Саша Дэа - Девушка с повязкой на глазах

— Где ты?! Я не чувствую тебя.

Ты больше не приходишь. Я сажусь в угол, зажимаюсь там. Теряю тебя второй раз. За­чем? (непонимая и устало) Не надо так жес­токо. Где ты? В углу безопасно, но мне по-прежнему больно. Внутри разрывает всё. Как разрывается воздушный шарик. Неожиданно и быстро. Много воздушных шариков. Моё сознание отделяется от меня и удаляется. Те­перь во мне одни чувствительные окончания. Не хочу чувствовать. Пустота комнаты пугает. Ни шороха, ни шуршания. Мои глаза закрыты— так легче сдерживать слёзы. Так легче на­деяться на то, что я увижу тебя.

— Где ты?.. Вернись. Ты слышишь меня?— я шепчу.— Где ты, где ты?

Угол становится тёплым и родным. Это все­го лишь эмоции. Это пройдёт. Я сильная. Внушаю я себе, и мне становится смешно от безнадёжности этих слов. Рваные дни. Сегод­няшний рваный день, завтрашний, потом ещё рваный день. Круговорот рваных дней. Без тебя. Я задыхаюсь болью. Задыхаюсь, зажи­маюсь, закрываюсь.

Алкоголь. Он слишком далеко. Мне не дойти до кухни. Бутылка мартини — я помню. В шкафчике справа. Практически целая. Я не знаю, как мне выбраться из угла.

Сигареты. Они слишком далеко. Мне не доползти до подоконника. Пачка сигарет — моё спасение. Никотин успокаивает. Спокойствия нет.

Слёзы. Солёные, мокрые. Непослушные. Бессмысленные. Их слишком много. Стяги­вают кожу на лице.

Звонят.

Мне звонят в дверь.

Или нет?

Или это звенит у меня в голове. Дзинь. Дзинь. Дзинь. В голове. Всё громче. Всё настойчивее. Дзииинь. Наверно, так взры­вается голова.

66.— Ты знаешь, что делать, — я слышу голос.

Голос!

Я слышу голос. Только он не твой. Он не­знаком мне. Но он добрый, заботливый. Он не оставляет меня одну.

Я не могу понять, происходит ли это на самом деле, или я уже сплю.

Мне не приходится произносить слова — этот кто-то читает мои мысли, и я не открываю рот.

— Ты же решила. Ты же решилась,— плавно говорит голос.— Тебе станет легче. Ты освободишь себя.

Голос словно песня. Он так приятен. Я не хочу, чтобы он пропадал. Я успокаиваюсь под этот тембр. В голове уже не звонят. Только где-то отдалённо, тихо-тихо — дзинь, дзинь.

— Давай, вставай. Поднимайся, дорогая. У тебя ещё много дел. Ты должна всё проду­мать. У тебя нет времени на бездействие. Нельзя тянуть бесконечно,— голос замолкает.

— Голос? Ты тут?— испуганно, спрашиваю я.

— Да, я тут. Не переживай. Я не уйду, пока ты не поднимешься. Я помогу тебе.

— У меня совсем нет сил. Я не могу даже взять сигарету, — мне становится стыдно за свою расслабленность.

— Можешь, — голос грубеет.— Вставай. Иди. Слышишь? Она сейчас живёт, а ты? Рас­ползлась тут в углу. Как же месть? Как же твоё обещание? Ты же знаешь, будет легче. Вста­вай, иначе я уйду.

— Нет, не уходи,— произношу я. Как страшно снова погрузиться в эту тишину. Тишину, от которой лопаются перепонки.

— Вставай!

Я встала.

67. Всё будет хорошо.

— Вы поверили в то, что всё будет хорошо?— У меня не было другого выбора.

ГОТОВНОСТЬ

68. Решение я уже приняла. От этого легче. Не буду терзать себя вопросами «стоит» или «не стоит», не буду взвешивать «за» и «против». Я не весы, в конце концов! Все «за» я знаю, а до «против» мне нет дела. В ненависти нет предрассудков. В ненависти всё прямо и чётко. Нет лжи, лести, красивых слов. Нет придуманного благородства. В ненависти я чувствую себя свободно. В ненависти нет пустоты.

Есть стремление. Я чётко определила, что её смерть — это единственный выход. Всё просто. Я помню, это она украла твои минуты, твои последние минуты, которые не дают мне покоя. Ты была бы против, ты не разрешила бы мне убить. Ты смогла бы меня сдержать, но сейчас тебя нет, и держать меня некому. Меня окружает добрый Голос, который помогает мне. Он подсказывает верные мысли. Он мудрый.

Когда я уже так устала думать, Голос говорит мне что делать. Я надеваю перчатки. Я беру самый большой нож. Кто-то на день рождения подарил мне набор ножей. Мне казалось, что это совсем не нужный подарок. Так, не подарок, а отмазка, как фоторамка. А сейчас я понимаю, что ножи нужны. Мою ручку. Точу лезвие. Противный, режущий слух звук. Нож не помещается в карман, поэтому мне приходится сделать дырку в кармане. Я чувствую кожей холодный металл.

69. Я выхожу на улицу. Вокруг так спокойно. Во мне так спокойно. Так хорошо. Гармония с состоянием природы. Идеальный летний вечер. В такой вечер мы обязательно бы гуляли в парке. Но сейчас я наполнена другим. Другим, не менее важным. Поворот. И — к цели. Невероятное ощущение — спешить к своей цели. Невообразимое удовольствие. Меня переполняет счастье.

Счастье. Я ничего не путаю?

Время летит. Вот — моя цель, она уже так близко.

На лице — улыбка.

В сознании — предвкушение. Осталось совсем чуть-чуть, и мне станет легче. Перестанет ныть голова. Я как больной, который торопится к зубному, где ему удалят назойливый зуб. Жертва моя, милая моя жертва. Во мне столько силы, столько кра­сочных картин. Я уже представляю свою жизнь без неё, как я отомщу, освобожусь. И как удивительно быть свободной от тяжести! И ес­ли это навязчивая идея, и если меня назовут сумасшедшей, то я не буду спорить. Я осво­божусь, и я не буду спорить.

Предвкушение. Стремление. Состояние восторга. Быстрый шаг. Я практически бегу. Спешу. Тороплюсь к своей цели. Быстрей. Быстрей. Не растерять бы по дороге эту лёгкость. Не замечаю прохожих. Не замечаю лиц. Вперёд.

Совсем скоро её не станет.

Во мне её не станет. Останешься только ты. Только наши минуты, только наше прошлое и настоящее, в котором ты будешь приходить ко мне.

Я во дворе.

Вот дом.

Подъёзд.

Лестница.

Быстрей.

Быстрей.

Этаж.

Звонок.

— Вы её убили?!

— Думаю, да.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ ПОВТОРИТСЯ

70. Она открывает мне дверь. На её лице нет печали. На её лице нет скорби. Меня это сердит, но я не показываю ни ненависти, ни злобы, так как состояние предвкушения сильнее. Она удивляется моему приходу. Рассматривает мою стрижку.

— Здравствуй,— говорит она.

Я молчу. Вот — жертва. Достань нож. Режь. Руби. Убивай. Ненавидь. Разрывай на мелкие куски. Мсти. Танцуй ножом по её телу.

Нет.

Я испугалась?

Нет.

—  Привет!— повторяет она.

Я молчу. Я смотрю на неё и понимаю, что я столько раз её убивала, что всё её тело в ранах, рубцах, шрамах и порезах. На её ли­це нет живого места, а только следы моей ненависти. Она безобразна. Уродлива. Она мертва. Она стоит, здоровается со мной и не знает, что уже безжизненна. Всё.

Финал.

Мне становится жалко её (моя минут­ная слабость).

Мне некого убивать. Я разочарована.

МНЕ НЕКОГО УБИВАТЬ.

— Привет! Ты что-то хотела? — спрашивает она.

— Да, хотела. Я хотела убить тебя.

Моя неизменная честность. Моя жертва (или уже не жертва?) должна знать, зачем я пришла.

Она улыбается и начинает что-то говорить в ответ. Совсем не отодвигается и не боится. Она думает, что я шучу. Я, которая сжимает в правой руке нож, острый как само время. Она думает, что я шучу. Дура.

— Успокойся,— говорит она мне.

Я спокойна. Я спокойна как никогда. В моей голове нет страха. В моей голове нет паники. В моей голове решение.

— Я передумала,— строго и спокойно гово­рю я ей, или, по большей части, себе?— Я пе­редумала. Я дарю тебе жизнь.

Она морщит лоб, не совсем понимая, что происходит. А я чувствую свою силу и свою власть над ней. Я решаю, пойдёт она сегодня вечером чистить зубы или нет. Я решаю, пойдёт ли она завтра на прогулку. Я решаю её жизнь. Это делает меня выше. Она — моя раба. Я — господин. Я дарю ей жизнь. Может ли она оценить это?

— Благодари меня,— говорю я вслух.

— За что тебя благодарить? — равнодушно спрашивает она.

Я молчу. Я не буду её убивать. Я сделаю иначе. Я сделаю совсем по— другому. Прости меня, Голос, но я поступлю не так. Это ре­шение появилось неожиданно.

Просто щелчок и всё. В моей голове переворот. За секунду про­летают картины её смерти. Я знаю, что я должна делать. Я должна просто рассказать то, что я испытала. То, как я жила. Я стану не­нормальным маньяком, я изнасилую её своей болью.

Я смотрю ей в глаза. В её тёмные глаза. Я вижу, как расширяются зрачки — она слышит, что ей говорят мои глаза. Невыносимую правду. Страшное настоящие. Вот она — истина.

И если глаза — это зеркало души, то ей не повезло увидеть мою душу, измученную и искалеченную. Так мы стоим долго, пока она не отодвигается.

— Прекрати,— говорит она.— Не смотри на меня так. От твоего взгляда не по себе. Я думаю, тебе стоит уйти.

Да, я знаю, что мне уже пора. И я сейчас уйду, только ещё несколько слов.

— Не по себе?— говорю я. — Это только на­чало.

Я не в состоянии объяснить происходящее.

Она прощается и закрывает дверь.