Геннадий Прашкевич - Русская мечта
Кажется, журналистке было все равно, что говорит генеральный. Она специально провоцировала генерального. Семин остро чувствовал, что она ведет какую-то свою игру. Судя по злобным репортажам в газетах (он успел кое-что увидеть в папочке Золотаревского), игру оплачивали весьма состоятельные заказчики. Полина Иванова откровенно не слушала ответов Липецкого. Всю эту беседу с ним она уже, наверное, сочинила.
– А вы знаете, Николай Иванович, что в казино, открытом на территории речного порта, неделю назад нашли сразу два трупа? Оба с огнестрельными ранениями. Кажется, казино было открыто с вашего личного благословения, да? А детский садик номер девять на улице Портовой наоборот закрыт был с вашего личного благословения, да? И медицинский пункт при ведомственной гостинице закрыт вашим приказом.
– Детский садик переведен в новое здание, а медицинский пункт при ведомственной гостинице себя не оправдывал.
– Зачем же понадобилось казино на территории порта?
– Мы сдали в аренду пустующее помещение.
– Я так и объясню читателям.
– Тогда, может, вам интересно поговорить с человеком со стороны? – Липецкий агрессивно кивнул в сторону Семина. – Видите, у него в руках ваша газета. Не знаю, нравятся ему лично ваши материалы или нет, но газету он просматривает.
Журналистка, наконец, заметила Семина, но интересовал ее не он.
– Вы согласны с тем, что в новый директорат «Бассейна» должны войти молодые инициативные специалисты?
– Почему бы и нет? – согласился Липецкий. – Но не мешало бы им иметь опыт управления.
– Как вы лично относитесь к господину Кузнецову?
– Никак не отношусь. Мы не родственники.
– Но вы же понимаете, что следующим хозяином этого кабинета может оказаться как раз господин Кузнецов? Уже и собрание акционеров назначено.
– Вряд ли оно состоится.
– Почему?
– А вот спросите рядового акционера, – опять схитрил Липецкий.
Журналистка критически оглядела Семина:
– Так вы не просто читатель?
Семин улыбнулся. И извлек из кармана два листка.
– Видите?
– Вижу гриф мингосимущества, – заинтересовалась журналистка.
– Это официальное приглашение акционера на собрание. Видите? Все акционеры должны получить такие приглашения. Вот дата, вот точный адрес. «Уважаемый такой-то… В связи с проведением такого-то числа внеочередного собрания акционеров ОАО «Бассейн» приглашаем вас прибыть…» Разборчиво и понятно. Всем акционерам «Бассейна», поддерживающим инициативу деятелей КАСЕ, разосланы такие разборчивые приглашения. А теперь взгляните на это. Оно адресовано мне, – приврал Семин, – акционеру, не любящему потрясений. Кстати, таких у нас большинство. Видите?
Он показал бумагу все с тем же грифом. Только здесь после персонального обращения к акционеру теснилась на бумаге совершенно нечитаемая электронная белиберда, шумерская грамота, алфавит идиотов – таинственные значки, действительно мертвая азбука.
– Это что? Сбой компьютера?
– Не знаю. Но такую бумажку получили многие. Хотя рассылает почту самый обыкновенный живой секретарь.
– Вы здешний? – что-то заподозрила журналистка.
– Нет, я из Омска, – спокойно соврал Семин. Он знал, что Полина Иванова все равно не будет им заниматься. – Я тревожусь. Денежки-то мои. Вот приехал. Николай Иванович объяснил мне ситуацию.
– Могу я процитировать вас в газете?
Карие глаза журналистки зажглись. Знала заранее, что цитировать не будет, но смотрела на Семина с некоторою страстью. Верила, наверное, что процитирует.
6
– С тобой не соскучишься.
Юрист с тоской взглянул на стойку буфета (они зашли перекусить в кафе).
Дипломат с прихотливой монограммой ЭЯЗ в верхнем левом углу, он поставил прямо на стол.
– Пока ты болтал с журналисткой, я смотался в гостиницу. Твои вещи лежат в багажнике. Номер подпалился, от вещей на версту тянет гарью. – Золотаревский мстительно повел глазами: – Ты фетишист? Зачем таскаешь с собой дамскую сумочку?
И выложил сумочку на стол.
Конечно, он знал, что Мария в номер Семина попала случайно.
Но Семин и не собирался ничего объяснять. Бесцеремонно вытряхнул содержимое сумочки на стол. Связка ключей, конфета, косметика, мятый платочек, разменная монета, губная помада, но ни кошелька, ни хотя бы поддельного гостиничного пропуска. Правда, завалялась в боковом карманчике визитка на имя некоего Петренко Иосифа Владимировича, дизайнера.
Вынул сотовый, набрал номер:
– Иосиф Владимирович?
– Слушаю.
– Я ищу Марию.
– И что же?
– Может, подскажете телефон?
– А зачем? Она сама здесь, – удивился неизвестный дизайнер.
Было слышно, как он где-то там крикнул: «Мария!» И почти сразу прозвучал хрипловатый голос:
– Да?
– Я, наверное, помешал?
– Пожалуй, да. Мы обедаем.
– Иосиф Владимирович – ваш муж?
– А почему это вас интересует? Мы знакомы?
– Меня зовут Андрей Семин, – он не помнил, называл ли в гостинице свое имя. Кажется, не называл. – Мы виделись утром. Во время пожара. Я помог вам выбраться из лифта, а потом спуститься по пожарной лестнице. Вы потеряли сумочку, я хочу вам ее вернуть.
– Зачем?
– Но это же ваша собственность.
– Но вы, небось, уже рылись в ней?
– Только чтобы найти ваши координаты.
– Я оставляла вам телефон…
– Нестойкая помада, – разозлился Семин. Приколы гостиничной проститутки его достали. Он пожалел, что начал разговор на глазах нагло ухмыляющегося юриста. – Что мне делать с сумочкой?
– Бросьте ее в мусорный бак.
Отступление второе. Конец света
Лето, 1989 год
1
По окончании Томского университета Виталия Колотовкина распределили в село Благушино. Школа большая, работать интересно. События наваливались одно за другим. В Германии рухнула Берлинская стена, в России ввели сухой закон. Газеты обсуждали конец света. Это считалось делом как бы даже уже решенным. Называли точную дату – 28 июня 1989 года. Виталий, понятно, в тот же день кинулся к председателю сельсовета. Всесоюзный староста (как еще можно прозвать человека, носящего фамилию Калинин?), сердито поправил полувоенный френч: «Ну, зачем баламутить народ, Виталий Иванович? Все это суеверия, капиталистическая брехня. Это у них наступает конец света. А у нас – новая жизнь».
Всесоюзный староста ценил учителя Колотовкина, но ни в грош не ставил его неисчерпаемый энтузиазм. То Колотовкин организует пятиклассников на сбор стеклотары, чтобы купить учебные пособия, то ведет их на сбор первых «огоньков», чтобы продать романтические таежные цветы балдеющим пассажирам белых прогулочных катеров. Нехорошо как-то… Калестинов, директор, а по совместительству парторг школы, например, прямо заявил: «Ты, Виталий Иванович, угомонись. Не член партии – да, но выгнать можно просто из школы».
Газеты подробно рассказывали, как в день конца света Соединенные Штаты Америки провалятся под землю, а немногое уцелевшее снесет могучим ураганом в колеблемый ветрами океан. Старушку Европу покроют взбаламученные зыби, из которых будет торчать ржавая Эйфелева башня. И все такое прочее. Правильный комментарий дала главная газета страны – «Правда». В стране – перестройка, указала газета. В стране гласность, в стране ускорение. Конец света – это не наш хоккей. Такой хоккей нам не нужен. Вы прикиньте, указывала газета, как далеко друг от друга находятся Япония и Бразилии, как же это они могут провалиться под землю одновременно? По таким бесстыжим сочинителям психушка плачет. Ну, не в том смысле, конечно, как при товарище Андропове, оговаривалась газета, но все равно.
Виталий, учитывая комментарий, намекнул Всесоюзному старосте: «Вот, дескать, Россия раньше прирастала Сибирью, а теперь уже Сибирь начнет прирастать…»
«Чем?» – быстро спросил парторг.
«Ну, как чем? – так же быстро ответил Виталий. – Сами знаете».
Будущему концу света радовался в Благушино один только попик отец Борис, прозвище Падре. Человек плюгавый и суетливый, он елейным голоском ниспровергал всякие прогрессивные мысли, а в пьяном угаре прямо давал понять, что Он там наверху, на небесах, ясный хрен, прислушивается лично к советам отца Бориса. Не зря, например, Падре посещал открытые партийные собрания. Приходил, садился в сторонке. Несло от черной рясы попика ладаном, перегаром, бензином. Ладан и перегар – профессиональное, а вот бензином несло от большой немыслимой зажигалки. Вся в каких-то механических выступах и в колесиках, могла вместить в себя стакан авиационного керосина. Боялись курить рядом с Падре, неровен час – подорвется?
2
Сизая зубчатая тайга подпирала село с севера.
Как Великая китайская стена, тянулась тайга и по восточной стороне, нигде не начинающаяся, нигде не кончающаяся. Параллельно ей тянулась улица Береговая, вся пропахшая мыльными ароматами цветущего багульника. На пыльной площади – сельсовет, над ним выцветший флаг. Зимой на болотах белые, как бельма, пузыри газа, летом с кочкарников кислый дух. Большой край. Что ему конец света?
