Томас Вулф - Смерть - гордая сестра
Таксист-шутник, предлагавший свои услуги покойнику, круто повернулся к товарищам с таким видом, как будто что-то кончилось, и, насмешливо приговаривая: «А ну давай, парень! Давай!» — начал резко и быстро боксировать с другим шофером. Потом таксисты ушли к цепочке своих блестящих безмолвных машин, жестикулируя, рассуждая, споря и смеясь резкими глумливыми голосами.
И опять, посмотрев наверх, я увидел бессмертное небо, звездную пучину ночи и услышал корабли на реке. И сразу ощутил огромный прилив здоровья, крепкой радостной надежды, и подобно человеку, который понимает, что сходит с ума от жажды, но видит настоящие реки на краю пустыни, я понял, что не задохнусь, не околею, как бешеный пес, в сумраке тоннеля. Я понял, что снова увижу свет и узнаю новые берега, приду в незнакомые гавани, снова, как прежде, увижу новые земли и новое утро.
Поэтому, вечные спутники — гордая Смерть, суровое Одиночество и Сон, в чьей семье я буду жить до конца дней, — из страсти и сути моей жизни я сложил вам такую хвалу:
Тебе, гордая Смерть, величаво восседающей на челе маленького человека, — тебе первой! Гордая Смерть, гордая Смерть, которую я видел и ночью, и в другое время, — и каждый раз, когда ты приходила к безвестным людям, разве к чему-нибудь прикасалась ты без любви и жалости, Смерть? Гордая Смерть, где бы мы ни видели твое лицо, ты приходила с любовью, жалостью и милосердием и выносила нам свой мягкий приговор — прощала нас и освобождала. Не ты ли возвращаешь из ссылки безысходные жизни людей, нигде не нашедших дома? Не ты ли отворяешь свою черную дверь тем из нас, перед кем нигде не открывались двери, и даешь приют нам — бесприютным, бездомным, неутоленным, вечно гонимым по улицам жизни? Не ты ли предлагаешь нам свою горькую чашу, Смерть, чтобы утолить жажду, рождавшую безумие от питья, которым ее заливали, и даешь всем нам цель, которую мы искали и не нашли, уверенность, мир, которых домогались наши перегруженные сердца, и кладешь в своем темном доме конец муке странствий и тревоге, которая гонит нас, как овод? Гордая Смерть, гордая Смерть, не за славу, что добавляешь ты к славе короля, не за честь, которой увенчиваешь доблести великих людей, не за магическую силу, влагаемую тобой в уста гения, — но потому, Смерть, что с такой славой уводишь нас, не вкусивших славы, с такой гордостью и почетом, нас, чья жизнь была безвестна и незаметна, потому что совершаешь над всеми нами — безымянными, безликими, безгласными атомами земли — свое страшное помазание величием, потому что я видел и знал тебя так близко и жил так долго наедине с Одиночеством, твоим братом, — я не боюсь тебя больше, подруга, и слагаю тебе хвалу.
А пока — опять земля и Одиночество навеки! Темный брат и суровый Друг, неизгладимый лик тьмы и ночи, с кем я провел половину жизни и кому присягаю в верности до самой смерти, — чего мне страшиться, пока ты со мной? Героический друг, единокровный брат гордой Смерти, темный товарищ — разве не вместе исходили мы миллионы улиц, не вместе шагали по широким и буйным проспектам ночи, плыли через бурные моря, ступали на неведомые земли и вновь брели по континенту ночи, слушая молчание земли?
Разве не были мы храбры и честны, друг, когда оставались одни, разве не изведали славы, торжества и радости на этой земле - и не изведаю ли я вновь, если ты вернешься ко мне? Приди ко мне, брат, в ночных моих бдениях, приди в потаенной глухой темноте, приди, как всегда приходил, и верни мне прежнюю несокрушимую силу, неугасимую надежду, буйную радость и веру в себя, чтобы вновь штурмовать бастионы земли.
Приди ко мне полями ночи, милый друг, примчись с конями твоего брата, Сна, и мы опять будем внимать молчанию земли, будем слушать, как стучат сердца спящих, когда с мягким рокотом копыт темные кони Сна несутся над землею.
Они летят! Корабли зовут! Копыта ночи, кони великого Сна несутся под гривами мрака. И вечно бегут реки. Глубокие, как потоки Сна, бегут реки. Мы зовем!
Летят! Летят громадные темные кони! С мягким рокотом копыт приближаются они, скачут, скачут по земле темные кони Сна.
О, мягко, мягко скачут по земле громадные кони Сна. Большие летучие мыши реют над нами. Потоки Сна затопляют страну, в потоках Сна и времени движутся невиданные рыбы.
Ибо Сон заволок изнуренные лица дня, и в ночи, во тьме, в сонном молчании городов черты десяти миллионов людей странны и загадочны, как время. Во Сне мы лежим нагие и одинокие, мы соединены в самом сердце тьмы и ночи, и мы странны и прекрасны во Сне; ибо мы умираем в темноте и не знаем смерти — нет смерти, нет жизни, нет радости, нет горя, нет славы на земле — только Сон.
Приди, кроткий прекрасный Сон и затопи страну своим приливом. О, сын незапамятного желания, брат Смерти и моего сурового друга, Одиночества, приносящий мир и темное забытье, целитель и избавитель, великий чародей, услышь нас: приди к нам полями ночи через равнины и реки вечносущей земли и пролей на воспаленное вещество мира, на ярость, боль и безумие нашей жизни свой прохладный бальзам избавления. Замуруй окно нашей памяти, тихо, ласково отыми у нас наши жизни, погаси видение ушедшей любви, ушедших дней, утоли нашу исконную жажду — великий Преобразователь, исцели нас!
О, мягко, мягко скачут по земле громадные темные кони Сна. Потоки Сна омывают сердца людей, они струятся, как реки, ночью, в полноте и обилии своей темной бездонной силы заливают миллионы ложбин суши и берега всей земли. Неумолимо и мощно затопляет половодье Сна ночной материк, необъятные просторы бессмертной земли, пока сердца всех людей не сбросят своего жестокого бремени и каждая грудь, испускавшая вздох труда и муки, не успокоится, не исцелится, побежденная чарами темного, немого, всепоглощающего Сна.
Сон падает, как темнота, на землю, он наполняет сердца девяноста миллионов людей, как колдовство, он витает в горах и шагает, как ночь и мрак, по равнинам и рекам — и вот уже низко в низинах и высоко на холмах только ласковый Сон струится, плавно скользящий Сон... Сон... Сон... Сон.
Примечания
1
Кулачный боец, чемпион Америки 1882—1892 гг.
2
Истлевшим Цезарем от стужиЗаделывают дом снаружи.
(«Гамлет», акт V. сцена I. Перевод Б. Пастернака )
3
«Гамлет», акт V, сцена 1.
4
Из произведения английского писателя XVI века Томаса Нэша «Мор».
5
Перефразировка выражения из «Поэмы о старом моряке» английского поэта XIX века С. Т. Кольриджа.
