Ирина Дедюхова - О человеках-анфибиях
За ужином им всем военврач третьего ранга по фамилии Пластюкова, приятная с виду женщина, выдала по маленькой розовой таблеточке, чтобы нервы успокоить. Очень надо было Лене нервы успокоить, неспокойные у нее нервы были в тот день. И потом ни за ужин, ни за таблетку денег не попросили, намекнули даже, что за весь банкет уже уплачено. Лена и подумала, что грех добру-то пропадать. Ну, и скушала эту таблетку.
Стало ей сразу так хорошо с нервами, так замечательно! Почувствовала она, что нервы ее налились какой-то нечеловеческой, можно сказать, стальной мощью. Прилив сил ощутила и энергии! Поняла она тогда, что сын этот, или кто он ей там, в хороших руках, беспокоиться о нем теперь не надо. Словом, вообще ни о чем теперь можно не думать. Голова у нее прояснилась настолько, что она у Пластюковой еще пару таблеток на всякий случай подшакалила.
Тут и спецмашина в обратный путь подоспела. Села в нее Лена и в хорошем, приподнятом настроении поехала домой. До половины дороги она еще помнила, что забыла сделать чо-то… ну, там где была. А потом такая ясность в голове наступила, такая сознательность! Выкинула Лена волевым усилием все лишнее из головы и сосредоточилась исключительно на текущем моменте.
* * *А момент в жизни дусикова семейства наступил следующий. Фенька устала ждать своего счастья. Вернее, она решила, что именно этот момент для ее личного счастья самый подходящий. На свой манер, подлая, рассудила.
Когда Макаровна из больницы позвонила, чтобы зять ее после выписки на «Волге» встретил, Фенька сказала ей, что Елена Матвеевна уехала в неизвестные края счастья пытать, а бывший зять ее, Валентин Борисович, попросил ей конфиденциальную просьбу передать — катиться назад, к истокам.
Макаровна попыталась на работу зятю дозвониться, но там все вдруг перестраиваться и ускоряться затеяли. Послали бабульку, короче.
И пошла Макаровна до дому пешим образом. По пути ей две демонстрации встретились. Она еще удивилась, что демонстрации стали не по расписанию проходить. Хотела по привычке примкнуть к колонне, но ей какие-то девки с розовыми бантиками на кожаных курточках и бритыми затылками чуть по шее не накостыляли и выгнали. Накричали, что она только дискредитирует их движение за равенство и свободу однополой любви.
Совсем потерялась старушка. Даже к другой демонстрации из солидарности встать побоялась. Как до гастронома возле дома дошла — сама не помнила. А там она никак не могла обойти очередь за водкой. Везде для этой очереди клеток железных прямо на тротуаре понаставили, народ о прутья решеток давится, визжит. Макаровне все пуговицы от приличного еще Ленкиного полушубка вместе с карманами оборвали. Прямо в лицо орали и талоны продать требовали. Немедленно. На минуту Макаровне показалось, что это она опять под капельницей задремала и кошмар увидела. «У, блядь,» — думает. Но тут ее так по левой скуле саданули, что она враз поняла, что все вокруг — самое настоящее. Явилась она на вахту — лохудра-лохудрой, а там ей сторожа объясняют, что больше она в списках проживающих не значится, так что может больше на счет квартплаты не беспокоиться.
Елизавета Макаровна поняла, что это Господь ее карает за все прегрешения. Выбрал времечко, так сказать. Давно, если честно, она этого дожидалась. Давно. Еще когда от колхоза на районную конференцию передовых доярок съездила. Там у нее мужчина был в Доме колхозника. Женатый. Дважды. И еще Мишку-зоотехника вспомнила… И председателя ихнего колхоза в 52 году. В областном санатории-профилактории «Красный Октябрь». Не говоря уж о курсах племенного животноводства. Да вот за все, что ни возьми, за все спросить можно!
Медленно переставляя ноги, бывшая передовая доярка побрела вдоль ведомственного забора. Размышления ее носили хаотический, обрывочный характер. Мысленно она просила Бога указать ей какой-то путь искуплений. Ведь все грешили по мелочи, Господи! Как прожить-то иначе? Чай, все живые люди, все грешные!..
Думает, куда бы податься? Не знает! И обращается тогда Елизавета Макаровна к Спасителю нашему с жалостной просьбой о временной хотя бы амнистии. Мол, жить начну теперь с понятием! Дай, Господи, искупить вину-то, пока жива! Падает даже на колени возле забора, истово крестится на шпиль телебашни и вдруг!.. Видит в несколько затуманенном сознании, что из ближайшей подворотни выруливает давешняя ее подружка Макаровна, которую ее дочка Ленка только что в ночную сменила. Прикрылась платком, главное, и воровато по стеночке норовит шмыгнуть до автобусной остановки.
— Макаровна! — кричит ей в отчаянии другая Макаровна, поднимаясь с колен. — Подожди! Не беги ты, Христа ради! Возьми меня с собой! К себе, то есть… Некуда мне деваться-то, Макаровна! Все расскажу, как Бог свят!
Ну, раз такое дело… Как человека-то гнать? Чай, не собака приблудная. Обнялись две Макаровны, да побрели до автобуса вместе…
* * *— Эх, Женька! — безудержно плакала тетя Лена, тайком вываливая Женьке харч для лишенных довольствия номеров. — Думаешь, я реву, что Егорушка каждый день на меня рапорты пишет в финансовое управление военного комиссариата? Да насрать мне на эти рапорты! Там давно уж к ним привыкли! Если бы ты только мог предположить, из-за чего я убиваюсь… Ой, Женька, Женька!..
…Приехала я, значит, сюда, как щас помню, летом. Платье на мне было в красный горошек… да. Стою тут на плацу, нет вокруг никого… Где ж искать тот пищеблок, думаю? Вдруг подходит ко мне необыкновенно обаятельный молодой человек с нашивками дневального и говорит: «Девушка! Кто это вам позволил шляться во вверенном мне подразделении такой хорошенькой да еще в горошек? Доложитесь по форме немедленно! И наденьте противогаз! Нате!»
Я доложилась, конечно… Но противогаз я тогда не умела надевать… У меня выдох не получалось вовремя произвести. И прическа была еще такая… конский хвост. Раз шестьдесят тогда пришлось противогаз надевать по его команде… Но Егорик не сердился, ему нравилось мной командовать, если честно… Потом он стал мне искусственное дыхание делать рот-в-рот, чтобы процесс моего дыхания нормализовать… Мы для этого за медпункт на травку отошли… Я тонкостей не помню, потому как, когда он меня обнял, все поплыло кругом, поплыло… Или это я в противогазе чем надышалась?..
Вдруг как из-под земли выросла над нами эта змея, врач третьего ранга Пластюкова, и говорит: «Товарищ Франкенштейн! Зайдите в медпункт, прошу Вас! На минуточку! Сейчас вам витамины надо кой-куда вколоть! Приказ из штаба дивизии!»
Егорик побледнел, гимнастерку одернул и прошептал: «Лен, ты меня здесь подожди!» И за ней в медпункт пошел.
Я ждала, ждала… Утром меня наряд там нашел, оформил мне прогул с рабочего места. Я так плакала тогда… А Егорушка… Выпустила его военврач только через два дня на третий какого-то странного. Он сразу за медпункт кинулся! Весь периметр лужайки прочесывает, ищет что-то… Его спрашивают: «Чо потерял-то? Давай поможем отыскать!» А он кричит: «Не подходите! Не помню, что потерял, но мне это надо срочно самому найти до ужина! Не приближайтесь, я стрелять буду!»
Сдали его опять в медпункт к этой змеюке на руки. А уж когда он через неделю оттуда вышел, то ничего искать не стал, а тут же приперся ко мне в пищеблок и устроил разнос за два крахмальных комочка в киселе… Я их и не заметила, а у него уже тогда один глаз был с увеличением зрения до микрон… И после каждого задания отправляли его в этот медпункт, а выходил он оттуда все страшнее и страшнее…
Я все равно его люблю! И надеюсь, что он меня все-таки вспомнит!
Но ты, Женечка, близко к медпункту не подходи, если где поранишься, лучше к девчонкам из второго взвода обратись, у них аптечка имеется!..
* * *Домой Елена приехала среди ночи. Ленка-каульщица из подворотни толком и рассмотреть-то ничего не смогла в такой темноте. Видела только, что вроде кто-то подъехал, фарами помигал…
Вахту Елена преодолела без проблем, поскольку там еще ее помнили. Фенька ведь даже и не подумала ее из списков вычеркивать. Они, если честно, особо с Валентином Борисовичем и не надеялись, что Елена живой из бета-гаммы возвернется. Все как-то не пользу благополучного возвращения для Елены складывалось. Для Елены Матвеевны то есть.
Открывает Елена Матвеевна дверь своим ключом, спокойно ужинает одна, проголодавшись с дороги. Нервы у нее в замечательном состоянии, а душевное равновесие — как на пустых электронных весах в полном вакууме. После позднего ужина принимает Елена Матвеевна ванну с большим удовольствием, с осознанием пользы для жизнедеятельности организма. А потом естественным путем направляется в спальню, где обнаруживает в своей постели мирно спящих дусика и Феньку. Тихо они так спят, крепко. Елена Матвеевна даже подумала, не померли ли? Но решила это утром выяснить. Сладко потянувшись, она спихнула дусика и Феньку на пол, легла на постель, укрывшись одеялом из лебяжьего пуха, и тут же с жизнеутверждающим храпом отдалась, если выразиться изящно, в объятия Морфея. Как и положено человеку с отличными нервами.
