Иржи Грошек - Файф-о-клок
– Качаю! – засвидетельствовал Автор.
– Тогда я сейчас отредактирую! – предупредил я…
– Нет! – воспротивился Автор и покачал головой.
– В первой главе мы гугукаем о семи слепцах, которых Иван Осипович Сусанин завел в темный лес своих рассуждений и скончался под елочкой! – пояснил Автор.
– Надо же! – удивился я.
– А вот! – подтвердил Автор. – После чего персонаж по имени Редактор принимается врать с видом классического реалиста. «Я выведу вас, поляки! – утверждает Редактор. – Я покажу тебе, Полифем, где прячутся Улиссы!» А в результате этого междусобойчика мы продвигаемся только на три страницы и снова усаживаемся под елку. Чтобы послушать другого персонажа по имени Писатель, который восемь абзацев притворяется чешским экскурсоводом и водит всех за нос… «Посмотрите налево, посмотрите направо! Вы видите бурых медведей на Красной площади!» Потому что у писателя, как у кошки, девять жизней, и можно израсходовать одну с целью поиздеваться над поляками. Не все же супостатам топтать Папу Рому, муслякать страницы и приговаривать: «Это ни-ча-го!» Надо и полякам показать, где раки зимуют в Москва-реке! А то возьмут языка и ну его пытать: «Где ваш гражданский позиция?!», «Где ваш краеугольные вопросы?!». Или: «Что ви хотель сказайт своим произведением?!» А ничего!
– Да-а-а… – оценил я. – С таким сюжетом нас ждет грандиозный успех…
– Что-нибудь не устраивает? – поинтересовался Автор. – Могу написать аннотацию… «Если тебе нравится секс, дорогой читатель, а также извращенства, издевательства и мазохизм – эта книга должна быть в твоей библиотеке!»
– Извращения, – машинально отредактировал я.
– С извращениями не раскупят! – возразил Автор. – Потому что – поляки! Вдобавок «извращения» – это долго и назидательно! А «извращенства» – быстро и охренительно!
И с этим типчиком я учился в одном институте. Литературном. Можно сказать, делился с ним самым сокровенным и подвешивал между оконными рамами копченую колбасу, чтобы в комнате она не испортилась. «Ой, какие у вас странные жалюзи!» Однако в литературном общежитии на улице Руставели всякая колбаса заканчивалась очень быстро. И что не смогли сожрать прозаики, дожевывали поэты. На третий творческий вечер между оконными рамами висели только хвостики. А страстный драматург Роман Поплиашвили читал свою пьесу в лицах, особенно напирая на реплики «Кушать подано!». Дородная прозаичка томно закатывала глаза и говорила, что этот Роман ее удовлетворяет. «Поплиашвили?! – уточняли мы и восхищались: – Ну Рома! Ну сексуальный гигант!» «Да какой, к чертовой матери, Поплиашвили?!» – возмущалась прозаичка и приносила большой чемодан, который был доверху набит рукописями. «Что это?!» – спрашивали мы. «Мой роман!» – с придыханием сообщала прозаичка. «Ну, стало быть – Рома не гигант! – приходили мы к заключению и гнали Поплиашвили вместе с его драматическими репликами. – Нечего тут людям голову морочить!»
– Вот именно! – подчеркнул я. – Давай покончим с прологами-эпилогами и перейдем к основной части!
– Как говорили древние греки еще на латыни: «Покончить мы всегда успеем!» – заметил Автор. – Кстати, об основной части… У меня нет героини…
– Вас познакомить? – поинтересовался я.
– Желательно, – признался мне этот нахальный Автор. – И лучше с двумя! А вдруг какая-нибудь не согласится…
– Не согласится на что? – попробовал уточнить я.
– На героиню, – невозмутимо отвечал Автор.
– А как же Владимирова? Анна-Мария… – напомнил я.
– Вот с этого и начнем! – подытожил Автор…
V
N. N.
ФАЙФ
«Кто это – прыгает на одной ножке в неподходящее время?» – спрашивает сфинкс.
Морской паром от афинского причала отошел ранним вечером 24 июля… С марта по октябрь греки великие мореплаватели. Представьте себе: большие утюги разглаживают синий мундир, как теплоходы Эгейское море; утюги старательно обходят пуговки-острова; а на плечах мундира пыжатся эполеты – это чайки. Ни ветра, ни качки, ни волнения…[5]
Я прохаживался по верхней палубе с видом англо-американского туриста. То есть беспричинно улыбался, говорил каждому баклану «велкам» и «плиз», хотя по морде было понятно, что я человек русский. И без этих идиотских фокусов: «Я достаю из широких штанин!..» Собственно, за границей нас выдают глаза, зеркало, так сказать, национальной принадлежности. Там бегают чертики с ружьями наперевес, штурмуют, можно заметить, Зимний: в левом Стенька Разин; в правом – его татарская княжна; и красные блики проявляются на всех моментальных фотографиях. Так что русскому человеку лучше всего за границей напяливать солнцезащитные очки – в крайнем случае будут принимать за советского шпиона. А что? Вон японские солдаты до сих пор охраняют военные склады на затерянных островах Тихого океана. Потому что им не было приказа сдать пост и смотреть голливудский блокбастер про Перл-Харбор. А разве до каждого советского шпиона дошло, что холодная война закончилась и можно разговаривать с женой, а не пялиться на нее, как Штирлиц в ресторане?! Мол, я на задании, а сколько выпил – не твое собачье дело!
Еще ранним утром я топтал русскую землю в районе аэропорта Пулково, а теперь – плыл на морском пароме и потихоньку поплевывал на бакланов. Вот в нашу ворону – попробуй попади, а тут – каждый «выстрел» в десятку… Греческая компания, которая распихивала русских туристов по островам, угостила меня метаксой, и, может быть, поэтому я до сих пор плевался. Слава богу, что потомки Архимеда не стали настаивать и отвязались – когда я выпил пятьдесят граммов. Ограничились малой презентацией. А ведь могли бы взять за горло и запихнуть каравай с солью… «Русский?!» – «Русский!» – «Православный?!» – «Православный!» – «Несите граненый стакан имени Веры Мухиной! Будем чествовать русского человека!» Честно сказать, я предпочитаю текилу, но здесь же не Мексика! Вдобавок откуда греки могут об этом знать: Мексика – не Мексика? Они всех поят метаксой. А страдают бакланы…
Через десять часов я должен был десантироваться на Крите, словно морской котик. Туристическая операция была разработана мною еще в России: молниеносный бросок по маршруту Санкт-Петербург—Афины; после чего – на перекладных до места постоянной дислокации. Пузом кверху на побережье Эгейского моря. И главное – как можно меньше русских отдыхающих на расстоянии вытянутой руки, потому что они дома мне надоели. Как пристанут – пойдем выпьем водки, а потом сыграем на бильярде в карамболь, – так и прощай разум. Карамболь – это развлечение, когда одним шаром все остальные со стола на хрен! Вместе с разумом! И пошло-поехало! Поскольку без шариков играть в бильярд уже бессмысленно, а бабы – вот они! Интересное психологическое наблюдение: как выпьешь водки – сразу же появляются бабы! В самом непредсказуемом смысле. Потому что бабы – тоже русские! Так что отдыхать лучше всего, обложившись иностранцами… Турками и скандинавами. И возможно, они такие же придурки, но я их не понимаю. Ни по глазам, ни по другим национальным интересам…
Однако я помахал ручкой Афинам и стал разыскивать какой-нибудь камбуз по той простой причине, что размышления о спиртных напитках действуют на меня как аперитив. Прогулялся по левому борту, заглянул на правый, спустился по трапу вниз и очутился в объятиях кока. Ибо – шел на запах. Не кока, разумеется, а его стряпни. И попал, можно сказать, в пустую кастрюлю из-под соуса. «Русский?!» – прищурился на меня кок. «А як же ж!» – признался я. «Православный?!» – не унимался кок. «Пить больше не буду! – в свою очередь предупредил я. – Только ужинать!» И тогда добрый греческий кулинар вынул меня из кастрюли и показал, где ресторан, а где он из боцмана делает воблу. То есть, спрашивая о моем вероисповедании, он попросту уточнял – по какому обряду меня хоронить, если я немедленно не покину расположение кухни.
Так я оказался в ресторане и отметил для себя, что это – весьма кстати…
По правде говоря, это заведение больше напоминало кафе-столовую, где с одной стороны шла раздача макарон по-флотски, а с другой – варили кофе по-турецки. Я не расщедрился на круизный лайнер и попал в Ноев ковчег, приспособленный для бедных туристов и местных цыган. Что больше меня устраивало, чем путаться с вилками в роскошном ресторане. Тоже придумали – одна тарелка и десять столовых приборов, как будто я осьминог или каракатица. Да вдобавок меню – на четырех языках, где по-русски написано только «Добро пожаловать!» и нарисован якорь от крейсера «Варяг». Мол, врагу не сдается наш гордый кабак, и цены пощады не зна-а-ют! А тут хочешь – накладывай себе макарон, хочешь – хлебай кофе, все равно – в шесть утра выгонят! Как только причалят к острову Крит… И дешево, и сердито!
Вот поэтому я не стал церемониться, а взял столовую ложку, накидал на тарелку всяческой снеди, расплатился у кассы греческими драхмами и зарезервировал для себя столик. То есть накрыл как бы для четверых – с русским купеческим остроумием. С одного края поставил тарелку, на другой положил столовую ложку, на третий – хлеб, а во главе, как полагается, пустой стакан. И отправился за баночным пивом, поминутно оглядываясь – не пожрут ли мой хлеб греческие цыгане. Но все закончилось благополучно, и через некоторое время я по-хозяйски сидел за столом – лопая и запивая. «Йая-йая!» – подтвердили бы немцы, которые ужинали по соседству, а русских, слава богу, на расстоянии вытянутого стакана не было…
