Владимир Шпаков - Песни китов
На стадионе гоняли мяч ребята постарше, похоже, из первого отряда. Среди играющих выделялся один — длинный, с блондинистыми волосами, он умело обводил соперников и то и дело посылал мяч в ворота. Посмотрев игру, Женька перевел бинокль на изолятор, куда так желал попасть. Желтое строение с красным крестом на стене стояло на отшибе, с задернутыми занавесками и запертой дверью. «Ничего, — думал Женька, — еще не вечер. Будут и отравившиеся, и простудные, и повредившие суставы на футболе, так что отопрете двери, как миленькие…» Третьим объектом наблюдения оказалась столовая, благо, дело двигалось к ужину, и под ложечкой уже сосало. Отсюда просматривалась ее тыльная часть: там стояли тележки, фляги для молока и большие алюминиевые котлы.
Неожиданно возле черного дверного проема возникла фигура вожатого. Скрывшись в проеме, Вазген Микаэлович вскоре появился со стаканом компота и с рыжей раздатчицей (в обед именно она расставляла по столам кастрюли с гороховым супом). Попивая компот, вожатый что-то ей говорил, она же хихикала, прикрывая рот ладонью. А Женька почему-то подумал, что с таким начальником отряда хорошей жизни не жди…
Вечером он играл с Вазгеном Микаэловичем в пинг-понг.
— Опа! Опа! — азартно кричал тот, нанося удары. — Почему такой медленный, Еугений?! Как вареный, честное слово, прямо смотреть на тебя не могу!
— Я шишки собирал! — отбояривался Женька. — Устал очень!
— Пионер не должен уставать! Он это… Всем пример! Опа!
Дважды выиграв, вожатый в очередной раз похлопал его по плечу.
— Можешь называть меня просто Вазген. Вижу, ты парень умный, так что будешь мне помогать. Скоро отбой, значит, в десять все должны лежать в кровати. Проследишь, хорошо? А я тебе разрешу не спать на тихом часу!
После этого он опять исчез, чтобы появиться уже после отбоя, в компании с рыжей раздатчицей. Они сидели под окнами, тихо смеялись, потом надолго ушли гулять. А Женьке пришлось успокаивать почуявший волю отряд. Окрики не действовали, и он решил утихомирить разбушевавшуюся шантрапу байками.
— Кто-нибудь читал «Квентина Дорварда»? — задал он вопрос в темноту, полную гвалта и хихиканья. В ответ раздалось нестройное «не-ет».
— Тогда всем по койкам, и слушать меня!
Этот рыцарский роман Вальтера Скотта был прочитан еще год назад, но почему-то застрял в памяти. Шантрапа, навострив уши, тут же успокоилась, а Женька, когда закончил болтать, в очередной раз отметил для себя великую силу историй. Это как масло на воду лить, или, допустим, дудеть в дудочку Крысолова, который сумел получить власть над целым городом.
Следующим вечером история была продолжена. По ходу Женька умудрился плавно перескочить на Марка Твена, вспомнив «Янки при дворе короля Артура», причем подмены почти не заметили. Кто-то из темноты спросил: это тот же роман? И Женька без труда уверил, мол, тот же самый, только речь уже о других рыцарях, увиденных глазами человека будущего.
Вазген Микаэлович действительно разрешил не спать на тихом часу, даже уходить за территорию позволял. Это были минуты свободы: Женька тут же срывал постылую «селедку», то бишь, галстук, и превращался в обычного подростка. Бывало, он прятался от местных пацанов в кустах, даже драпал однажды от многочисленной кодлы, но выходить за ограду все равно продолжал.
Во время тихого часа не спал не он один, первому отряду тоже делалось послабление. Однажды возле станции он наткнулся на старших ребят, тащивших к магазину большую сумку. Один, в синей футболке с номером 99, остановился и подозвал Женьку.
— Привет… Гуляешь?
— Ага, мне вожатый разрешил.
— Вазген, что ли? Ничего мужик… А ты, говорят, травишь классно?
— Кто говорит?
— Твои маломерки. Зайди-ка к нам завтра, Белый с тобой познакомиться хочет. Спросишь Потапа — это я.
Женька хотел было дернуть плечом, мол, знать не желаю вашего Белого (равно как и Потапа), но передумал. Белым называли того самого белобрысого футболиста — за цвет волос. Он был переростком, попавшим в пионерлагерь то ли по недосмотру, то ли по блату, и ставшим тут королем. В сумке, судя по стеклянному перезвону, находились пустые бутылки, собранные в окрестностях лагеря; их должны были сдать, чтобы купить в станционном магазине всяких вкусностей и сигарет. Белый, как замечал Женька, курил почти открыто, общался в основном с вожатыми и физруком, короче, был абсолютно вольным человеком.
На следующий день Женька оказался в палатке первого отряда. Шел тихий час, но все были одетые — кто раскидывал карты, кто просто базарил, Белый же в паре с Потапом склонился над настольным футболом.
— А вот тебе! Еще! Получи! Го-ол!
Девяносто девятый держал оборону, однако опыт и напористость побеждали. При появлении Женьки Потап оставил игру.
— Явился, значит?! Ну, иди сюда… Белый, это он. Который травить умеет.
— Вижу, не слепой…
Белый смотрел на Женьку с прищуром, вроде как оценивал.
— Курить хочешь?
— Не курю, — ответил Женька.
— И не пьешь?
— Нет, не пью…
— Тогда, наверное, дрочишь. Дрочишь ведь, а?
Насельники палаточного жилья дружно захохотали, а Женька почувствовал, как щеки заливает краска.
— Ладно, садись… И расскажи нам чего-нибудь.
— Чего рассказывать-то? — выдавил Женька, сожалея о своем визите.
— Да чего хочешь. Ты же всякие байки знаешь, так поделись с пацанами…
Белый улегся на койку, остальные тоже устроились поудобнее. Можно было уйти, вряд ли его удерживали бы. Но если он сумеет завладеть вниманием…
Вряд ли этих обалдуев увлек бы Вальтер Скотт, а «Графа Монте-Кристо» они могли видеть в кино. Он остановился на истории, которую стопроцентно не знали: «Могила Таме-Тунга». Гости с других планет, таинственное племя, необъяснимые способности… Одна из способностей, к слову сказать, как раз и заключалась в возможности выстраивать жизнь по своему хотению. Для этого члены племени высекали на камне письмена на языке, которому обучили пришельцы; затем камень летел в бурную реку, исчезая в волнах, а жизнь выстраивалась так, как было начертано на каменных скрижалях. Любая война, даже с превосходящими силами противника, выигрывалась племенем без особых усилий, лишь благодаря освоенной магии. И повествуя в красках о всесильных обитателях джунглей и могиле их вождя Таме-Тунга, Женька ощущал себя одним из них. Молотил языком так, будто высекал письмена на камне, даже вспотел от усилий, так что в финале почувствовал, как по спине сбегает теплая струйка.
— Складно базлаешь! — крутанул головой Потап. Он взглянул на Белого, вроде как ища поддержки.
— Годится… — осклабился тот, после чего замершие обитатели палатки задвигались, тоже выражая одобрение. На завтра его пригласили опять, попросив страшное. Он пересказал «Падение дома Эшеров» Эдгара По, да только палатка старших, похоже, жила другими интересами.
По окончании на физиономии Белого вдруг заиграла сальная ухмылка:
— Видели, как медсестра Лидка за физруком бегает? Вчера на танцах прямо висла на нем, сучка!
— Не светит ей, — скептически отозвался Потап. — Физрук на старшую вожатую глаз положил.
— А я бы засадил этой Лидке! Только не даст же, дура!
Женька одеревенел. Вроде пройдя теоретический курс «науки страсти нежной», на практике он был неопытным юнцом, и ему совсем не хотелось слушать о том, как армяшка Вазген таскается в березняк со столовской раздатчицей. Чем они там занимаются?! Да уж не соловьев, бля, слушают! Бараются они, на весь лес крики слышны!
В тот раз он сбежал, чтобы не поддерживать тему, но спустя пару дней гром таки грянул.
— А про е…лю слабо? — ехидно ухмыльнулся Белый. — Читал, небось, такие книжки? Вижу: читал! А тогда — базлай! — Он заполз под одеяло. — Давай, давай! Хоть вздрочнем, если уж Лидка не дает…
Женькин язык буквально замерз. Да, в запасе был и Боккаччо, и Мопассан, только «сказитель» просто не владел речью, к которой привыкли насельники палатки. Да и Белый, шаривший руками в паху, был так омерзителен…
— Не знаю я ничего такого!
Он вскочил с табуретки и пулей вылетел на воздух, успев услышать взрыв хохота за спиной.
Пришлось отсиживаться в будке лесного поста. Попав во власть игры воображения, он пытался подзывать дятлов, дробно стучавших по стволам, говорить с лисицей, на которую наткнулся однажды, да вот беда — лесная живность шарахалась от него и тут же убегала или улетала. Похоже, лес жил своей жизнью, о которой Женька имел слабое представление. Представление имела Лорка, и если бы та была рядом… Они вообще могли бы навеки поселиться в лесной глуши, в стороне от гнусных людишек. Лорка научила бы его общаться с братьями меньшими, собирать дары леса, и они бы сделались лесными властителями.
Однажды на полянке в березняке он едва не налетел на Вазгена: тот лежал на клетчатом одеяле, какое выдавали пионерам третьего отряда, и обнимал рыжую раздатчицу. Женька тут же шмыгнул за куст. На карачках отполз подальше, потом встал в полный рост, пошагал прочь, — и вдруг остановился. Происходящее за спиной притягивало, настойчиво требуя: вернись и досмотри! Поколебавшись, он решил взобраться на дерево, благо с собой был бинокль. Выше, еще выше, и вот, наконец, удобная развилка, где можно устроиться.
