Андрей Шляхов - Доктор Вишневская. Клинический случай
— Давайте подумаем, какую выгоду могла извлечь для себя бывшая жена вашего пациента даже при условии получения исчерпывающей на тот момент информации… А какой ущерб пациенту могла она нанести, используя эту информацию… Диагноз еще не был установлен, я вас правильно понял, Анна Андреевна?
— Диагноз уточнялся. Предварительный уже был. Нельзя лежать в стационаре без диагноза.
— Да, конечно, — кивнул Александр Оскарович. — Без диагноза непонятно, в какое отделение класть и надо ли класть вообще. То есть — толком вы ничего разгласить не могли?
— Дело не в том, что я могла или не могла, а в том, что я ничего не разглашала! — немного раздраженно ответила Анна, утомленная долгой поездкой по юристам.
На часах было без двадцати семь, а начала она свой «вояж» в два часа, бессовестно удрав с работы много раньше положенного.
— Врачебную тайну составляют… — Александр Оскарович сдернул с хрящеватого носа очки, завертел их, закрутил, а сам уставился в потолок, словно вспоминая. — Информация о факте обращения за медицинской помощью… Это вы уже не могли разгласить, опоздали. Информация о диагнозе заболевания… Эту информацию разглашать было рано, раз не было диагноза…
— Диагноз был, — поправила Анна. — я же уже говорила…
— Да-да, — спохватился невнимательный адвокат, не отводя взора от потолка. — Далее идет информация о состоянии здоровья гражданина, но это должна быть информация, а не короткие отговорки. Тем более что фразы типа: «все о’кей» или «все будет хорошо», трактовать как разглашение врачебной тайны… Нет, это абсурд. Ну и последнее — это прочие сведения, полученные при обследовании и лечении гражданина. Сюда на первый взгляд можно отнести все… Скажите, Анна Андреевна, а эта ваша собеседница была адекватна, вменяема? Вот вы, как врач, не могли заподозрить?
— Я не психиатр! Я — иммунолог, — свою специальность Анна тоже уже называла. — Но даже психиатр не смог бы поставить диагноз, даже предварительный, на основании минутной беседы.
— Так, так, так… — Адвокат обернулся к Анне, нацепил очки, вытащил из стоявшего на столе органайзера ручку и начал забавляться с ней. — Знаете, я пытаюсь уловить смысл и суть и никак не могу это сделать. Вы уверены, что вас действительно хотят привлечь в качестве ответчика?
— Конечно же, нет! Но мне озвучили такую возможность!
— Раньше бандитами пугали, сейчас — судом. Ваше дело, если его можно назвать «делом», не стоит и выеденного яйца! Скорее всего, вас просто запугивают, действуют вам на нервы. Не исключено, что ваши противники могут оказывать давление на потенциального истца, он же их пациент. Но одного желания судиться мало, судья должен принять исковое заявление… А все то, что вы мне рассказали, это, извините, не повод, далеко не повод, совсем не повод. Для того чтобы потрепать нервы угрозами, эта история вполне годится, для суда — нет. Если, конечно… Вы меня простите великодушно, Анна Андреевна, но я должен это сказать. Если, конечно, все было именно так, как вы мне рассказали.
— Ну, может, какое-то словцо я забыла, но суть передала точно.
— Хорошо, это хорошо. Угроза подачи иска — это очень распространенный способ выбить из человека энную сумму денег. И довольно безопасный. Люди платят, чтобы их оставили в покое. Вы не исключаете, что вас хотят запугать, чтобы вы раскошелились?
— Навряд ли, — подобного варианта Анна и в мыслях не допускала. — Нервы потрепать, подавить, это — да, но вряд ли кто-то мог допустить, что я раскошелюсь.
— Жаль, — неожиданно огорчился Александр Оскарович. — Очень жаль.
— Почему?
— Потому что тогда бы мы могли бы обратиться в ОБЭП. Вымогательство доказывается элементарно.
Аудиозапись, видеозапись, изъятие в присутствии понятых… Там любят такие дела. Но если вам намекнут насчет денег…
— То я сразу же дам знать вам, — Анна достала из сумки кошелек. — Сколько я должна вам за консультацию, Александр Оскарович?
Александр Оскарович заслуживал платы. Он вникал, рассуждал, делал выводы, а не просто декларировал, что готов взяться за дело и называл стоимость своих услуг, как другие. О деньгах он вообще не заикнулся. Удивительный альтруизм.
— За такие консультации я денег не беру, — Александр Оскарович улыбнулся, демонстрируя щербатые зубы. — Вы же не берете денег за диагностику?
— Я как раз за диагностику и беру, — улыбнулась в ответ Анна. — Так сколько же?
— Нисколько. Я привел неудачный пример, у вас принципиально иная диагностика. Вот если дело дойдет до суда или хотя бы до переговоров, тогда мы обсудим денежный вопрос. Могу сразу сказать, что мои услуги обойдутся вам недорого. По самому крупному счету не больше пятнадцати тысяч…
«Табличкой нормальной не обзавелся, а запрашивает больше других!» — подумала Анна, мысленно вычеркивая жадного адвоката из списка людей, с которыми можно иметь дело. Но, чисто из природной дотошности, уточнила:
— В евро или в долларах?
— Исключительно в рублях. Можно наличными, можно перевести на счет. Как вам удобнее. Постойте… Анна Андреевна, вы что решили, что я вам сумму в баксах или евро назвал? То-то я смотрю у вас выражение лица изменилось. В рублях. За первое судебное заседание я беру пятнадцать тысяч рублей, сюда же входит и знакомство с делом, а за последующие — по семь. Но ваше дело, если оно, конечно, станет делом, «отсудится» за один раз, я уверен. Переговоры стоят дешевле. У меня в офисе — пять тысяч за встречу, с выездом — семь. Тут тоже долго рассусоливать не придется. Как только я упомяну о привлечении к ответственности за клевету, претензии сразу же сдуются… Можно узнать, почему вы улыбаетесь?
— Вы какой-то странный адвокат, Александр Оскарович, — сказала Анна, убирая кошелек обратно. — Вам, наоборот, надо внушать мне, что дело архисложное, дорогое…
— Так вы же в это не поверите, сразу же поймете, что вас пытаются раскрутить.
— Знаете, до вас я посетила троих ваших коллег, и все они пытались внушить мне, насколько сильно я влипла.
— И в итоге вы приехали ко мне, Анна Андреевна, — не без удовлетворения констатировал адвокат. — Надеюсь, я сделал все для того, чтобы вы сейчас не поехали к пятому по счету…
— Я бы в любом случае не поехала бы, — Анна посмотрела в окно, а потом — на часы. — Уже поздно. Но вы единственный, кому удалось произвести на меня хорошее впечатление, что правда, то правда. Хотя ваша вывеска поначалу меня чуть не оттолкнула…
— Я понимаю, — закивал адвокат. — Вы ожидали увидеть нечто медное, тяжелое…
— Хотя бы пластиковое, — улыбнулась Анна, — но не бумажку…
— Эх, — Александр Оскарович вздохнул, словно собираясь с духом. — Так уж и быть, Анна Андреевна, открою вам тайну. Я нарочно не заказываю вывеску и не слишком обживаю свой офис, чтобы арендодатель не поднял мне плату. Здешний хозяин такой жучила — любит набавлять чуть ли не ежемесячно. Вот я и декларирую, что я здесь временно и могу съехать в любой момент. Снести в машину комп, принтер и папки — минутное дело.
— Помогает?
— Седьмой месяц здесь сижу, а плата пока ни разу не повышалась. Могу представить, как арендодатель меня ненавидит…
— Вам знакомо выражение: «Oderint dummetuant»?
Анна не была уверена в том, что в юридических вузах изучают латынь, но не исключала такой возможности.
— Пусть ненавидят, лишь бы боялись, — тут же перевел Александр Оскарович. — Любимое изречение императора Калигулы, между прочим. Возьмите мою визитку и, как только получите повестку или вам позвонят, короче говоря — как только будут новости, сразу же сообщайте мне. А звонящих можете просто перенаправлять. «Свяжитесь с моим адвокатом!» — любимая фраза в Голливуде.
При чем тут Голливуд, Анна не поняла, но с удовольствием посмеялась вместе с Александром Оскаровичем, представив, как кто-нибудь из ее противников будет ожидать встречи с каким-нибудь важным Адвокатом с большой буквы, а нарвется на Оскарыча.
Почти всех симпатичных ей людей Анна про себя называла только по отчеству, да и то не по полному, а фамильярно сокращенному. Выходило по свойски, по-родственному.
Виноградово-Южное
Карточная игра под названием ломбер канула в Лету, оставив свое имя небольшому столу для игры в карты. Классический ломберный стол должен быть складным и прямоугольным. Анне достался овальный, колченогий и не складывающийся. Уму непостижимо, но такую драгоценность выкинули на помойку. Что называется — и ума не хватило, и рука поднялась. Хорошо еще, что не зашвырнули далеко в бункер, где его сразу же засыпало бы мусором, а оставили сбоку — берите, люди добрые, пользуйтесь, нам не жалко. Все четыре гнутые ножки, хоть и шатались, хоть и имели разную длину (две как будто обкусили снизу), хоть и были ободраны, но были, были, имелись в наличии! Это ли не счастье? Самое настоящее.
