Андрей Остроумов - Дуди Дуби Ду
До свидания, пациент Кутепов, до свидания, гуру Алеша Воробьев, до свидания, ленинградка Инесса, быстрой любовью с которой на далекой сопке так любовались летчики МиГов, пикируя и кружа над парочкой. Что они там видели в свои оптические приборы? Ведь из-за комаров влюбленные даже телогрейки не снимали… До свидания, подосиновики-подберезовики и серебристая семга, скалистые, поросшие бархатным лишайником сопки, голубое до звона в ушах и рези в глазах небо и многое прекрасное другое, незабываемое на всю жизнь. «Дуди Дуби Ду…»
Коллекция уроков
— Привет, братец! Машину продал? — на следующее утро после событий с «Опелем» воспросил Арсения автоответчик не совсем трезвым женским голосом. — Мы на Истре. Приезжай на шашлыки. Можешь подружку какую-нибудь с собой прихватить, пока холостой. Конец связи…
Звонила кузина Вероника. Родных братьев и сестер у Арсения не было, что весьма печалило мать. Арсений же не считал свое детство одиноким, поскольку Вероника всегда была рядом — учитель, друг и вообще самый дорогой на свете человек. Повзрослев, они не растратили теплых родственных отношений, часто перезванивались, делясь своими радостями и заботами, и, как могли, всегда и во всем помогали друг другу. Правда, в родственном списке присутствовал еще и Гога — старший брат Вероники, но существенная разница в возрасте увеличила дистанцию общения, сведя его почти к нулю. Вскоре Гога отбыл в Америку, обзавелся тамошним гражданством и статусом заокеанского родича, что, естественно, не способствовало потеплению и без того никудышных родственных отношений.
А в этот вот солнечный воскресный день, да после пережитого стресса, нанести визит на дачу любимой сестры, покупаться, поесть вкусных шашлыков и поспать в гамаке, растянутом меж двух антоновок, — лучшего решения не придумаешь!
Арсений принял душ, побрился, надел шорты и любимую, присланную Гогой из Америки настоящую гавайскую рубашку. Посмотрелся в зеркало… «Тонких усов не хватает и тяжелой золотой цепи на шее, а то был бы вылитый колумбийский наркоторговец».
Вышел из дома и направился на платную стоянку, где под охраной стоял его личный, не предназначенный для продажи, старенький дизельный «Мерседес». «Раз-два-три» — именовал машину Арсений (по номеру кузова).
Опознавательный полупацифик — фирменный знак престижного германского автопроизводителя — снова отсутствовал на капоте. Вот те и охрана… Впрочем, Арсений мало удивился сему прискорбному обстоятельству, ибо подобное случалось нередко. Он уже неоднократно менял знак, но мелкий вандализм, замешенный на человеческой страсти к коллекционированию, как оказалось, не знал не только возрастных и национальных, но даже видовых границ. И вот сегодня, обнаружив отсутствие на капоте фирменной примочки, поклялся впредь даром не тратить деньги и время на ее покупку: на скорость передвижения не влияет, да и бог с ним.
— Коллекционеры долбаные, — вслух выругался он, сел за руль и тронулся в путь, размышляя об утрате.
Арсений безоговорочно признавал правдивость фразы: «Бесплатных пирожных не бывает». Да и жизнь постоянно его в том убеждала, требуя оплаты буквально за все. Дабы находиться в постоянной готовности к различным жизненным коллизиям, Арсений привык сопоставлять и анализировать даже откровенно несовместимые понятия. «В готовности к облому наша сила», — помнил он слова Алеши Воробьева… Особенно хорошо размышлялось в дороге — чем еще заниматься, когда путь неблизкий, слух ласкает запавший в душу Фрэнк Синатра, а вокруг сплошное унылое однообразие?
В том, что тяга к вандализму присуща не только русскому человеку, Арсений убедился год назад, перемещаясь в изрядном подпитии по злачным местам города Бремена в сопровождении знакомого немца Михаэля. В одном из темных переулков, притормозив по причине малой нужды, Михаэль оторвал от припаркованного «Ягуара» серебристый опознавательный знак семейства кошачьих и с радостной улыбкой протянул собутыльнику:
— Презент! «Im Metall verkoerperte Ungerechtigkeit», — опираясь на капот изувеченного авто, с пафосом изрек Михаэль и с торжественной многозначительностью вручил подарок Арсению. Потом на неплохом русском перевел: — «Выраженная в металле несправедливость».
— Очень я тебя, Миша, уважаю, — одобрил вандала Арсений, спрятал подарок в карман и неожиданно развернул мысль в противоположную сторону: — Хоть жена у тебя и русская, но для меня ты как был, так и остаешься фашистом, и дети ваши тоже фашистами вырастут — при таком отношении к предметам хоть и английской, но все же национальной буржуазной гордости.
— Данке, — икнул Михаэль. — Мы с Ольгой никогда в этом не сомневались.
Ольга, сокурсница Вероники по инязу, стремясь доказать своим родителям, что она уже взрослая, скоропостижно выскочила замуж за немца по имени Михаэль, решившего после падения Берлинской стены лично удостовериться в наличии ужасов, которыми тридцать лет его пугала немецкая капиталистическая пропаганда. В Москве Михаэль познакомился с Ольгой — гидом-стажером «Интуриста», мгновенно влюбился в нее, позабыл о кошмарах социализма и, на скорую руку обвенчавшись с ней в церкви Николы в Хамовниках по православному канону, увез молодую жену к себе в Бремен, дабы там узаконить брак по немецким правилам. Ольга, вкусив на законных основаниях неведомых доселе радостей буржуазного бытия вкупе с пленительными сексуальными изысками, всей силой юной неиспорченной души влюбилась в немецкого мужа Михаэля, а чуть позже и в чужбинушку.
Многочисленные друзья счастливого молодожена, воодушевленные экзотическим браком, поспешили повторить его подвиг, но, увы, вскоре были глубоко разочарованы своими скороспелыми тверскими женами периферийных славянских кровей. Разводы посыпались, как переспевшие яблоки, и брачные экспериментаторы лишь наблюдали за пилотным семейством, хранили молчание, как древние мудрецы, и искоса поглядывали на окружающую действительность глубокомысленными, как у святого Франциска, глазами.
Семья Михаэля занимала апартаменты на втором этаже особняка, расположенного в старом квартале города Бремен. На первом этаже жил отец Михаэля — свободный от брачных уз седовласый джентльмен, ярый болельщик бременского «Вердера», любитель одиночества и кубинских сигар. Отец с сыном общались в основном по выходным, случайно встретившись на лужайке за домом: делились прогнозами грядущих матчей бундеслиги, пола наследника, планировавшегося на свет божий к Рождеству, и хвастались новыми приобретениями в свои оружейные коллекции времен Второй мировой.
Коллекцию отца, считавшуюся более ценной, Арсению так и не довелось увидеть, а вот арсенал Михаэля, с недавних пор хранившийся в подвале, изучил весь и даже сфотографировался на память с эксклюзивными экземплярами.
Раньше коллекция оружия вместе с фотографиями дедов, один из которых служил в люфтваффе, а другой командовал мелким сухопутным подразделением на Балканах, была развешана по стенкам михаэлевского кабинета, служившего одновременно музеем боевой славы предков и домашним уголком натуралиста. Разнообразные рептилии и земноводные трогательно соседствовали с живым резервом питания — грызунами и другой мелочью, которую, в свою очередь, приходилось кормить насекомыми, и далее по убывающей… А в террариуме, оборудованном на месте старого камина, обосновался любимец Михаэля молодой удав по имени Флю, существо, в общем-то, душевное, но прохладное на ощупь.
За два дня до приезда Арсения Ольга, прибираясь в комнате, нечаянно уронила на пол дедов пистолет под названием «Вальтер-Р38». Из ствола вылетела пуля, отстрелила хозяйке челку и, срикошетив от бетонного потолка, пробив стекло, разрушила жилище Флю. С тех пор вся коллекция — крупногабаритный пулемет MG-42, винтовки Маузера и более мелкий огнестрельный фетиш — была перемещена в подвал, получивший статусное наименование «запасник». Ольга убедила мужа, что раритеты, висящие на стенках, излучают тяжелую нацистскую энергетику, несовместимую с ее глубоко патриотичным коммунистическим воспитанием и общей беременностью организма.
После долгих переговоров, сопровождавшихся фальшивыми обмороками и болями в области таза, порешили оставить рядом с фотографией деда-летчика принадлежавший ему вальтер — не только разряженный, но и помещенный в стеклянный саркофаг. Освободившееся место заполонили клетки с попугаями и канарейками — на том и завершилась история музея боевой фашистской славы в отдельно взятом кабинете. И к этой теме семья больше не возвращались. Табу есть табу.
…Оторванный от капота дорогого автомобиля серебристый ягуар, скорее всего, являлся актом благодарности за подаренные Михаэлю значки, посвященные Дню Победы советского народа над нацистской чумой.
В детстве Арсений сам истово занимался фалеристикой, экономя на школьных завтраках ради покупки этих легких алюминиевых безделушек. С возрастом детское увлечение позабылось, коллекция пылилась в дальнем углу антресоли кучей громоздких дерматиновых альбомов с разлагающимися от времени желтыми поролоновыми листами. И ведь пригодилась же, Михаэлю на радость. А вот что делать с его подарком, Арсений решительно не знал. Так — приятная на ощупь безделушка, блестящее напоминание о бременской командировке. Пусть валяется в бардачке рядом с оберегом-фонендоскопом.
