Ладислав Фукс - Мыши Наталии Моосгабр
– И лимонад тоже?
– Конечно. А как же! – кивнула госпожа Айхенкранц. – Лимонад, пиво. И кой-какую закуску.
– Но не ветчину же и салат?
– Нет, это нет, – покачала головой госпожа Айхенкранц, – этим торгуют в киоске. У меня не киоск. У меня лавочка, хотя и со стойкой на улице. Но кроме цветов, свечей и лампад есть еще другие вещи, вот увидите. По крайней мере, увидите, как я забочусь о мальчике. Пойдемте вот так к Филипову… – указала она.
Они дошли до конца кладбища, где были стена и большие решетчатые ворота, за ними – парк. У стены, в нескольких шагах от последнего ряда могил задней стороной стояло какое-то одноэтажное строение, полузакрытое кустарником.
– Вот мы и пришли, – сказала госпожа Айхенкранц и схватилась за чепец на локонах, – здесь у меня квартира и лавка. Фасад глядит на парк, из парка и вход. Но есть дверь и сюда, на кладбище, задняя дверь, видите? – Она указала, и госпожа Моосгабр увидела, что у строения есть дверка и на кладбище, полузаросшая кустарником.
– И вам не страшно здесь? – спросила госпожа Моосгабр.
– Знаете ли, мадам, привычка, – засмеялась госпожа Айхенкранц, – я уже долгие годы среди этих могил и потому к некоторой ночной кутерьме привыкла. А эта задняя дверка, – указала она на кустарник, – заколочена, давно заржавела, и ее не открыть. А если бы и можно было, все равно ее бы никто не отпер – ключей нет. Тут и дух святой не пройдет.
– А не боитесь ли вы здесь другого? – сказала госпожа Моосгабр. – То есть опасности с другой стороны. Со стороны парка. Говорят, негоже ходить ночью мимо кладбища со стороны парка, от Филипова… Здесь случаются и грабители.
– Конечно, мадам, – кивнула госпожа Айхенкранц, – вечерами здесь бродят разные люди, дело известное, парк, но откуда мне знать, кто грабитель, а кто нет? Во всяком случае, меня еще никто не ограбил.
– А сейчас ваша лавка закрыта? – спросила госпожа Моосгабр, и госпожа Айхенкранц кивнула.
– Я пошла на похороны и закрыла. Сегодня уже не открою. Пойдемте же.
С кладбища они вышли в решетчатые ворота и оказались в парке. В конце парка у кладбищенской стены. Из-под высоких деревьев, окаймленных густыми кустами, сюда вело несколько троп. У большого платана они свернули за угол стены и оказались перед лавкой и жилищем госпожи Айхенкранц. Над широким окном, закрытым шторой, была вывеска:
ВДОВА КЛОТИЛЬДА АЙХЕНКРАНЦ
Кладбищенские товары
Рядом на листе жести красками была нарисована бутылка, а под ней – надпись:
ПИВО, ЛИМОНАД!
Госпожа Айхенкранц вынула ключ и открыла дверь возле зашторенного окна.
– Мальчика, наверное, нет, если заперто, – сказала госпожа Моосгабр в дверях, и госпожа Айхенкранц кивнула.
– Наверное, нет, – сказала она, – не иначе как где-нибудь на улице, сорванец. Ну, пойдемте дальше.
Госпожа Моосгабр оказалась в кухне, из которой вели двери в комнату и лавку. Дверь в лавку была открыта. Везде стоял странный сладковатый аромат.
– Вот моя кухня, а перед вами – лавка, – сказала госпожа Айхенкранц. – В лавке, – она указала на лавку, – много разного. Загляните туда.
Госпожа Моосгабр заглянула в лавку, и у нее просто дыхание сперло. Какая была там уйма поблекших искусственных цветов, свечек и масляных светильников! На столе лежала гора самых разнообразных надгробных фонарей. На вешалках висели связки ветхих цветных лент со множеством золотых и серебряных надписей.
– И вы все это продаете? – удивилась госпожа Моосгабр.
– Все это продаю, – кивнула госпожа Айхенкранц и схватилась за чепец на черных локонах, – дешево продаю. У меня покупают люди, которые идут на кладбище отсюда, через парк от Филипова. Но знают меня и те, что ходят через главный вход, в ворота с площади Анны-Марии Блаженной, от вокзала или от Блауэнталя. Но это что! Я продаю кое-что и другое, взгляните. – И госпожа Айхенкранц подошла к занавеске и отогнула ее. За занавеской была куча тростей и зонтов, и еще была там полка, где лежало несметное количество пестрейших платков, перчаток и шляп.
– Это вы тоже продаете? – удивилась госпожа Моосгабр.
– Это тоже, – кивнула госпожа Айхенкранц, – и тоже дешево, это, как говорится, товар из вторых рук. Но некоторые вещи еще вполне хороши, почти новые, если и надевались раза два и то много. Вот, к примеру, эти зонтики или эта шляпа. Егерская. Здесь и котелки, вот, взгляните. А какие красивые перчатки! Замшевые – на осень, шерстяные – на зиму, а есть и перчатки разрозненные, поштучные, либо левая, либо правая, такие берут для мойки. Я это все продаю. Проверю-ка, не испортился ли арбуз, – сказала госпожа Айхенкранц и заглянула под стеклянный колпак у печи, – нет, все в порядке, но вы же пить хотите, – сказала она быстро, – присаживайтесь в кухне и положите сумку. Сию минуту вас напою.
– Вы говорите, что у вас и лимонад есть. – Госпожа Моосгабр прошла опять в кухню, села и поставила сумку к ноге.
– Представляете, мадам, – наклонилась госпожа Айхенкранц в лавке под прилавок, – представляете, у меня ни одной бутылки не осталось! Одни пустые, – она указала под прилавок, – но какая разница, я дам вам кое-что получше. Пива.
И она принесла в кухню на стол бутылку пива и стакан.
– Однако ж, мадам, – вдруг сказала госпожа Моосгабр, сидя на стуле с сумкой у ноги, – на это я не рассчитывала. У меня с собой всего десять геллеров.
– Бог с вами, мадам, – засмеялась госпожа Айхенкранц и сняла чепец, под которым была целая копна иссиня-черных локонов, – вы же гостья. И такая редкая гостья, я рада, что могу вас угостить. Угощу вас шоколадно-вафельным тортом… – Госпожа Айхенкранц сбегала в лавку, сунула там руку под какой-то стеклянный колпак и подала на стол шоколадно-вафельный торт. Потом откупорила пиво и налила в стакан. – Вот, пожалуйста, ешьте и пейте.
– Мило у вас, – сказала госпожа Моосгабр, когда напилась и поблагодарила, – я только сейчас заметила, что это окно выходит прямо в парк. У меня окно в кухне из матового стекла и выходит на лестничную клетку. Вы и спите здесь?
– Здесь, на кушетке, – кивнула госпожа Айхенкранц, – но вы еще не видели комнату. Она рядом… – И госпожа Айхенкранц, быстро открыв другую дверь, показала комнату. – Взгляните, – сказала она.
Госпожа Моосгабр встала и заглянула в комнату. Там были шкаф, стол, стул и еще одна кушетка. На стене висели картинки.
– Прекрасно, – кивнула госпожа Моосгабр, – а здешнее окно выходит на кустарник.
– На кустарник, на кладбище, – засмеялась госпожа Айхенкранц, – это окно рядом с той задней заржавелой дверью, от которой нет ключей. Этого окна со стороны кладбища вы и не видели, оно заросло кустарником. Но зимой, когда кусты высыхают, из него можно смотреть на могилы.
Госпожа Моосгабр кивнула и вернулась посидеть в кухне.
– Прекрасно, – повторяла она, – прекрасно. И какой тут везде аромат. Я почувствовала его, как только вошла. Не то марципаном пахнет, не то ладаном. Или вы, может…
– О, мадам, – вскинулась госпожа Айхенкранц, – о, мадам, что вы имеете в виду? Если я и не окуривала квартиру по случаю именин Раппельшлунда, то это ничего не значит, кто это делает! Вот на именины княгини – дело другое, я, конечно, всегда здесь окуриваю и ставлю на окна цветы, свечки, пироги, и вино ставлю, и на это окно, что смотрит в парк, и на то, что в комнате, это уж точно. Но на Раппельшлунда – и не подумаю. Здесь пахнет сухими цветами.
– Здесь вы и готовите? – спросила госпожа Моосгабр, посмотрев на плиту.
– Да, здесь и готовлю, – кивнула госпожа Айхенкранц, – жаль, как раз сейчас нет ничего приготовленного. Была б воронья похлебочка, тогда бы вы, мадам, отведали ее, это такое лакомство. Но для этого нужна молодая ворона, старая не годится. Невкуснее даже, чем из цыпленка. Вы уже ели похлебочку из ворон?
– Еще нет, – покачала головой госпожа Моосгабр, – я ела однажды собаку. Но это было давно. Вы куда ходите за хлебом? – спросила она.
– К Элизабет Вердун, – сказала госпожа Айхенкранц, – на привокзальную площадь.
– Это пекарня? – спросила госпожа Моосгабр, но госпожа Айхенкранц покачала головой:
– Это маленькая лавочка, они берут хлеб у Мооса.
– Я хожу в кооперацию, – сказала госпожа Моосгабр, – хлеб там хороший и дешевый. Всегда раз в три дня, к трем часам. Завтра как раз и пойду.
– В кооперации пекут хорошо, – кивнула госпожа Айхенкранц, – я бы тоже туда ходила, но здесь близ кладбища и парка нет ни одной кооперации. Вы живете на «Стадионе»?
– В Блауэнтале, – сказала госпожа Моосгабр, – возле перекрестка, неподалеку от торгового дома «Подсолнечник». Но только в старом районе Блауэнталя, не в новом, если вы там бывали. Дочь недавно вышла замуж и вскоре переедет в Алжбетов, копит деньги на квартиру.
– В Алжбетове замечательно, там ей определенно понравится, – кивнула госпожа Айхенкранц, – а за кого ваша уважаемая дочь вышла замуж? За художника или за кого-нибудь из Охраны?
