Надежда Севницкая - Я мыл руки в мутной воде. Роман-биография Элвиса
Он почти не удивился, когда зазвонил телефон. В нем что-то кричало «Нет!», и это страшное «нет» вырвало его из ваты.
Тусклый голос отца произнес:
— Сын, мама только что умерла.
Комната сделала вираж перед глазами. Надо было что-то сказать отцу. Усилием воли задержав кружение, он уперся взглядом в часы. Четыре утра.
— Я еду, папа.
Дороги туда Джон не помнил. Его провели в палату. Мама лежала тихая и улыбающаяся. Лицо ее было юным.
Он упал рядом с кроватью. Страшный хрип рвался из его груди… А дальше — провал. Почти на сутки.
Он сидел дома в затемненной комнате. Глаза опухли от слез. Вдруг дверь тихо открылась, и он с трудом понял — Рэд. Откуда? Ведь он тоже в армии.
Голос Рэда: «Я узнал о смерти твоей мамы, а несколько часов назад умер мой отец», — дошел до Джона. Он встал и пошел навстречу другу. Они обнялись и, не стесняясь, заплакали.
День маминых похорон. Вдоль всей дороги от дома до кладбища в молчании стояли фэны. Он видел эту живую ограду, но сам еле двигался и ничего не воспринимал. Последние дни Джон провел на лекарствах и снотворном. Голова гудела и потрескивала от таблеток, но зато он видел сны, в которых мама жила. И в эти последние мгновения сны проходили перед глазами, не давая осознать случившееся. Отец и дядя держали Джона под руки.
— Мальчик мой, пора прощаться с мамой.
— Нет! — рванулся Джон. — Нет!! Нет!!
Забился в истерике около гроба. И вдруг затих. Бессмысленным взором посмотрел на гроб и, наконец, заплакал.
Он едва прикоснулся губами к ее, уже ставшему мраморным, лбу и Внезапно понял — ее никогда не будет.
Вечером, теряя сознание от усталости и боли, Джон закрыл глаза и тут же увидел маму. Она сидела на лужайке за их старым домом и перебирала цветы. Закончив, попросила: «Спой, сынок». И вдруг возникла мелодия маминого любимого госпела:
«Что это за холмы, белые, как снег, моя любовь?Это холмы Рая, где нам никогда не бывать.Что это за холмы, черные, как уголь, моя любовь?Это холмы Ада, где нам суждено быть.О, мой Господь, когда придет мой чередПреодолеть все холмы и предстать перед твоим судом,Дай мне силу. Ведь твоя любовь и милосердиеК твоим детям так велики.И Господь явил свою великую милостьИ спас нас, грешных, от Ада,Потому что мы знали любовь,А любовь есть Бог».
Во сне он не слышал голоса исполнявшего, но кто-то внутри сказал: «Это твоя мама. Она теперь будет песней».
Отец разбудил его уже ночью. На губах сына застыла детская улыбка, да и губы были по-детски пухлыми.
— Сынок, ложись в постель. Я раздену тебя.
Голова сына легла на отцовское плечо, и он прошептал:
— Папочка, ты не думай, мы поедем вместе, как хотела мама. Мы ведь с тобой теперь сироты.
Наутро, одетый в уже ставший привычным траурный костюм, Джон появился в доме Рэда. Нельзя было после собственной потери не отдать последний долг отцу своего лучшего друга.
Он снова шел по той же дороге на свою Голгофу. Сегодня на маминой могиле устанавливали памятник. После грустной церемонии Джон зашел к маме. Надпись «Она была солнцем нашего дома» воскресила ужас последних дней.
«Больше не могу, — подумал он. — Скорее назад, в армию, к ребятам».
Ребята приняли Джона тепло, но обостренное чутье подсказало ему, что сей час его нагружают больше остальных. И, видя такое бережное отношение к себе со стороны чужих людей, он приказал себе з а б ы т ь, но знал, что не забудет никогда. Джон даже нашел в себе силы петь ребятам, хотя они, естественно, не просили из уважения к его горю. Он не мог петь только тот, приснившийся, госпел.
Обязанности его были однообразны, но ответственны: Джон водил джип и всегда помнил, что жизнь другого человека тесно связана с его работой. Однажды на учениях джип шел впереди танковой колонны, и вдруг — разрыв двух баллонов. Командир, сидевший рядом, не успел бы остановить танки даже по радио. Мгновенно Джон вспомнил — у командира двое детей. Из последних сил вывернул руль, и они полетели в кювет. Обошлось даже без травм. Этот случай исцелил Джона окончательно. Люди связаны друг с другом. И, когда человек искусственно рвет цепь, природа должна восполнить недостающее звено. Замена бывает уродлива — звенья то слишком коротки, то слишком растянуты, а то и вовсе деформированы до неузнаваемости. Да, его одиночество неизбывно, но ведь существует долг перед родными и даже не родными.
Жизнь возвращалась на круги своя. Джон снова стал замечать, что им интересуются девушки, у него появились новые друзья — Джо и Чарли.
Как-то Джо пришел со своей подружкой и с подружкой подружки. Она представилась: Прис. Маленькая шатенка с вздернутым носиком и большими голубыми глазами. Совсем ребенок. Джон так и воспринял ее. Он относился к ней, как к младшей сестренке, и даже предложил ее отцу оплатить ее дальнейшее образование. Но ее отец, человек военный, отказался от помощи какого-то артиста. И Джон даже не обиделся.
Настал день, когда солдат-певец службу закончил. Пожалуй, это был первый солдат, ради которого собиралась пресс-конференция.
Он шел через холл, когда знакомый — из той, прежней светлой жизни — голос окликнул его.
Марион, которой не меньше, чем Полковнику, Джон был обязан своей судьбой певца, в офицерской форме стояла перед ним. От радостной растерянности Джон покраснел. Протянул к ней руки. Опустил. Смутился еще больше. Спросил:
— Марион, что я должен делать — брать под козырек или целовать вас?
— По уставу, сэр, — ответила та, бросаясь ему на шею.
На них начали обращать внимание. Какой-то большой военный чин, решив, что Марион просто поклонница, выразил неудовольствие по поводу ее поведения. Джону пришлось объяснить, что они давние друзья.
Давние? Почти семь лет! И почти два года нет мамы.
Мысль, что мама не ждет его, мгновенно отразилась на его лице. И лицо это, так редко теперь освещенное радостным удивлением, погасло совсем. Марион сразу все поняла:
— Не надо, дружок. Ты ведь возвращаешься домой; И, конечно, к маме. И она ждет тебя. Завтра ты будешь дома…
— Босс! Эй! Ты уснул? Приехали.
— Куда, Лам?
— Домой.
— Но ведь ты хотел отвезти меня в новый центр к Сэму.
— Да, а ты вдруг сказал «домой»!
Этого Джон не помнил. Вздохнул — домой так домой… Поездка не принесла облегчения. Но Лам не виноват.
— Спасибо, дружище! Всего.
— 0'кей, босс. На завтра есть планы?
— Никаких…
Джон прошел к себе. Присел к столу. От непонятной тревоги бешено колоти лось сердце. Что-то он не сделал сегодня.
Дождь за окном забарабанил сильнее. И под его дробь всплыли слова маминого госпела. Джон содрогнулся всем телом, вскочил, схватил из стенного шкафа старую кожаную куртку, шлем и перчатки и в три прыжка, словно герой вестерна, лег ко и бесшумно слетел по лестнице. Вывел из гаража «Хонду». Мотор взревел. Он прыгнул в седло и под шедшим стеной дождем понесся в сторону Форест-хилла.
Дорога была пуста. О риске Джон просто не думал. Он словно боялся опоздать.
Мотоцикл он бросил у входа. Едва сдерживаясь, чтобы не бежать, он шел вверх — туда, где ждала его мама.
Забыв о дожде, Джон опустился на колени перед ее могилой и замер. И тут же тревога отпустила.
— Мама. Мамочка. Здравствуй. Я вернулся, мама. Вот теперь он был дома.
Когда он поднялся, то почувствовал — в мире что-то изменилось. А это просто кончился дождь.
2 глава
Джон смотрел в зеркало, упорно стараясь ни о чем не думать. Почти и не думал. Потом взгляд его стал осмысленным, и он увидел, наконец, свое отражение.
Черный кожаный костюм причудливо переливался, волосы блестели, а влажные глаза казались темными-темными, словно на них надели контактные линзы другого цвета. Собственная внешность не понравилась Джону.
Придвинув лицо ближе, он поймал в зеркале свой цвет глаз и успокоился. Стекло пошло радужными переливами от дыхания. Он пальцем написал два слова: Лиз и Прис. Имена дочери и жены. А над ними — большую, насколько хватило, букву Г — первую букву маминого имени.
И тут же в Джоне всплыл мамин любимый госпел. Совсем скоро он будет петь его со сцены.
Сегодня он снова после восьми лет кинокаторги выходил к людям.
После армии Джон не находил себе места, а все ждали от него песен. Как-то раз заявился Полковник и с порога выложил новость:
— Вождь тебе кланяется.
— Спасибо. Ему тоже привет, — слегка удивившись, ответил Джон.
— Ты что, милок?! Ему что, твой привет нужен, что ли? — возмутился Полков ник простодушию питомца.
— ?!!
— Да — ты! Ты!!! Пожалуй, малыш, ты был прав, когда говорил, что станешь Королем, когда Вождь признает тебя, — и прикусил язык.
