Илья Игнатьев - Take It With Me. (Ладонь, протянутая от сердца - 2).
- Ого, Илья, тут же… Сколько, килограмма два? Мам, не только груши, и яблоки ещё…
Мама подходит ко мне, задумчиво берёт огромное восково-красное яблоко, осторожно кладёт его на стол, поворачивается к Илье, - тот усиленно делает вид, что очень занят он с Егоркой, - мама молча смотрит на них, Егорка затихает, Илья спускает его с колен, смотрит на маму, в глаза, и говорит:
- Татьяна Владимировна, я…
- Илья, мне неудобно, когда ты приносишь нам всё это.
Мне тоже делается очень неудобно, и стыдно почему-то, а чего стыдно, я и сам не пойму. И Егорка тоже… не в своей тарелке, - он ведь всё чувствует, такой он у нас… Но, наверное, нужен этот разговор, правильно мама его начала, завалили ведь Илья со Стасом нас совсем, и фрукты, и подарки, неудобно же, в самом деле! Я поднимаю глаза на Илью… и теряюсь. Он сейчас по-настоящему выглядит взрослым, - не играет во взрослого, этого Илью я уже научился узнавать, - а вот такого, взрослого по-настоящему… И ещё по-настоящему злого, - такого я его вижу в первый раз, и не похоже, что он злится на нас, - на что же он тогда злится?
- Илья…
- Погоди, Гриша. Я всем вам должен кое-что сказать, это хорошо, Татьяна Владимировна, что такой разговор у нас начался. Мне «всё это», как вы выразились, не в тягость, - у меня до чёрта денег, я богат… очень… Да, богат, Гриша, рот закрой, пожалуйста. Богат, и очень, и даже не только по российским меркам, - вообще, реально богат. Неважно, как это случилось, - хотя, если вы будете настаивать, я расскажу, конечно, - но так случилось. Повторяю, мне это не в тягость, мне в радость, что Егор ест фрукты, что у Гриши есть теперь ноутбук и Интернет, - а ещё мне бы было в радость, если бы и у вас, Татьяна Владимировна, было то, что вам недостаёт, - я имею в виду, чего вы не можете позволить себе по деньгам. Пусть и мелочь какую-нибудь, а не можете, - но я не мог этого вам и предложить даже, без такого разговора, - да я и сейчас не думаю, что вы, Татьяна Владимировна, примете что-то для себя, - с разговорами там, или без. Гордость. Это и для меня не просто слово. Но это сейчас. А раньше… Вы знаете, мне приходилось побираться. В прямом смысле этого слова, - побираться, - воровать у меня плохо получалось, били сильно… Жрать из бачков приходилось. И похуже ещё чего со мной было, настолько плохо и страшно, что я и рассказывать не хочу, - но, опять же, если вы, Татьяна Владимировна, будете настаивать, я расскажу! Не при Грише, разумеется, хотя, когда вся эта жуть со мной творилась, я был младше, чем он сейчас, - я смотрю на Илью, не мигаю, смотрю и вижу, как у него затуманиваются его ясные светло-зелёные глаза, это не слёзы, понимаю я, это воспоминания… - Как трудно с вами, с женщинами… Со Стасом всё было проще, обматерил я его в три этажа, распсиховался, наорал, сказал, что уйду ко всем чертям… Я не хочу, чтобы вы стеснялись, я не хочу, чтобы вы даже удивлялись, Татьяна Владимировна, - это всё я делаю от души, от сердца. Один человек, - однофамилец ваш, и ваших сыновей, кстати, - сказал мне однажды, что если тебе протянули ладонь, от сердца протянули, то плевать в неё нельзя! Нельзя плевать в душу, ведь душа в сердце… А когда этого человека не стало, я решил, что только так я теперь и могу жить, и живу, стараюсь. Уж не знаю, как получается…
Я потрясённо смотрю на этого пацана, мальчишку, парня, мужчину, - я понимаю, что сейчас Илья был по-настоящему настоящим, таким, каким он со Стасом бывает только наверно! Да-а… Он смотрит в стол, потом поднимает глаза на Егорыча, - тот аж не дышит, смотрит на Илью, глазищи серые как блюдца, и палец в рот сунул! Илья улыбается, убирает у Егорки ото рта руку, осторожно притягивает его к себе поближе, и смотрит, наконец, на мою маму.
- Илюша, я… - голос у мамы чуть дрожит, я оборачиваюсь неё, ого… - Но всё же, Илья… ведь, и правда… неудобно…
- Ну, выкиньте, раз неудобно, - вдруг говорит Илья, и голос у него усталый. - Может, так будет удобней. Только кому?
Он опускает подбородок Егорке на макушку, потом тычется ему в волосы носом, трётся, поднимает голову, и снова устало говорит, спрашивает скорее даже:
- В самом деле, уйти мне, наверно, надо… Никогда не будь навязчивым, - it too such precept, заповедь, - а я навязываюсь, Б., так получается…
У меня сердце обрывается! И плакать хочется, - да нет, конечно, не расплачусь… не сейчас… и я кусаю губы…
- Гриша, давай дуршлаг, я виноград помою, - тихо говорит мама, я смотрю на неё, она мне кивает, и я тороплюсь достать из ящика дуршлаг… - Илья, надеюсь, что ты голодный. Я приготовила тут, а меню Гриша составлял… Только вы без меня, сами давайте, мальчики, нам с Егором пора в поликлинику. Так. Ты ещё в шортах, «телеграмма»?
- Я ещё в шортах, - с гордостью соглашается Егорка, вот же чудо, это он точно, у Ильи научился. - И я не «телеграмма»! «Рыжик» я, - да, Илюша?
Пауза, - и мы все смеёмся…
* * *“Filipino Box Spring Hog”
- Ну-у, хвалю, самурай… Да только… Нет. Гришка, это дурость. Почему кто-то должен умирать просто так? Уйти от смерти, когда умирать не за кого, не за что, или незачем, - это нормально. И при чём здесь трусость?
- Илья, я же не про смерть говорил! Неужели ты не понял? Да ну, - ведь не убили бы они меня! И не убили, - ну, дали в табло, ну, мобильник забрали… десятку ещё…
- Мало? А если бы… Нет, ничего. Так, я со сметаной не хочу, не клади её мне… Значит, если бы ты удрал от них тогда, - это считалось бы трусостью?
- Да ну… Не знаю, наверное, всё-таки нет… Да и что говорить, я и не успел бы удрать, уж больно всё получилось неожиданно. А так-то… Ха, Ил, но ведь ты бы не удрал? Ну, я имею в виду, не в тот раз, тогда у тебя всё под контролем было, - а вот если бы ты так же попал, например? Ну, неожиданно, я имею в виду, как я тогда, например.
Илья смотрит на меня, руку до рта не донёс, смотрит задумчиво, и как бы сквозь меня, - умеет он так смотреть, - а потом пожимает плечами, дует на ложку с борщом, и заявляет:
- А я не знаю! Как карта бы легла, - очень даже может быть, что и удрал бы.
Да ну, - думаю я про себя, размешивая сметану в своей тарелке с борщом, - хрен бы ты удрал. Достоинство и Честь, - ты же живёшь этим!.. Чтобы Илья, - Ил-2! - удрал от каких-то гопников? Да ну…
- Вкусно… Вот, Илюха, я же говорил, что суперный борщ у нас мама варит, - правда ведь? Со свининкой…
- Правда ведь! Со свининкой! Да, Грэг, классный борщ, что правда, то правда.
- Это правда, а вот то, что ты бы удрал… - всё-таки я решаю продолжить этот очень важный для меня разговор, интересно ведь! - Гопники, подумаешь, ты бы таких сроду не испугался!
Очень мне не хочется, чтобы Илья сейчас меня разубеждал! Пусть это только просто разговор, а не дело, - но не хочется. А борщ, на самом деле, - супер, по теме…
- Гопники-разбойники, - ворчит Илья. - По-твоему, выходит, что их нечего бояться!.. Перец где у вас?.. Есть чего. И именно бояться, а не опасаться. И именно, когда они толпой, - вот тогда и надо их бояться. Ну, этот страх у меня только до того, как всё начинается, потом другие чувства…
Я даже есть перестаю:
- А какие, Илья?
- Хм… Разные, - ну, восторг, как это ни странно. Да, по большей части восторг, и не важно, чем всё кончится, но это у меня… Таким уродился, - вот честно скажу тебе, самурай, - нравится мне бой.
- Да ну, Илья, какой же это был бой? Ой, ты, пожалуйста, извини меня… Спасибо. Но всё-таки, - я про другие случаи у тебя не знаю, конечно, - но тогда-то… Так ведь ты их…
Илья смотри на меня… высокомерно, - дожевывает, - потом вообще, задирает подбородок, и говорит:
- Балда. Самурай, ты пойми, - когда бой, а когда нет, решаешь только ты сам. Иногда простой урок химии может быть таким боем, - Сталинград! - м-м… но не будем о грустном…
Я хихикаю себе в тарелку, знаю я о его «грустных» делах с химией!.. Алхимик-недоучка, «Менделеев» недоделанный, - это тебе не об «изначальном превосходстве Утамаро над всеми импрессионистами, вместе взятыми» мне втирать… Ой!
- Ил! Ну чо ты! А если бы я подавился?! Гад…
- Если бы, да кабы! История, Грегори, не терпит сослагательного наклонения. Как наука. Да, вкусный борщец! Был. Реально вкусный… И кто мне это говорил, не помню, что идеальный мир, имеет примат над материальным? - натурально, он такого реального материального борща не пробовал. Нереально. Натурально, идеально.
Я смеюсь, - да-а, интеллектуал! - а сам про себя думаю: - ты бы, лучше, с химией своей…
- Добавки хочешь?
- М-м… Добавки не хочешь. Натурально, я реально отказываюсь, - причём, брутально.
- Илья-а, хорош… конча-ай, смешно… Погоди, а второе? Капуста же, тушённая! Илюша, с курицей, - вкрадчиво сообщаю я, очень мне хочется, чтобы Илюха пообедал у меня по-настоящему. - Реально, Илья, натуральная курица, не окорочка там, какие-нибудь… химические, нереальные, - не удержавшись, снова хихикаю я!.. - Да ну! Ой! Кончай, Илья! Я ж так… Ну, вот, ложку уронил… Ну, что? С курочкой… И знаешь, Илька, туда мама ещё такие приправы добавляет, - ну, всякие… И помидоры…
