Петер Маргинтер - Барон и рыбы
— Айбель!
Симон поднял брови и взглянул на него, качая головой.
— Айбель!
— Креппель?
— Ах вы, неуч бесстыжий! Пожалуйте сюда!
— Нет-нет, г-н министериальный советник, — язвительно усмехнулся Симон, вытащил на середину комнаты стул для посетителей и уселся, вытянув ноги и высунув язык.
От ужаса министериальный советник лишился дара речи. Побагровев до самой макушки своей лысины, он неистово замахал линейкой.
— Господин министериальный советник, этот Айбель просто рехнулся! — прошипел оберкомиссар Ведельмайер.
— О нет, дерьмецо ты мое золотенькое, — поправил Симон, — совершенно напротив. Я до умопомрачения в своем уме. — Он встал и перчаткой обмахнул брюки. — С настоящего момента я больше не состою на службе в Управлении! — Он поклонился обоим. — Простите за детское проявление моей столь долго подавляемой антипатии. Что же касаемо моих бумаг, так я вам советую их сжечь: они хоть немного согреют ваши серые будни. А детективы, лежащие в левом ящике, я рекомендую вашему драгоценному вниманию. Честь имею!
С этими словами Симон покинул министериального советника и оберкомиссара, потрясенно глядевших ему вслед, прошествовал пропахшими пылью длинными коридорами до главного входа Управления Лотерей, крикнул швейцару: «Бэ-э-э!» — и направился прямо в палаццо Кройц-Квергейм.
***Ему открыл румяный садовник в зеленом переднике и с метлой в руке.
— Г-н барон ожидает меня, милейший, — произнес Симон и направился мимо садовника через парк и вверх по открытой лестнице, где его уже поджидал черный Пепи. Барон сидел в кабинете, окруженный завалами книг и специальных журналов, и писал. Когда Симон вежливо кашлянул, он отложил перо и оглянулся. Приветствие прозвучало весьма сердечно.
— Доброе утро, дорогой Айбель! Рад столь скоро свидеться с вами вновь. Вы обдумали мое предложение?
— Г-н барон, вероятно, я думал недолго, но зато весьма основательно, — спокойно отвечал Симон. — Никому не известно, что готовит нам будущее. Результат подобных размышлений всегда приблизителен, но игра стоит свеч. Мне нечего терять, кроме безопасности, сопутствующей тому, кто не играет, а служить вам — большая честь для меня. Однако же прошу на первых порах вашего снисхождения, если я не смогу сразу полностью соответствовать вашим требованиям.
— Полно, дорогой Айбель, я уверен, что вам удастся осуществить ваши благие намерения. Рад пожать вам руку в качестве моего секретаря и сотрудника! Пепи отвезет вас на квартиру и поможет собрать вещи. И вообще, он в вашем распоряжении, если не нужен мне самому. Когда вернетесь, зайдите ко мне.
В элегантном экипаже Пепи отвез Симона к вдове Швайнбарт, где тот упаковал чемоданы, расплатился за квартиру и холодно попрощался с хозяйкой. От ехидных замечаний вдова воздержалась. Она испугалась чернокожего. Позже она уверяла себя, что этот жилец всегда казался ей подозрительным.
На той же неделе Симон написал родителям: г-же и г-ну надворному советнику доценту доктору Августу Айбелю, Фойхтенталь близ Обервельца, усадьба Вальдеслюст, Штирия:
Дорогие родители!
Сравнительно с важностью того, что я собираюсь сообщить Вам, Вы сочтете мое письмо чересчур коротким, и я весьма озабочен тем, как Вы воспримете новость: в минувший вторник я ушел с государственной службы. Знаю, что Вы всегда всемерно стремились облегчить мою жизнь мудрыми советами и помощью. Дорогой папа, в особенности я благодарен Тебе за Твои хлопоты и связи, лишь благодаря коим я в столь юные годы смог получить столь желанное многим место исполняющего обязанности комиссара в Управлении Лотерей. Ты, верно, надеялся увидеть меня когда-нибудь министериальным советником или даже заведующим отделом этого почтенного учреждения! Простите ли Вы мне когда-либо принесенное разочарование? Я и прежде часто надоедал Вам рассказами о коллизиях, отравлявших мне службу в Управлении, — коллизиях, которые Вы наверняка не считали достаточно серьезными, чтобы из-за них отказываться от открывающейся достойной карьеры. А если я к тому же признаюсь, что решился без малейшего раскаяния на шаг, сделанный без Вашего благословения, то, очевидно, поистине заслуживаю Вашего неудовольствия и причиняю Вам боль: только это и омрачает мою жизнь. Тем не менее у меня есть все основания ожидать, что Вы по достоинству оцените новую сферу моей деятельности: я — секретарь барона Элиаса Кройц-Квергейма, ихтиолога, столь уважаемого Тобой, дорогой папа. Он отзывается о Тебе с большим уважением, почти симпатией. Моя работа у него весьма интересна, а сто гульденов жалованья в месяц, которые он мне положил, в Управлении Лотерей я получал бы в лучшем случае не раньше, чем через десять лет. К этому добавляется экономия на многом, что мне прежде приходилось оплачивать из моего скромного жалованья: я съехал от вдовы Швайнбарт и переселился в очень красивую комнату во дворце барона, я и столуюсь здесь. Если барон обедает дома, то всегда приглашает меня к своему столу, а то еду мне подают в мою комнату. Кроме барона и меня, во дворце живет еще Пепи, его камердинер (негр!), и фрау Беата Граульвиц, пожилая дама, она тут экономкой. В домике садовника проживает чета Платтингер: он — садовник, она — горничная, и кухарка Анна Кольхаупт. В качестве секретаря барона я пользуюсь у них уважением, и они страшно меня балуют. Надеюсь, Вы все-таки сможете простить меня. Обнимаю и целую от всего сердца.
Ваш горячо любящий Вас сын Симон.
Ответ Симон получил приблизительно две недели спустя, на двух листах: один — плотный, белый, другой — бледно-лиловый с каемкой.
На белом листе он прочел:
Дорогой сын!
Узнав о том, что Ты сменил место (еще до получения Твоего письма, от надворного советника Зеетегеля, он проводит отпуск в Обервельце), я в первый момент действительно вышел из себя, теперь же успокоился настолько, чтобы дать Тебе серьезное отеческое напутствие на пути, не мною предначертанном. Если Тебе удастся добавить хоть штришок к делу жизни того, кто вне всякого сомнения является одним из ярчайших светочей науки нашего века, мы должны будем почесть себя счастливыми. Положение, занимаемое бароном, Ты сможешь оценить по достоинству, если я — преступно разглашая разглашению не подлежащее — открою Тебе, что даже в Академии о нем говорят как о «любимейшем сыне Нептуна»: факт почти невероятный, учитывая общеизвестные ревность и завистливую конкуренцию в ученой среде, принесшие и мне столь сильные страдания. Надеюсь, Ты окажешься достойным чести служить такому человеку не менее, чем занимать весьма почтенную должность в Управлении Лотерей, с которым Ты распрощался достаточно предосудительным образом, как мы о том узнали от надворного советника Зеетегеля. Радуйся, что министериальный советник Креппель — малосимпатичная личность, говоря по чести — рассказал о Твоей проделке только ближайшим знакомым. Но настоятельно советую впредь отказаться от подобного рода выходок и не рисковать столь предосудительным образом ни Твоей, ни нашей репутацией. Кроме того, меня заботит, что, как говорит Зеетегель, барон ведет, по слухам, непонятную и опасную политическую игру. Не позволяй втягивать себя в эти интриги! Никто не ставит в упрек барону нелюбовь к выдрам, но ему тем не менее следует воздержаться чрезмерно эпатировать оппозицию. Прошу, будь осмотрителен! Очень рад улучшению Твоего материального положения. Тебе в Твои годы пока не понять, что такое обеспеченная старость. Хоть я и думаю, что барон — если Ты оправдаешь его надежды — назначит Тебе небольшую пенсию, так уж ведется в его кругу, но мне бы хотелось, чтобы уже сейчас Ты начинал потихоньку откладывать. К слову говоря, Ты забыл рассказать, как Тебе удалось познакомиться с бароном Кройц-Квергеймом, а мне это очень интересно! Остаюсь с наилучшими пожеланиями по поводу Твоего ныне смутного будущего
Твой отец.
Второй, бледно-лиловый листок:
Дорогой мальчик!
Нас с папой взволновало известие о том, что Ты больше не служишь в Управлении Лотерей, где все к Тебе так хорошо относились. Да потом надворный советник Зеетегель рассказал нам к тому же, как скверно Ты вел себя, покидая Управление Лотерей. Я так о Тебе беспокоюсь! Хоть папа и говорит, что этот барон фон Кройц-Квергейм очень приличный и известный человек, но я-то уже видела Тебя заведующим секцией, как дядя Польди, и мне трудно так вдруг поменять мнение. То, что Ты теперь получаешь столько денег, разумеется, очень хорошо, Тебе совершенно необходимо новое зимнее пальто. У того, в котором Ты был у нас на Рождество, совсем вытерся воротник. Завтра отправлю Тебе посылочку с яблоками и пряниками. Надеюсь, барон вскоре даст Тебе отпуск — в письме так сложно рассказать обо всем. Люблю и целую
