Андрей Астанин - Песни улетающих лун

Видя, что Блажевич скрылся за торчащими поверх спуска кустами, Ворка добавил уже громче:

— Ну и черт с тобой, винить потом будет некого. Пропадай сам из-за своих блядей! — Подумал, куда бы деть набежавшую к губам слюну и, не найдя ничего лучшего, плюнул в лицо дрожащего от холода сельского старосты Степана Малюго.

Удивительно, непередаваемо изменилось гетто с тех пор, как неделю назад покинули его Шейнисы. Тишина, обычная в эти утренние часы, дышала сейчас особенным, все победившим спокойствием; нервное, кричащее вослед четырем беглецам молчание показалось бы в сравнении с ним слишком живым и, быть может, не так пугающим. Двери в некоторых домах были распахнуты настежь, на других висели замки; не закрытые ставнями окна хат казались Блажевичу темными и слепыми глазами. То тут, то там валялись детские цацки, рваная древняя книга с непонятными буквами, кросна, открытки и желтые фотографии, березовые и осиновые полешки. Возле колодца без журавля лежало опрокинутое ведро; красивый покрытый глазурью гляк выглядывал разбитым горлышком из лопуха. Пустотой и нежилым духом отдавал ветер, мечущийся тоскливо меж закоулков и покосившихся гнилых построек.

Тишина… И только со старого клена, нависшего над коньком крыши, крикнула вдруг пронзительно и плаксиво такая же старая, бессонницей и тоской измученная ворона; из-под огромного недостроенного амбара выпорхнули два воробья и, чирикнув весело, улетели к белесой звоннице — да робким сырым шуршанием отзывалась янтарная, в ржавых коричневых пятнах, трава, раздавленная сапогом командира.

Чем ближе подходил к гетто Блажевич, тем ясней становилось, что он явно припозднился. Пробираться вглубь по залитой утренним светом улице было бы уже безумием. “Дурак, зачем у Машки задержался?” В который раз обругав себя, Сергей поправил сползающую на глаза кепку.

В одной из трех стоящих на самом краю улицы хат из-за закрытых ставень, едва различимый, струился свет. Рыхлая утренняя тень падала от дома Клавдии Высатинской на землю.

Сергей вошел во двор; встав на цыпочки, попытался заглянуть в разделяющий ставни проем. Ничего не видно, кроме розоватой стены.

Была — не была. Блажевич несколько раз стукнул. “Тук-тук, тук-тук, тук-тук”, отозвалось в груди сердце…

— Это кого там носит ни свет ни заря? — послышался изнутри голос. Ставни растворились, и из окна высунулось бородатое лицо.

Блажевич, услышав нееврейский выговор, только и успел отпрыгнуть от окна подальше, натянул на самые глаза кепку. Крепко сжав в руке, спрятал за спину шмайсер.

Но, видно, его уже разглядели.

— Батюхны-матюхны, кто к нам пожаловал! Сергей Зеноныч, красный командир, собственной персоной. Да вы никак боитесь меня, товарищ командир? Так ведь вас никто и не звал, сами пришли.

“Бежать”. Блажевич пальцем поглаживал за спиной дуло автомата. И… сам не зная зачем, сделал шаг вперед к плывущему из окна свету.

— Да я смотрю, меня тут все знают.

— А то как же? Такого-то героя. — Мужик хихикнул, дернулась вороненая борода. — Ну, может, зайдете, раз пришли?

Блажевич в упор посмотрел в хитрые, кошачьи глаза мужика. На левой щеке разглядел след запекшейся крови. “Бежать!” Он уже собирался развернуться к бородатому спиной, но вдруг увидел, что у того под усами подрагивают в усмешке излучины губ. Сергей вспыхнул, тряхнул пепельным чубом.

— А чего ж не зайти-то?

Дверь Блажевичу открыл худощавый, лет двадцати, парень. Волнистая густая копна закрывала лоб. Глаза, как и у отца, — смеющиеся.

— Мое почтение, — Сергей, теребя автоматный ремень, вошел в сени. Сняв с головы кепку, протянул парню.

Из комнаты уже выглядывал хозяин, показывал ряд частых широких зубов.

— Давно у нас тут гостей не было.

Он провел Блажевича в комнату. Сергей так и ахнул. Просторный дубовый стол прихорошен цветистой клеенкою. А на ней…

В одной хрустальной вазочке, взволнованный, увидел гость нарезанные кружочками, облитые сметаной огурцы, в других — еще дышащую теплом картошку, морковь, редиску со свежим, только что сбитым маслом. В отдельных мисках лежали горками деликатесы: персики, апельсины и виноград; вызывали легкое головокружение поджаренные щечки рыбных котлет. Посреди стола возвышался медным начальником самовар. Довоенной белизной сверкали тарелки.

Блажевич, прислонив автомат к коленке, не мог оторваться от такой невиданной роскоши.

— Ну, чем богаты, тем и рады. Уж не обессудьте, — подмигнул мужик. — Кстати, может, вместо чаю чего покрепче желаете?

— Что ж, можно и покрепче, раз уж вы такие богатые, — Блажевич ответил улыбкой на хитрую улыбку хозяина. Он принимал правила игры. Теперь ему уже не терпелось узнать, что за странные люди объявились в гетто, и, ощущая под сердцем знакомый холодок опасности, Сергей опять становился веселым.

Мужик взял с подоконника два стакана, сполоснув, поставил на стол.

— Будем здоровы.

Необычайно крепкий и при этом необычайно вкусный напиток моментально ударил в голову. На секунду, потемнев, качнулись в глазах Блажевича стены; комнату залил странный, нехороший какой-то свет…

Выпил и бородатый. Зажевывая яблоком, разлил по второй.

— Небось, думаете, что это русские люди в жидовском гетто делают?

“Ах ты контра, — Блажевич, изо всех сил стараясь не запьянеть, поглядывал то на мужика, то на стоящий у ног автомат. — В другое время я бы тебе показал “жидов”!

— Сейчас я объясню, — мужик разложил по тарелкам картошку, подвинул Сергею вазочку с котлетами. — Дом-то вообще не жидовский — наш. Здесь мы всегда жили. А их сюда немцы понапихали. А как покончили с кучерявыми…

— Что?! — Блажевич вскочил, дробно стукнулась о пол деревянная ложка. — Как — “покончили”?

— Да вы разве не знаете? — удивился бородатый. — Эх вы, красный командир! На прошлой неделе, в пятницу, несколькими партиями…

— А ты не знаешь, Шейниса Якова родню — тоже?…

— Якова Львовича? Родственников? — Мужик округлил глаза. — Так они разве не добрались до вас, Сергей Зеноныч?

Блажевич открыл рот:

— То есть как это “до меня”?

— Как, как… Когда первую партию увезли к Акапони, они в лес ушли, вас искать. Я почему знаю, младшая их, Ирка, забегaла к нам, дружка своего спрашивала. Куда бы они могли деться?

Блажевич, опустившись на табурет, тупо смотрел, как за граненым стеклом стакана, потревоженная, раскачивается жидкость.

— Да вы не отчаивайтесь. Я сейчас вот что, я — одну минутку… — хозяин обгрыз Блажевича быстрым взглядом. — Обождите чуток, скажу сыну, он все узнает. — И шмыгнул в сени.

За стеной отрывочно переговаривались хозяин и сын, дробились их голоса: низкий густой — отца, высокий, почти мальчишеский — сына. Сергей уронил лоб на ребро стола; сидел, обхватив руками голову. Вспомнилась так поразившая его нынче странная тишина над нижним местечком.

“Ах ты, беда какая. Вот беда так беда… И Машка ничего не сказала… Как же я Шейнису в глаза погляжу?…”

Когда Сергей поднял голову, хозяин уже сидит рядом; постукивая по столу дном стаканчика, вытягивая в нить предложения:

— Вы вот, я вижу, переживаете. А вы не переживайте, Сергей Зеноныч, смиритесь. От вас ведь тут ничего не зависело. Звезды это все, расположение звезд. Есть такая штука — судьба, и с ней хочешь — не хочешь, а смириться придется.

— Ну нет, дядя, — Блажевич согнал пальцы в кулак, стукнул решительно по столу. — Я ни с чем смиряться не собираюсь. Надо будет, — и эту твою судьбу за глотку схвачу.

— Ой, кто кого за глотку-то схватит… — процедил мужик, недобрым взглядом стрельнул по глазам Сергея. В этот самый момент на стол упали и тут же поплыли по лбу и рукам командира тени. Сергей, машинально глянув в окно, заметил, что тени эти были от пролетающих мимо дома огромных черных сов… Блажевич с непонятным для самого себя, схватившим за самое сердце ужасом вытаращился на птиц; потом опять встретился взглядом с глазами хозяина… У того из раны на левой щеке медленно проступила капелька крови, сползла по бороде вниз…

Нехорошая мысль мелькнула вдруг в голове Сергея.

— А ты… — он снова вскочил с табурета. Мужик тоже поднялся. — Ты куда сынка своего послал?

— Сынка? — Хозяин пожал плечами. — Ты же сам хотел узнать про Шейнисов, вот я и послал. Чего испугался-то? Сейчас он придет.

— Вот что, дядя, запомни, я ничего не боюсь. Но мне ждать сейчас некогда, в другой раз сообщишь. — Блажевич поднял автомат, натянул на плечо ремень.

— Постой, командир, — бородатый закрыл дверной проем грудью. — Погоди минутку. Не валяй дурака.

— Пошел на …! — Сергей, уже не церемонясь, отклеил хозяина от косяка и, отпихнув его в сторону, рванулся к выходу.

И тогда мужик прыгнул на него сзади.

Блажевич, согнувшись под внезапной тяжестью, сделал пару шагов и, чувствуя, как поразительно сильные, безжалостные руки тисками обхватили горло, рухнул на пол. Со стуком отлетел под стол автомат.