Юрий Красавин - Дело святое
По-нынешнему: послал бы телеграмму. Она тревожится, ревнует, та женщина, как ждут и ревнуют ныне:
— Признайся, ты завел другую!Она тебя прельщает.Возможно ль кознями своимиЕй вытеснить меня?
От женщины той, что осталось в мире? За пять-то тысяч лет ни косточки, ни горсточки праха, а голос ее звучит, и вздох ее. Почему так? А потому, что горячо любила. Не любила б, так и вовсе ничего не сохранилось. А так — голос ее, счастье ее, душа ее. Не зря жила.
Никогда раньше стихи не интересовали и не волновали Ольгу. И скажи ей кто-нибудь, например, полгода назад, что будет читать их вот так вслух себе самой, — конечно, не поверила бы. Сказала бы: ну, тронулась баба, вовсе сумасшедшая.
14При многолюдье в конторе ей вдруг слышался его голос в коридоре за дверью — она вздрагивала, волна радости жаром окатывала ее; но тотчас следовало разочарование: ошиблась. Долго потом не могла успокоиться, была рассержена, не могла сделать и простого расчета. А вечером домой шла всякий раз с надеждой: вот сейчас подойдет к своему дому, а там свет в окнах и дым из трубы, и любимый ею человек сидит перед печкой, мастерит что-то, напевая «Липу вековую». Воображение подсказывало, как он обрадуется ее появлению, как обнимутся они, как потом, весело разговаривая, сядут ужинать — уж верно он что-нибудь приготовит вкусное к ее приходу!
«Какое это счастье — мужик в доме, — снова и снова думала она. — Как это людям везет в жизни! А за что ко мне-то судьба немилостива»?
«Милостива, милостива! — подсказывал кто-то. — Ведь ты его встретила, ты с ним была — и все тебе мало, мало».
«Конечно, мало! — жарко возражала Ольга. — Сколько он у меня и пожил-то? Неделю».
Однажды подумала, будто спохватясь: «Ни разу не вспомнил о выпивке, не завел разговора о водке, что за мужик такой!». Ведь принесла для него бутылку, но он сказал: «Что ты! У нас дело святое. Нам с тобой пить нельзя: малышу это вредно».
— Какому малышу! — засмеялась она. — О чем ты говоришь?
— Звездочка зажглась, — возразил он ей тогда.
Он даже вывел ее на крыльцо, показал ту звездочку, называя дивные имена созвездий, — Кассиопеи, Персея, Андромеды, Пегаса. Где-то возле созвездия с названием Северная Корона он и усмотрел новую звездочку.
— Вот смотри, — объяснил он. — Ты легко найдешь ее — это на полпути от Веги в созвездии Лиры до Арктура в созвездии Волопаса. Как раз между ними. Ее не было, клянусь тебе, а теперь есть.
— Да ну тебя! — смеясь, отмахивалась Ольга. — Там, между прочим, не одна, а две звездочки. Что ж мне теперь, двойню родить?
— Две?.. Я вижу одну.
Шагая через поле, она досадовала, если небо затянуто тучами, и ей не видать звезд.
А в тот вечер он долго рассказывал о созвездиях, и получалось, что звездное небо над ними заселено живыми существами — зверями, богатырями, богами, исписано дивными названиями, загадочными знаками.
«Ну, не может быть, — говорила себе Ольга, — что так уж вот хорош со всех сторон этот Флавий!.. Должен же быть в нем какой-нибудь недостаток!»
И не находила недостатка. Добрый, умный, образованный работящий, непьющий, хозяйственный, улыбка и, взгляд ласковы, голос заботливый, и всегда спокоен, рассудителен, совестлив. Голоса не повысит! Матерно не ругнется! Не обидит ничем.
«Да я и не достойна его, — думала Ольга. — Мне, дуре, только Окаяннов Володька пара. А от Флавия Михайловича и ребенок-то будет, особенный, не как у всех».
«А он старый», — подсказывал хитрый голос.
На это она только улыбалась.
Как он славно ее называл: «Душа моя». Старомодно, даже манерно, а ведь как хорошо, как ласково: «Душа моя».
15Он позвонил уже в марте; голос его в телефонной трубке был так отчетлив, словно он находился в соседней комнате. Ольга всколыхнулась радостно:
— Ты где?!
Ей подумалось, что он уже приехал, что уже рядом.
— В Петербурге, — отвечал он ровным голосом, и тем самым как бы отодвинул ее на расстояние. — У меня тут кое-какие хлопоты.
— Ты приедешь сюда? — спросила она, замирая.
— А разве в этом есть необходимость? — озаботился Флавий Михайлович.
Она молчала. О чем он спрашивает? Что подразумевает под «необходимостью» — ее желание видеть его или совсем другое?
— Оля, самый главный вопрос: «Да» или «Нет»?
Такая у них была договоренность: он спросит ее именно так, и она должна будет ему ответить.
— Оля, так что?
— Да, — сказала она и повторила громче. — Да!
— Фирма веников не вяжет, — отозвался он так же ровно. — Поздравляю нас обоих. Как ты себя чувствуешь?
Но тут в разговор их вмешалась городская телефонистка; чей-то голос скандально требовал какую-то Нюру, и неведомая эта Нюра кричала из-за тридевяти земель, ее не слышали, а телефонистка по этому поводу нервничала.
— Да погодите вы! — закричала и Ольга в трубку, рукой замахала на пришедших к ней и базаривших возле нее в бухгалтерии. — Выйдите, дайте поговорить.
— Как ты себя чувствуешь? — настойчиво спрашивал отдалившийся голос Флавия Михайловича. — Все ли у тебя благополучно дома? Ты почему молчишь?
— Хорошо! — крикнула она. — Благополучно! Ты приедешь?
Она хотела жарко попросить его, чтоб обязательно приехал, хотя бы на один день, что ей нужно сказать ему очень важное, но те, что явились к ней в контору, как раз уставились на нее во все глаза, паразиты несчастные.
Он ее, наверно, не услышал. Проклятый телефон! Проклятая контора, откуда не поговорить с человеком!
Несостоявшийся разговор хоть и огорчил, но и обрадовал ее. Не получилось разговора, но как все-таки не порадоваться: раз звонит, значит, помнит, авось позвонит и еще раз.
Чем больше размышляла она, тем тверже убеждалась: он хотел ей сказать, что приедет. Именно так: хотел сказать, но не успел. Иначе зачем было бы звонить?
«А затем, — безжалостно возразила она себе самой, — чтоб узнать, беременна ли. Только это его и заботит. О, Господи! Да конечно же! Как тут не забеременеть! Али я больна, али ты нелюбим? С этим-то все в порядке, милый мой. Но мне тебя надо видеть, тебя!»
Нет, он не считает их отношения законченными. Может быть, даже скучает по ней? Почему бы и нет! Ведь так радовался ей, пока жил тут! Такие слова говорил!
История их нечаянного союза только началась, и продолжение впереди. Ну, не может быть, чтоб больше ничего! После такой-то их пылкой любви уехать, и все? Приедет, никуда не денется. Она подумала, что имеет власть над ним, женскую власть, которая достанет и до Петербурга. Ведь позвонил же!
И стала ждать.
Так прошла неделя, вторая, третья. День ото дня надежда ее таяла, и не было уже прежней уверенности: ее власть над ним, по-видимому, не распространилась дальше деревни, или дома, или постели. Увы, это так.
На исходе третьей недели после неудачного телефонного разговора, Ольга уже знала: все кончено, он не приедет никогда. И даже голоса не подаст. Он специалист по каким-то там пустотам, которому нет равного. За делами забудет о ней. Она никогда его больше не увидит.
16На работе у нее было так: то весь день, и второй, и третий особой спешки нет, можно чаи распивать, поболтать с заходящими в бухгалтерию, даже отлучиться куда-нибудь — в магазин, в церковь свечку поставить «к празднику»; к главе местной администрации (раньше была председателем сельсовета) наведаться, посекретничать с нею — подруги со школы, на одной парте сидели. А то вдруг подвалят дела — то отчеты, то зарплатные ведомости — ни минуты отдыха. Как волна — прилив, отлив.
В конце марта «волна» прихлынула. Ольга ездила в город насчет ссуд, которые были обещаны колхозу; ее вызывали для объяснений в налоговую инспекцию; оформляла пенсионные дела сразу на несколько человек. А дома своя череда хлопот: скоро водополица, а там и праздник Пасха — значит в избе генеральная уборка, стирка всего, вплоть до половиков; печь надо побелить, полы вымыть с дресвой. А Красотке пора уже отелиться, но что-то она медлит, хотя все сроки прошли. Еще неделю назад тетка Валя увела корову к себе, но вот наступил день, когда она сказала Ольге:
— Ты, девка, нынче приди засветло — что-то, думается мне, к вечеру отелится наша коровушка.
И верно, не ошиблась тетка Валя: вечером при свете керосинового фонаря (электричество, как на грех, отключили) их Красотка отелилась. Немало помучилась бедная скотинка и хозяек своих помучила, но ничего, все завершилось благополучно.
От этих волнений да от бессонной предыдущей ночи тетка Валя прямо-таки с ног долой. «Ну, что-то я, девка, совсем никуда стала». Конечно, годы не маленькие, да и питание скудное: картошка вареная да свекла пареная. Молока-то не было долго: Красотка в запуске. Откуда силы взять старухе!
Ольга не решилась оставить у нее теленка, а дождавшись, когда корова облизала новорожденного, закутала его в старый тканый половик и понесла домой.
