышит он меня или нет. Но меня сковывает незаконность моего здесь пребывания. До такой степени, что я боюсь сделать хоть одно самостоятельное движение, например, собрать свои вещи и отправиться в ванную комнату, чтобы одеться.
— Хорошо. Спасибо. — Мужчина заканчивает разговор, кладет трубку и поворачивается ко мне. — Итак, дорогуша, у вас, как я считаю, есть целых девяносто семь секунд, чтобы убраться отсюда. — Он скупыми движениями обходит номер, собирая мои шмотки и все, что ко мне относится. Он скатывает все в комок и вкладывает мне в руки. — Пальто, юбка, блузка, белье, сумка. Еще забирайте вот это, это и это. — Он добавляет к куче мои туфли, часы и измазанный помадой стакан. — И бегите в мой номер. Закройте дверь, оденьтесь, и как только все успокоится, уходите. И даже не вздумайте оглядываться. Поняли? Что вы стоите с отвисшей челюстью? Он же не ваш муж, забыли?
И все равно я продолжаю стоять с открытым ртом, не в состоянии объяснить свое нежелание бросить Дерека вот так, беспомощным, без сознания, под присмотром этого сомнительного незнакомца.
— Но если я уйду, как я узнаю, что с ним все в порядке?
— A! — На этот раз в кивке мужчины проскальзывает легкая тень одобрения, очевидно, по поводу неожиданного проявления заботы с моей стороны. — Ладно, сделаем так: оставайтесь в моем номере. Но не смейте даже выглянуть в дверь, даже тогда, когда с грохотом примчатся санитары со своим оборудованием. Я поеду с вашим другом — Дереком, так? — в больницу. Когда я что-нибудь узнаю, я позвоню вам в свой номер. Я больше ничего не могу предложить, так ведь? Оживайте, дорогуша, и выметайтесь. Если и самом деле не хотите в это впутываться.
Мне так хочется немного задержаться и объяснить этому мужчине, что все не так, как он думает. Что я пытаюсь спасти не свою собственную шкуру, а Дерека. Но времени на объяснения нет. Да и какая разница, что будет думать этот самодовольный тип, который называет меня «дорогушей» и хитро подмигивает, передавая мне мое белье.
Я молча прижимаю к груди скомканные вещи и поспешно направляюсь к номеру 1912. И захлопываю дверь всего за несколько секунд — или мне показалось? — до того, как раздается жизнерадостный звонок прибывшего на этаж лифта.
В соответствии с полученными указаниями, я противлюсь желанию выглянуть в коридор даже тогда, когда понимаю, что прибыла бригада «скорой помощи». И потом, когда я слышу, как они удаляются в завидном темпе, унося с собой Дерека, которого, надеюсь, еще можно спасти. Только когда лифт идет вниз, я рискую приоткрыть дверь и выглянуть в коридор.
Все двери закрыты, все постояльцы спят, на девятнадцатом этаже гостиницы «Арлингтон» тихо. Как будто санитары, анонимный добрый самаритянин, который их вызвал, да и сам Дерек растворились в воздухе, подобно незначительным элементам моего сна. Только ощущение запоздалого шока подтверждает, что этой ночью произошло что-то нехорошее.
* * *Я стараюсь сосредоточиться, унять дрожь в руках и начать одеваться. Рука все еще красная и болит там, где в нее в отчаянии вцепились пальцы Дерека. Бедный Дерек! Покажется ли ему все происшедшее диким кошмаром, когда он придет в сознание? Разумеется, если он придет в сознание.
Теперь дрожь захватывает уже коленки. Я особенно чувствую это, когда подхожу к окну, чтобы полюбоваться контурами города, который ранняя утренняя заря делает почти прекрасным. Небо, не ночное, не утреннее, раскинулось подобно большому пурпурному покрывалу. Темные окна офисов служебных зданий отсвечивают самодовольной пустотой. Далеко внизу мелькают такси с надписями «Занято». И где-то там, среди всего этого, находится Дерек.
Я стараюсь усилием воли отогнать видение: его тело под одеялом — умирающее или мертвое, привязанное ремнями к каталке, в каком-нибудь богом забытом больничном коридоре. Наверное, мне следовало поехать с ним в машине «скорой помощи», чтобы проследить, чтобы о нем позаботились.
— Разве вы не знаете, кто это такой? — могла бы спросить я у равнодушной медсестры в приемном покое. — Это Дерек Мэттьюз, знаменитый журналист-исследователь. Автор многих бестселлеров, включая его последний блокбастер о плохом руководстве больницами. Разумеется, лично я с ним не знакома….
Но нет. Я поступила правильно, предпочтя остаться и не ввязываться в это дело. И даже если он в эту минуту уже мертв, я уверена, что он бы со мной согласился. И сейчас он смотрит на меня — эдакий волосатый благословенный красавчик, любитель сигар — откуда-то сверху из места на небесах, отведенного неверным мужьям, которые тем не менее стараются, чтобы их жены ничего не узнали. Надо идти вперед, может сказать мне благословенный Дерек с ангельской улыбкой и короной из звезд на седых, светлых волосах и с пучком лилий в руке вместо привычного стакана в виски. Надо выстоять в огне, Ягершницель. Ведь если мужик борется со своим кризисом среднего возраста, трахая свою длинноногую любовницу (любовниц) в любом месте, куда издателю вздумается его послать, это не означает, что…
Не то чтобы я хотя бы на секунду верю, что Дерек мертв. С другой стороны, я понятия не имею, когда этот добрый, свежий как цветок незнакомец соизволит позвонить мне из больницы. Не знаю я также, что мне делать, если он не позвонит никогда и оставит меня болтаться здесь часами — в чужом номере гостиницы в ожидании звонка от анонима, чью общую надежность у меня не было возможности оценить.
Я нервно оглядываю комнату, надеясь найти какое-нибудь видимое подтверждение земного существования ее обитателя. Но ничего не вижу. Ничего в стенном шкафу, кроме нескольких плечиков для одежды. Никаких саквояжей или чемоданов на соответствующей подставке. На свежевыкрашенном столике, точно таком же, как в номере Дерека, как я грустно замечаю, полупустая банка диетической кока-колы — единственное подтверждение чьего-то пребывания.
Когда я заглядываю в ванную комнату, я не нахожу ничего похожего на зубную щетку, прибора для бритья или развернутого куска мыла. Даже все полотенца на вешалке висят ровно, будто их не касалась рука человека.
Так кто он такой? Я задумываюсь всерьез, закончив свои пустые поиски. Чем он занимается, если живет как скваттер в угловом номере гостиница «Арлингтон»? Очень удобно расположенном, как раз напротив номера Дерека. К тому же он оказывается на удивление вовремя среди ночи при всем параде за дверью, ожидая от меня какого-то сигнала, хотя я не припоминаю, что издала хотя бы звук.
Когда я это все вот так рассортировала, ситуация начала казаться мне зловещей. Примерно так происходило в одной из книг Дерека про шпионов, хотя мне так и не удалось пробиться дальше пятнадцатой страницы, запутавшись в чаще доносчиков, шпионов, контрагентов и подозрительных родинок, обилие которых превосходило количество, которое можно увидеть на клиентуре знаменитого дерматолога. Если бы все происходило в книге Дерека, то человек без багажа, снявший номер напротив, обязательно оказался бы платным киллером, работающим на какой-то картель, торгующий наркотиками, или на мафию, или что-нибудь похуже.