Сергей Гавань - Смарагдовый трон (роман)
Ему стало стыдно за истеричный тон, с которым он разговаривал со старым товарищем и учителем, но сейчас это было не важно. Он вопрошал богов, почему всё произошло именно с ними.
У Сиверта был отчаянный взгляд Что мужчина собирался предпринять дальше, Гирем не знал.
- Гири, ты же знаешь, что Рензам усыновил тебя?
Гирем странно дёрнулся и кивнул. Сиверт продолжил говорить, и его голос постепенно становился всё увереннее и громче.
- Мы случайно заехали в одну из деревушек, где нашли младенца в разбитой лачуге. Твоя мать была мертва. И кто сжалился над ребёнком? Это я предложил Рензаму взять тебя в семью! Я воспитывал тебя, и учил, как сына. И ты, демон тебя забери, думаешь, что я бы убил всех этих людей?! Пораскинь мозгами! Джеор видел в лесу ведьму. Ведьму, не ведуна. Ладно, допустим, он ошибся и там был ведун. Но я-то был в это время с тобой! И я же был с вами, когда мы вместе охотились на вепря!
Гирем слушал его вполуха. Мир, обычный, наполненный трудностями, с которыми можно было справиться, светлыми днями беззаботности и уютом, рушился, оставляя его стоящим на краю пропасти. Признать Сиверта виновным - значит, шагнуть вперёд, во тьму, где ждут лишь трудные решения и страдания.
- Ни я, ни кто бы то ни было из нашей семьи не виноват в этом, - закончил Сиверт.
Гирем встрепенулся и странно посмотрел на мужчину.
- Мне очень хочется верить в твою невиновность, - признался он. - Я не стану пока что говорить страже. Мы должны во всём разобраться. Но тебя я запру в своей комнате. Если попытаешься оттуда выбраться, то ещё больше убедишь меня в своей причастности к происходящему.
Сиверт выдохнул так, словно у него с плеч упали Джихалаи.
- Спасибо, Гири. Мы найдём того, кто меня подставил.
Подставил. Гирем подумал о старухе Шейле и её словах. Что, если ведьма - она? С другой стороны, старуха также не вызывала подозрений у отца и Алана все долгие годы, что провела в замке. Да и с чего бы ей подставлять Сиверта?
- А ты уверен, что разумно оставлять нашего лысого друга безо всякого наблюдения, - пробормотал Джаффар, помогая Гирему возвращать на место вырванные из двери доски. - Может обернуться так, что он не Одержимый, но он убил этих людей. Что если это разные, не связанные друг с другом события? А если всё это сделал не он, то, может быть, это сделала его жена? Что если они в сговоре?
- В таком случае заключение его под стражу облегчит нам работу. Элли начнёт действовать и раскроет себя. А там уже всё обернётся, как соблаговолят Боги. Это, - подчеркнул он, - только если Элли замешана в деле.
- У нас, хронистов, есть поговорка: "На богов полагаться - себя не уважать", - пробормотал Джаффар.
Вернувшись в Ректагерран, они передали оглушённых солдат в руки стражи, после чего втроём поднялись в покои Гирема.
Роясь в своём сундуке, он избегал смотреть в глаза Сиверту.
- Обещай мне, что не примешь окончательного решения, не поговорив со мной ещё раз, - сказал лысый мужчина, открыто глядя на него. Гирем почувствовал, как по спине пробежала дрожь. Он робко кивнул, вытащил из вороха одежды круглый медальон на золотой цепочке, и, сжав его в кулаке, поспешил выйти в коридор и закрыть за собой дверь.
- Знаешь какое-нибудь Слово Печати? - спросил он хрониста.
- Думаю, кое-что найдётся. То самое, что остановило трёх болванов, что посягнули на здоровье чудотворца. Будем называть их так впредь.
Он принялся рыться в мешке. Довольно крякнув, достал из груды свитков нужный, подошёл к двери и присел на корточки. Развернув свиток и положив его напротив щели между дверью и полом, хронист щёлкнул предохранителем на жезле. Кристалл на верхушке жезла озарил комнату незамутнённым жёлтым сиянием. Гирем ощутил кожей холодок, всегда появлявшийся, когда рядом творилось Чудо. На чистом пергаменте проявилась вязь символов, которая прошла сквозь него и отпечаталась на полу. Джаффар ещё раз щёлкнул предохранителем, и свет погас. Чёрные строчки на полу исчезли, словно их там и не было.
- Готово, - довольно произнёс хронист. - Если он попробует выйти из комнаты, то получит очень сильную пощёчину.
Гирем прикинул, достаточно ли высоко расположены его покои, чтобы Сиверт не сумел выпрыгнуть из окна.
- Хорошо. Теперь пойдём к Алану и посмотрим, как идут дела у Манти с Хэком. Одержимые подождут.
В мастерской Манти было необычайно просторно и тепло. В камине умиротворяюще потрескивало пламя. Вдоль стен стояло множество столов, заваленных грудами бумаг с чертежами, схемами, формулами, картами и прочими знаками того, что здесь работал весьма образованный человек.
- Как неряшливо, - поморщился Джаффар.
- Посмотри в свой мешок, - заступился за старого ремесленника Гирем, оглядывая столы. - Ступай осторожно - Манти иногда оставляет на полу всякие вещи, которые не помещаются на столах и в шкафах.
Оглядевшись, он вздрогнул, увидев тёмный силуэт, который щупали алые пальцы огненных отсветов.
- Привет, Элли.
Женщина сидела у камина и качала на руках младенца.
- Вы нашли Сиверта?! - спросила она, повернувшись на источник звука. - Боги, Гири, скажи мне, что он в порядке.
- Он в порядке, Элли, - заверил её Гирем и подошёл к человеку, который лежал на меховом плаще неподалёку от камина. - А что ты так поздно здесь делаешь? И где остальные?
- Манти опять сделалось плохо, поэтому я отправила его в свои покои. А Хэк уже час как ушёл в свою опочивальню. Поэтому я здесь. К тому же, малыш у камина быстрее засыпает.
Джаффар принялся разглядывать свитки, заполонившие все столы и шкафы. Гирем присел рядом с лежащим на мехах человеком и посмотрел на его лицо.
- Можешь меня обнадёжить, Элли?
Годы наградили умудрённого сединой мужчину морщинистым лицом, но не сгорбили, и не выдули из него жизнерадостность. И сейчас казалось, что Алан Рект просто прилёг отдохнуть, чтобы потом бодро вскочить на ноги и отправиться по своим делам.
Элли отняла тряпицу от плеча раненного, и Джаффар присвистнул. У Гирема помутнело в глазах от одного вида того, во что превратилась небольшая рана. Плечо Алана увеличилось втрое, кожа на нём почернела. Казалось, стоит его коснуться, и оно рассыплется пеплом.
- Через день таким станет всё тело, - грустно произнесла Элли и утёрла пот с его лба, окружённого короной из белоснежных волос. Гирем отвёл взгляд от раны и посмотрел на пляшущий в печи огонь.
Огонь. Дикая стихия, её сложно приручить. В тайных анналах семьи Рект были записаны пять Слов Огня, которые создали ещё предки Рензама. Отец мастерски обращался с этой своенравной стихией и, разумеется, пытался обучить приёмам управления ею своих сыновей. Хрестофер, который всегда был любимчиком Алана, сумел выскользнуть из ежовых рукавиц отца, сосредоточившись на Словах Воды, к произношению которых имел хорошие способности. Тогда Рензам и уделил всё своё внимание Гирему. Правда тот, умея поднимать земляные столбы и ровнять холмы, не мог выдавить даже несчастной струйки огня. За что однажды получил несправедливое, обидное наказание. Тёмное пятно ожога до сих пор покрывало его руку от кисти до локтя и служило вечным свидетельством отцовского гнева.
Повинуясь порыву, с мыслью "А что, если сейчас получится?", он нашёл в груде вещей, принадлежащих Манти, металлическое блюдце, и положил на него несколько листочков чернополоха и жниваденя, которые носил с собой. Подняв жезл над ними, другой рукой он коснулся висевшего на груди круглого медальона, в камне которого бился оранжевый огонёк неугасимого пламени. В среде Преломляющих ходят различные суеверия, в том числе гласящее, что искра неугасимого пламени помогает лучше сосредоточиться на Слове Огня.
Гирем мысленно произнёс Слово и погрузился в собственное сознание. Сейчас в нём хаотично смешивались мысли, яркие образы и картинки, выражающие разнообразные эмоции. Было ещё одно ощущение. Ощущение того, что он окружён толщей воды. Конечно, это была не вода, а нечто, вызывавшее ассоциацию с водой. В ней его не метало подводное течение, не удерживала плотность воды, не утаскивали вниз сила притяжения и давление. Его плотно окутывало упругое нечто, нежно гладившее его кожу и сознание. Он отдался этому ощущению и увидел серую завесу, задёрнувшуюся подобно ширме, и отгородившую собой суетливые мысли и сиюминутные эмоции. Он всё ещё мог мыслить и чувствовать, но теперь на фоне завесы темнели проёмы множества "дверей". Разумеется, настоящий облик этих входов был далёк от того, какими их рисовало воображение Гирема.
В большинство из них он войти не мог. Понимание пришло вслед за шальной мыслью сделать это. Гирем вспомнил злую стену отторжения, которую возвёл между собой и людьми дремучий Герранский лес. В тёмных проёмах словно затаились хищные твари, ждущие, когда же в их распахнутые пасти сунется неосторожный путник. Но Гирему было нужно не туда.
Слово Огня утянуло его в одну из трёх открытых дверей. Где-то на краю сознания мелькнул образ тлеющей пылинки, а потом внезапно тьма, скрывавшаяся за дверью, рассеялась. Серая ширма затрепетала и развеялась, а на первый план вернулись все ощущения и мысли, которыми он был охвачен мгновения назад.
