Мухаммад-Казем Мазинани - Последний падишах
Но все бесполезно. Ты чувствуешь, что ее страшит уже не столько револьвер, сколько ты. Чтобы преодолеть ее страх, ты отодвигаешь матрац и показываешь тайник для револьвера: выдвижной ящичек на пружине, приводимой в движение кнопкой под подушкой. Но Сорайю не так-то легко успокоить. Она напугана больше, чем ты предполагал.
— Зачем так беспокоиться? В наших обстоятельствах эта вещь необходима, мы должны быть готовы ко всему. В случае нападения кто нас защитит?
Она ничего не отвечает. Ее молчание все больше смущает тебя, тебе передается ее страх. Впрочем, она женщина — и имеет право тревожиться в таких обстоятельствах. С вами действительно может произойти все что угодно. Не исключено, что и сейчас кто-то через окно целит тебе в голову. А одна только мысль, что жене могут причинить вред, приводит тебя в бешенство. Как позволить, чтобы пуля уничтожила такую красоту? Разве это мыслимо — пожертвовать столь изящным существом? «Жаль, я не умею объяснить ей, как сильно ее люблю…» Если вдуматься, то увидишь: ты так привязался к ней, что готов ради нее отказаться от власти. Хотя, право, возможно ли это?
«Будь они прокляты — корона и шахский трон, ради которых отрекаешься от самых любимых вещей…»
Ты целуешь ее — помрачневшую и беспокойную, — разрешаешь ей лечь и, как каждый вечер, принять две таблетки снотворного, закрыть глаза. Однако быстро она не засыпает, и это повторяется каждую ночь. С тем отличием, что сегодня — из-за проклятого револьвера — она нервничает еще сильнее…
С каждым днем положение становится невыносимее. Вот-вот во дворец явится посланец от премьера и вручит тебе указ об отстранении тебя от власти. «Они хотят, чтобы я отрекся от престола и уехал из страны! То есть вот так, запросто, перечеркнул бы достижения собственного отца! Мало, что ли, отец крови себе попортил во имя благосостояния народа?»
Ты сам не свой от волнения. Расхаживаешь под высокими чинарами в ожидании гостя. «Неужели все рассекретилось?» Это — последний удар, который ты должен нанести, чтобы решить дело. Согласно тайному плану, ты должен отстранить премьера от должности и снова взять власть в свои руки. Но если план провалится? Тогда тебе уже не будет места в этой стране…
Твой гость — посланец американского центрального разведуправления — прибывает смехотворным способом: спрятавшись в багажнике автомобиля, накрывшись там одеялом. Только так мог он проскользнуть: браво могучему монарху!
Опасаясь чужих ушей, вы разговариваете, расхаживая под чинарами, — обсуждаете финальную стадию переворота. Разведывательные организации Америки и Англии, согласно сверхсекретной информации, приняли решение, определившее судьбу старика-премьера. Это конкретный и просчитанный план, в котором тебе отводится главная роль.
И все пока идет согласно этому плану. Ты считаешь дни до назначенной даты. Твоя сестра-близнец, которую перед тем выслали из страны, возвращается — и, прежде чем Старик в пижаме успевает выслать ее вторично, мастерски выполняет отведенную ей в плане роль[20]. Ты загадываешь желание: чтобы и весь план сработал столь же успешно и чтобы ты освободился-таки от цепкой хватки старика-самодура. Другого пути уже не осталось: это — лучший способ избавиться от вечного возбуждения и от бессонных ночей.
Ты подписал указ об отстранении Старика в пижаме и о назначении нового премьера; и, вручив этот указ надежному человеку, вместе с личным пилотом и с Сорайей вылетаешь в Ноушехр[21]. Но вместо новостей об успехе вашего плана ты вскоре выслушиваешь зловещие новости. Старика ты недооценил. А он арестовал того самого полковника, который принес ему указ о его отстранении, и заявил, что указ этот поддельный. Народ, узнав эту новость и кучу других слухов, высыпал на улицы, начал выкрикивать лозунги против тебя и сбрасывать с пьедесталов твои статуи. Иными словами, переворот провалился, и нужно бежать из страны. В любую минуту с тобой и Сорайей может случиться непоправимое.
— Как можно скорее… Торопись!
Ты несешься сломя голову. Пилот ждет в самолете. Сорайя идет за вещами.
— С собой ничего не нужно… Только быстрее!
Ты бежишь, и Сорайя тоже… По трапу — в самолет…
Как блуждающая комета, ты оказываешься в Италии; вы заходите на посадку в аэропорту Рима. Видишь? Кроме представителя городских властей, никто не встречает. Какая тоска! И что это за мерзкий запах — страха? Или таков вкус изгнания?
Словно молодожены, проводящие в чужом городе медовый месяц, вы прямиком отправляетесь в отель. Однако у тебя нет денег, а отель не поселяет бесплатно. Когда один иранец уступает тебе свой номер, ты чувствуешь себя униженным. Чтобы отблагодарить этого человека за великодушие, ты спрашиваешь его имя, хотя и сам едва веришь, что когда-либо сможешь ему чем-то помочь.
И вот официально начинается твоя жизнь в изгнании. Ресторан гостиницы становится вашим пристанищем, а посетители пялятся на вас так, словно вы — пришельцы из иного мира, по ошибке прилетевшие на Землю. Новости из Тегерана противоречивы и искажены. То ты всерьез готовишься вернуться в страну, то с тоской размышляешь, кто же оплатит гостиничный счет. Впрочем, ты не перестаешь надеяться, что в Тегеране произойдет чудо. Окольным путем ты узнал, что переворот вступил во вторую фазу, а именно: американские и английские спецслужбы, вместе с твоими сторонниками внутри страны, раздали денег, кому нужно, и вывели на улицы некоторое количество народа.
…И вот ты сидишь за обедом, как вдруг к тебе торопливо подходит журналист и протягивает депешу:
— Мосаддык свергнут!
Ты в изумлении смотришь на него и бледнеешь так сильно, что Сорайя пугается: не удар ли тебя хватил?
Нервная улыбка искривляет твой рот, но ты быстро овладеваешь собой и заявляешь:
— Я знал, что народ любит своего падишаха…
Ты сходишь по трапу самолета, перенесшего тебя из Италии в Иран, и замечаешь барашков и телят, вытаращившихся на тебя. Миг — и их кровь забила струей. Хорошо, что здесь нет Сорайи, иначе обязательно упала бы в обморок.
Запахи курящейся руты, крови и овечьего помета ударяют тебе в нос. Ты вглядываешься в лица: те же всегдашние люди выстроились в ряд и оттесняют посторонних. Те, кто в самые тяжкие дни бросил тебя, теперь собрались, надеясь, что и им перепадет кусок жертвенного мяса. И ты говоришь себе: «Верна поговорка, что поражение сирота, а у победы — сотни отцов!»
Ты вспоминаешь минуты бегства из Ноушехра, и кровь твоя закипает. Ты чувствуешь, что за эти несколько дней стал другим человеком и уже не сможешь вести себя по-прежнему. Теперь ты будешь отдавать приказы, а не санкционировать чужие решения. Ты теперь — реальный правитель, а не бессильный конституционный монарх.
И ты берешься царствовать по-новому. Ты приговариваешь к ссылке Мосаддыка, ты приказываешь арестовать самых рьяных коммунистов — некоторых из них позже расстреливают. Ты велишь изготовить новые статуи, крупнее прежних, изображающие тебя и твоего венценосного отца, и установить их на главных площадях иранских городов. Ты создаешь новую, безжалостную службу безопасности…
А вот с Сорайей отношения делаются все сложнее. Выяснилось, что она не может забеременеть. Вы оба проходили обследования в самых лучших клиниках мира, но получили печальный диагноз: Сорайя никогда не сможет выносить ребенка. Врачи объяснили, что рост ее матки остановился в семилетнем возрасте, и этот орган не способен рожать. Как это несправедливо! Нация ждет, что твоя супруга забеременеет и произведет на свет наследника. И ты тоже, имея бесплодную жену, оказываешься бесплодным и не имеющим жизненного продолжения. Как можешь ты объяснить другим, что проблема не в тебе? Не кричать же, что при каждом обследовании брались образцы твоей спермы, и в них находили миллионы здоровых и активных мужских клеток! И вот беда: пошли гулять слухи, что у тебя нет детородной силы и что даже дочь, которую родила Фаузия, была не от тебя. Иностранные радиостанции часами передают эту чушь.
Ты стоишь на поразительном распутье. Ты не можешь ни расстаться с Сорайей, ни объявить имя наследника. Иногда ты склоняешься к тому, чтобы назначить наследником одного из твоих братьев; иногда хочешь, не разводясь с Сорайей, взять еще одну жену и родить сына от нее. Однако Сорайя не согласна играть роль счастливой, но бесплодной шахини. Фамильная гордость не позволяет ей допустить такое: чтобы избранницей была не она, а другая рядом с ней.
И в конце концов ты и Сорайя решаете расстаться. Тяжелое, но единственно возможное решение. Хотя расстаться тебе с ней очень трудно: всей душой ты чувствуешь, что мужчина на протяжении жизни способен полюбить до гробовой доски лишь одну женщину, и такая единственная для тебя — Сорайя…
