Марек Лавринович - Солнце для всех
Когда я с огромным букетом цветов, купленным в аэропорту, отпирал дверь нашей квартиры, никто не выбежал мне навстречу. Я подумал, что Баси нет дома. Положил букет, повесил на вешалку плащ и вдруг услышал тихий вздох и последовавшие за ним приглушенные стоны, доносившиеся из спальни. Я пошел на звук. На нашей супружеской кровати лежала Бася в объятиях какого-то худощавого юноши. Я узнал его. Это был Андрусикевич, мой любимец, исключительно впечатлительный и талантливый парень.
Они не заметили меня. Я пошел на кухню, сел за стол. Было слышно прерывающееся дыхание Баси. Я должен был немедленно убежать, но не мог. Сидел и слушал. Был вечер, темнело. Тщедушный студент появился в коридоре, увидел меня, что-то хотел сказать, может, «добрый вечер» или «простите», но только схватил свою одежду и, хлопнув дверью, выбежал из квартиры.
Я сидел в темноте, потом пошел в спальню. Бася уснула. Как же она была прекрасна. У меня даже слезы навернулись. Я вернулся на кухню, сидел за столом и плакал, как ребенок.
Постепенно я успокоился. Может, так и должно было случиться. Мне исполнилось пятьдесят пять лет, а ей двадцать пять. Мое время уходило, а ее только наступало. Все это не имело смысла.
Этот парень — хороший выбор, думал я. Умный, трудолюбивый. У его ног весь мир. Их, конечно, ждут годы ассистентской работы, трудности, проблемы, но потом она будет не молодой женой профессора, вызывающей всеобщую ненависть, а образованной, уважаемой дамой, как супруги моих выдающихся коллег.
Я осознал, что мой брак с Басей был прекрасным заходом солнца. А теперь все закончилось, и надо мной непроглядная звездная ночь.
Я очнулся от мыслей. Бася стояла в дверях и пристально смотрела на меня.
— Это стоящий парень, — сказал я. — Желаю вам счастья.
— Не понимаю, о чем ты…
— Все просто. Мы разведемся, и каждый будет жить своей жизнью.
Она смотрела на меня с ненавистью.
— Понятно, — сказала она. — Пану профессору надоела игрушка, и теперь он хочет выбросить ее в мусорное ведро.
— Кажется, это тебе надоело.
— Да! — крикнула Бася. — Мне надоело! До смерти надоело! Но если ты думаешь, что я позволю себя вот так выбросить…
— Я могу оставить тебе эту квартиру. Разведемся, и…
— Не будет никакого развода! И попробуй уйти — я устрою такой скандал, что…
Я не понимал, о чем она говорит. Чего ей еще, черт побери, было нужно от меня?
Мы продолжали делать вид, что у нас все как прежде. Андрусикевич из университета исчез. Я узнал, что он уехал в Краков, где пишет магистерскую диссертацию. Мне было это непонятно. Я вообще ничего не понимал, но чувствовал, как вокруг собираются тучи. Мне пришло приглашение на очередную конференцию. Бася хотела ехать, но я отказался от участия, сославшись на болезнь. Целыми днями сидел в халате на кухне и слушал радио.
Однажды Бася пришла домой с каким-то молодым человеком. Совершенно не смущаясь моего присутствия, они пошли в спальню и добрый час занимались любовью. Я затыкал уши, но все равно слышал крики Баси. Со мной она никогда не была такой страстной.
Я сидел в темноте. Когда парень ушел, она пришла на кухню, включила свет и с жалостью посмотрела на меня.
— И чего ты хочешь? — спросила она с ненавистью в голосе.
— Я ничего от тебя не хочу.
— Я молодая женщина и хочу мужчин. Ты ни на что не годишься, поэтому я буду проводить время с любовниками.
— Пожалуйста.
Она вышла, хлопнув дверью.
С того дня Бася стала приводить в наш дом разных мужчин. Сначала незнакомых, а затем, все чаще, студентов нашего факультета. Сладострастие довело до того, что она стала приглашать сразу двоих, а порой даже троих молодых людей. Я сидел в темноте за кухонным столом, слушал, как за стеной Бася кричит, стонет, воет, плачет от наслаждения, и испытывал жестокое всепоглощающее блаженство. Что со мной случилось?! Боже милосердный!
Я стал посмешищем студентов. Никто со мной не считался. Коллеги сочувствовали и в то же время отдалились от меня. Перестали приходить приглашения на симпозиумы и конференции. Разумеется, история моего падения стала достоянием международной научной общественности. Но ведь я не мог бесконечно сидеть на кухне, слушая стоны жены за стеной. Но куда мне было идти? Я пал так низко, что мне уже не было места в шекспироведческом мире, а другого для меня не существовало. Я едва не сошел с ума, целыми днями обдумывая, как выбраться из этой пропасти. И придумал.
Однажды после лекции, во время которой я проводил сравнение судеб Гамлета и князя Мышкина, я аккуратно уложил в чемодан свои книги и пришел сюда.
— Вы заболели?
— Конечно, нет, дорогой друг. Безусловно, душа моя была больна, но что касается психики, то она, как и прежде, в полном порядке. Я симулировал болезнь. Честно рассказав доценту Красуцкому свою историю, добавил лишь одну маленькую ложь: будто по ночам слышу голоса высмеивающих меня студентов. Он мне поверил или сделал вид, что верит. Мы прекрасно понимаем друг друга, к тому же он сам без пяти минут профессор. Так я оказался здесь.
— На дне.
— Нет, мой дорогой друг Ян, совсем нет. Взгляните внимательнее. У меня удобная кровать, медицинское обслуживание, книги, блокноты. А что мне еще нужно? За последние пять лет я написал две книги и множество статей…
— Здесь?
— Да. И, честно говоря, мне еще никогда так легко не думалось. Того же мнения придерживается и научная общественность. Я получаю большое количество писем со всего света — все со словами признания и просьбами написать новые статьи для серьезных журналов.
— Не понимаю, как это вам удается.
— По правде говоря, ничего сложного, — улыбнулся Профессор. — Первые месяцы пребывания здесь, разумеется, не были столь плодотворными. Я лежал на кровати и смотрел в потолок. Но атмосфера безопасности, которая меня здесь окружает, размеренный распорядок жизни и фенактил оказали благотворное влияние. Я успокоился. Мне стало не хватать книг, особенно Шекспира. Я переборол себя и позвонил профессору Загурскому. В конце концов, когда-то он был моим самым близким другом.
Тот приехал на следующий же день. Он был потрясен, но, увидев, что я веду себя как нормальный человек, со мной не случается припадков и мое чувство юмора никуда не делось, Загурский повеселел, и наша былая дружба возобновилась. С того дня он регулярно навещает меня, чтобы поговорить, а при случае приносит книги, какие я пожелаю. Американские, английские, французские.
— Откуда же он их берет? — поинтересовался Ян.
— Покупает через Интернет.
— Но это, должно быть, очень дорого.
— Не важно, дорогой друг. Он покупает их за мои деньги, я ведь теперь богат.
— Вы… вы богаты?
— Это весьма любопытная история. Спустя полгода пребывания здесь я написал короткую статью. Дело в том, что мне пришла в голову новая концепция прочтения образа Фальстафа. Я попросил Загурского прозондировать, возьмется ли какой-либо журнал, посвященный шекспировской тематике, ее опубликовать. Мой друг при случае тут и там упоминал, что я пережил тяжелое нервное потрясение и нахожусь в психиатрической клинике. Это сильно изменило отношение ко мне.
— Они не хотели иметь дела с сумасшедшим?
— Как раз наоборот. Как по мановению волшебной палочки, я перестал быть человеком, вызывающим презрение, и превратился в человека, заслуживающего сочувствия. Шекспироведы — люди исключительно благородные, дорогой пан Ян. Редакторы боролись друг с другом за право опубликовать мою небольшую статью, а когда она вышла едва ли не в самом влиятельном журнале, оказалось, что моя концепция удивительно интересна. Если быть кратким, та статья — всего семь страниц — прославила меня как исследователя Шекспира. Что вы на это скажете?
— Поразительно.
— Верное слово, дорогой друг. Остальное банально. Профессор Загурский сделал электронный почтовый ящик, куда мне приходит корреспонденция, и помог открыть банковский счет. Один молодой человек набирает мои статьи на компьютере и рассылает по редакциям. Я бы мог ездить с одной научной конференции на другую и вовсе не возвращаться в Польшу, но в этом году мне исполнилось шестьдесят, и мне уже не хочется путешествовать. Ведь я счастлив здесь. Мне безмятежно — один лишь Загурский знает, где я, а он человек неразговорчивый. Мир оставил меня в покое, и я могу наслаждаться тем, что больше всего люблю, — творчеством Шекспира.
— А что стало с ней?
— Понятия не имею. Мы никогда не обсуждаем с Загурским эту тему.
— Но ведь вас иногда, должно быть, охватывает былая страсть, воспоминания…
— Все реже и реже, дорогой друг. А если меня начинают мучить ночные кошмары, то всегда можно принять дополнительную дозу фенактила, не правда ли?
Ян долго сидел молча — одна деталь не давала ему покоя.
