Олег Суворов - Злой Город
И пусть это произошло не осенью, а летом, и не в Москве, а в Козельске, но Светлана так походила на ту одинокую осеннюю красавицу из его мечты, что он ждал ее с удовольствием, повторяя про себя придуманный им самим афоризм: «лучшие часы жизни мы проводим в ожидании любимых женщин, худшие – в ожидании самого ожидания».
– Внимание, автобус Козельск – Москва прибывает на пятую платформу.
Дмитрий вздрогнул и, переложив букет алых роз из одной руки в другую, поспешно закурил, потому что опять – и в который раз – ужасно разволновался. Светлану он увидел сразу, как только она вышла из автобуса, поставила на землю большую зеленую сумку и огляделась по сторонам. Вслед за ней из того же автобуса вышел высокий, спортивного вида парень, который принялся ей что-то говорить, указывая то на сумку, то в сторону метро, но она рассеянно улыбалась, отрицательно качала головой и всматривалась в снующую толпу людей.
Скрытый уличным фонарем, увешанным рекламными щитами, он почти минуту жадно изучал ее, чувствуя, как волнение переходит в восторг. Все еще загорелая, с распущенными волосами, умело и эффектно накрашенная, в элегантном белом плаще и изящных полусапожках она производила более сильное впечатление, чем тогда в Козельске. Пытавшийся ее уговорить парень с явной досадой отвернулся и пошел прочь; Дмитрий выждал минутную паузу и вышел из-за своего столба.
– Привет.
– С приездом. Это – тебе.
– Спасибо.
Она подставила губы и они чуть смущенно поцеловались.
– Ты просто чертовски хороша. Я и раньше догадывался, что совершенство беспредельно, но сегодня в этом убедился окончательно.
– Ох, какие мудреные комплименты отпускает этот коварный столичный обольститель простой и скромной девушке из Козелъска. При этом он еще опаздывает, заставляет ждать и отбиваться от местных ловеласов. Впрочем, эти розы все искупают.
– Ладно, ладно, не прибедняйся, пожалуйста. Глядя на нас, не скажешь, кто из Козельска, а кто из Парижа. От этих духов в обморок упасть можно, как с тобой еще в автобусе кто-то ездит. Кроме того, я не опоздал, а просто стоял вон за тем столбом и не решался подойти. Разумеется, не из-за этого хмыря, который к тебе приставал, а потому что ужасно разволновался.
– С чего это?
– Не знаю. То есть знаю – из-за тебя. В общем, я ужасно рад тебя видеть, и если ты позволишь, еще раз поцелую.
– Ну, целуй, – она насмешливо подставила щеку, и он коснулся ее губами.
– Куда ты меня ведешь?
Дмитрий уже подхватил ее сумку, взял под руку и повел в сторону метро.
– К себе, разумеется. А что?
– Ну-ка, давай покурим, я тебе кое-что хочу сказать.
Он даже побледнел, как-то болезненно улыбнулся, скорее даже скривился и с замиранием сердца спросил:
– Что-нибудь не так?
Она расхохоталась и ткнула его кулаком в бок.
– Ах, бедный юноша, сейчас он в обморок упадет. Где там моя нюхательная соль? – и, слегка сменив тон, добавила: – Не огорчайся ты так, ничего страшного. Просто у меня в Москве есть старая тетка, сестра матери, к которой я должна обязательно заехать и пожить у нее хотя бы пару дней.
– Зачем?
– Ну, во-первых, она меня давно приглашала. Во-вторых, моя мать просила ей кое-что передать. В-третьих… Ну что я перед тобой оправдываюсь, пару дней потерпеть не можешь?
И хотя в ее голосе проскользнула нотка веселой раздосадованное™, он и сам понял, что было это «в-третьих». Просто она так же, как и он, еще не знала, как сложатся их отношения, тем более после месячного перерыва, и не хотела заранее отсекать себе все пути к отступлению. А вдруг они разочаруют друг друга? А вдруг они поссорятся? А вдруг тот ночной эпизод при дневном свете покажется ей легкомысленной ошибкой? Если произойдет одно из этих трех «вдруг» или какое-либо не предвиденное четвертое, она всегда сможет взять свою сумку и переехать к тетке.
Дмитрий отчетливо понял, что он пока ее отнюдь не завоевал и что эти два дня даются в качестве испытательного срока, во время которого ему надлежит быть предельно внимательным, заботливым, любезным я ухаживать за ней так, словно впервые видит и в их история еще не было той удивительной ночи. Он мысленно признал справедливость такого требования и испугался его. Но Светлана обладала той самой пикантной самоуверенностью, которая заставляет муж-чину забывать о том, что он вытворял с женщиной, через минуту после того, как она выходит из ванной и одевается. Полчаса назад она могла вести себя, как шлюха, но теперь тон ее голоса, манера держаться, выражение глаз меняются настолько, что трудно осмелиться даже положить руку ей на колено.
И Дмитрий смирился с мыслью, что ему еще неоднократно предстоит завоевывать ее и соблазнять – тем более что она того стоила. Кроме того, все это могло придать их отношениям постоянно-возбуждающую новизну, а что может быть лучше подобной любви?
– Ну, ты о чем задумался? – подтолкнула его в бок Светлана и, словно догадавшись, добавила: – Не грустя, все будет в порядке.
– Где живет твоя тетушка?
– В район Дмитровского шоссе.
– Ну, тогда, может, такси возьмем?
– А денег хватит? Дмитрий усмехнулся:
– На бестактные вопросы не отвечаю. И вообще, Светик, знаешь ли ты, в чем состоит коренное отличив поклонника от мужа?
– Думаю, что знаю, но ты все равно скажи.
– Да в том, что первый завышает свои доходы, а второй занижает.
– Учту на будущее.
– Кстати, ты меня хоть с ней познакомишь? – продолжал Дмитрий.
– Конечно. Но ночевать не оставлю.
– Гм. Ну и не надо.
А дальше все пошло уже так весело ж непосредственно, что Дмитрий и думать забыл о своих опасениях. Они очень быстро почувствовали себя старыми, добрыми знакомыми, которые понимают друг друга с полуслова, могут говорить о чем угодно и не скрывают своего явного влечения друг к кругу.
Тетушка Светланы оказалась очень милой и далеко не старой дамой лет пятидесяти пяти, охотно пила привезенное ими шампанское, шутила сама и смеялась их шуткам и была настолько предупредительна, что стала даже собираться в кино, «чтобы не мешать». Светлана, однако, со смехом отказалась от этого предложения, одарив Дмитрия великолепно-кокетливым взглядом. В этой уютной, домашней обстановке они за несколько часов сблизились больше, чем за весь месяц своего знакомства. Время летело столь незаметно, что, когда Дмитрий стал собираться домой, на часах было уже около двенадцати. Тетушка поторапливала его (у нее была однокомнатная квартира и остаться ему было просто негде), пугая бандитами и редко ходящими автобусами, и все же он еще полчаса целовался со Светланой в подъезде, прежде чем выбрался из дома и устремился на остановку. Вот теперь он был уверен и спокоен, и твердо знал, что через два дня Светлана переедет жить к нему и это будет продолжаться – страшно сказать – почти три недели. Он был так счастлив, весел и возбужден, что припал раскаленным лбом к каменному, покрытому трещинами забору, и вдруг отчетливо осознал, что по-настоящему любит эту женщину и любит так, что готов провести ночь под ее окнами, чтобы доказать ей это пусть даже таким нелепым способом.
Он стоял, прислонившись к остановке и вдыхая влажный и ароматный осенний воздух, ждал автобуса, вспоминая, как в четыре часа утра осторожно выбрался из музея, вышел из скита и отправился пешком через росистый утренний лес в свою гостиницу. Идти было далеко, но он чувствовал себя таким бодрым и довольным, что проделал весь путь всего за полтора часа. Каким же милым и уютным показался ему утренний Козельск и его собственный гостиничный номер, с каким же блаженством он тогда заснул и проспал до четырех часов дня! Самоуверенность и чувство блаженства могут придавать лишь по-настоящему красивые женщины – все остальные только радуют или доставляют удовольствие. Как все-таки великолепно – любить такую женщину, которая не дает поводов для разочарований!
С шорохом слетали листья, редкие порывы ветра доносили мелкие капли дождя, а автобуса все не было. Дмитрий мог бы взять такси, но подобная роскошь два раза в день нанесла бы его финансам ощутимый удар. «Ладно, – решил он про себя, – лучше лишний букет Светику куплю, а сам и пешком дойду – не впервой».
Его несколько страшила эта дальняя дорога, но не потому, что он был слишком труслив, а потому, что близость долгожданного счастья отбивала всякую охоту рисковать. Тем не менее пора было идти и путь пролегал через целый район города – туда, к собственному дивану, манившему из труднодоступного далека своими пружинистыми и уютными объятиями.
Он шел сначала вдоль забора, внимательно обходя большие лужи и отважно шлепая по мелким, затем свернул налево, ориентируясь чисто интуитивно. Смотрел на носки собственных ботинок, а видел изящные носки ее звонко цокающих полусапог; поднимал воротник собственного плаща – и вспоминал, каким изящным жестом это делает она, поправляя разметанные ветром волосы… А как он мешал ей причесываться, вырывая из рук массажную щетку и уверяя, что ей очень к лицу художественный беспорядок, в ответ она начала яростно лохматить его…
