Любовь Рябикина - Ветеран

Любовь Рябикина

ВЕТЕРАН

повесть

Небольшой рынок под дощатым открытым со всех сторон навесом шумел несмолкаемым гулом голосов. Длинные сплошные ряды столов оказались заложены всевозможним товаром, в основном частного производства. Времени не было еще и девяти утра и магазины оставались закрытыми, а тут шла бойкая торговля. Кто–то из покупателей старался сбить цену на облюбованный товар и до хрипоты спорил с торговкой. Кто–то еще только приценивался, робко интересуясь ценой. Торговцы расхваливали свой товар на все лады, стараясь сбыть его побыстрее. Задерживали покупателей возгласами «Посмотри! Почти даром отдам! Где ты еще такой товар найдешь?». Несколько раз в толпе промелькнул яркий цыганский платок, но криков «Ограбили!», пока не раздавалось.

Возле входа на рынок стояла телега, загруженная мешками, плетеными из лозы всевозможними изделиями, глиняной посудой, вениками и даже разложенными в паре больших коробок пучками лекарственных трав. Стояли по краю банки с молоком, сметаной и варенцом. Белел в большой глиняной миске рассыпчатый творог, аккуратно закинутый чистейшей марлей. Стояла на углу корзина с яйцами. Лежало штук пять свежих кроличьих тушек и соленое сало с черными крапинками перца, источающее аппетитный запах чеснока.

Рядом, завернутые в крапиву, выглядывали несколько щучьих хвостов. Зеленели огурцы в плетеном коробе. Стояли три ведерка с малиной, черникой и голубикой. Курчавилась в плоской миске свежая зелень петрушки и укропа. Топорщились хвостиками редиска, морковь и свекла. Краснели в большом туесе шляпки подосиновиков.

Выпряженная на время торговли каурая лошадь, стояла привязанная к дереву в паре метров и с аппетитом похрустывала сеном, лениво обмахиваясь хвостом. Ее хозяин, еще крепкий усатый старик, бойко торговал привезенным товаром, поставив перед телегой дощатый раскладной стол собственного изобретения. На нем громоздились старинные весы — «уточки» с чашками и увесистыми гирьками. Лежал рядышком длинный безмен–пудовик с крючком и ярко–желтая сетка–авоська.

Возле телеги толпилось больше всего народу. Люди рассматривали искусно вылепленные горшки, кувшины, вазочки, вазончики под цветы и тарелки. Брали в руки легкие корзинки из очищенного и зеленого прутка. Любовались на туески и берестяные чашки. Покачивали головами, переговаривались. Чувствовалось, что старика тут многие знают. Из толпы то и дело раздавалось:

— Митрич, а мы уж думали, не случилось ли чего?

— Чего в прошлый выходной не приезжал?

— Иван Дмитриевич, мы долгонько ждали…

Продавец махнул рукой в сторону говорившего:

— Некогда было торговать. У дочки был…

Видимо люди знали его проблему, так как плотная полная женщина, как раз забивавшая в хозяйственную сумку тушку кролика, спросила:

— Митрич, как хоть Валентина–то?

Старик вздохнул:

— Да плохо… Уговариваю вот домой возвращаться. Все же я не молодой. Помощь нужна. А она все «город, город»…

Здоровенный парень, стоявший почти в конце очереди, выдохнул гулко:

— И то верно! Девкам–то учиться надо, а что они там, в лесу, увидят?

Очередь, состоявшая в основном из пожилых людей, зашумела на здоровяка:

— Зато хоть без страха жить станут! Пожил бы ты в тех условиях, в каких Валя с детками обитает. Небось, понял бы!

— Да чего с такими говорить! Все равно не поймет!

— До города–то тут не далёко. Добегут! Да и в селе рядом школа имеется.

Митрич кивнул, отвешивая полпуда картошки на безмене:

— Вот и я говорю! Что такое четыре километра для молодых ног? Пустяк! Вон мы, в свое время…

Бугай без стеснения перебил:

— Ты, дед, не сравнивай! Ваше время прошло! Сейчас все по–другому. Молодежи дискотеки, театры нужны. А в лесу что? С медведями танцевать?

Парень расхохотался, оглядываясь вокруг и явно довольный собой, но никто в очереди не поддержал его. Народ, в большинстве своем пожилой, с осуждением глядел на него. Мужчина средних лет жестко ответил:

— Они судьбу свою и в лесу встретят. Девчонки у Валентины хорошие растут. Зато в покое будут… — Посмотрев на старика, добавил: — Забирал бы ты их, Митрич. Топни ногой и забирай, а то Валя так и не решится уехать…

Продавец насторожился, медленно опустив руки по бокам:

— Николай, случилось чего?

Мужчина вздохнул:

— Был я вчерась у них… В общем, заедь…

Полозов заторопился, швыряя картошку в авоську:

— Тогда мне бы побыстрей с торговлей–то закончить…

Очередь зароптала:

— Митрич, мы тебя две недели ждали!

— Неужто с товаром назад поедешь?

— У тебя же еще на телеге много!

— Расторгуйся и езжай к дочери!

Из очереди вышла высокая сухопарая старуха. Двигалась она необычайно прямо, почти скользя меж людьми. Остановилась со стороны оглобель. Посмотрела в сторону толпившихся у телеги покупателей, среди которых оказалось множество приезжих и предложила:

— Митрич, давай помогу! Вон люди к корзинкам приценяются. Почем они у тебя?

Старик обернулся:

— Ой, Никифоровна! А я‑то тебя и не увидел сегодня. Народу чевой–то больно много! Да как всегда. Беленые большие по десять рублей, а зеленые по пять. Маленькие…

Бабка перебила:

— Знаю! — Тут же обернулась к народу: — Кому штучный товар? Подходи сюда!

У телеги мгновенно образовалась шумящая вторая очередь. Люди протягивали к старухе руки с облюбованными изделиями. Отовсюду неслось:

— Эта сколько?

— А эта?

— Миска почём?

— Эй, бабуля, возьми деньги, тороплюсь!

— Яиц десяток положи в туесок! Как бы не перебить!

Кто–то ткнул рукой в коробку с травами и женский голос из–за спин спросил, хотя саму женщину скрывали толпившиеся впереди люди:

— Бабулечка, вот это зверобой? Как его заваривать?

Никифоровна резко развернулась на голос, спрашивающий про травы:

— Милая, это к хозяину! Он во всем разбирается, а я ведь лишь помогаю. Он их и собирает в лесу в нужное время… — Тут же дернула деда за рукав рубашки: — Митрич, тут про травы спрашивают…

Дед обернулся:

— Я счас. Только вот Федота отпущу…

Минут через двадцать корзин и глиняных горшков на телеге значительно поубавилось, да и мешки изрядно похудели. Даже в коробках с травами имелись пробелы. Митрич отвешивал товар и одновременно рассказывал про лекарственные травы. Тушки кроликов со щучьими хвостами бесследно пропали, да и зелень испарилась. Лишь в плоской миске все еще поблескивала вода. Кто–то спросил Митрича, отвешивавшего последние огурцы:

— Дед, когда в следующий раз приедешь?

Старик обернулся на молодой голос:

— А–а–а, это ты Санька! Мать снова поди за молоком ко мне послала? Так у меня все закончилось. Опоздал…

Парнишка лет семнадцати, с мелкими веснушками на носу и ярими синими глазами, отозвался:

— Не только! Картошки десять килограмм надо. Мамка просила в прошлый раз масла…

Митрич обернулся к телеге:

— Помню–помню, заказ был… — Достал из–под чистой холстинки кусок масла, завернутый в шуршащий целлофан: — Вот, держи. Ровно килограмм…

Из очереди сразу раздался женский голос:

— Митрич, а еще нет?

Полозов развел руками:

— Сегодня нет. Заказать хошь, Евгенья?

Женщина закивала головой, словно заведенная:

— Надо–надо! Я б и пару килограмм взяла. Сын должен приехать с внуками в следующее воскресенье…

Старик вытащил откуда–то из–под сена на телеге помятую тетрадку. Достал из кармана карандаш. Старательно послюнявил и коряво вывел:

— Евгенья Миронова, два кило масла… — Поднял голову и посмотрел на покупательницу: — Еще чего будешь заказывать? Так я хоть дома отвешу, чтоб здесь не колготиться. Положу отдельно. Потом заберешь и все…

Баба затараторила:

— А мне–то и лучше. Картошку пиши! Десять кило. Потом редьки килограмчик, творогу килограмм, сметанки поллитра и молока банку. Да, чуть не забыла! Яблоки ранние у тебя уродились нонче?

Митрич кивнул и она заулыбалась:

— Так яблоков тоже полпудика. Пусть внуки порадуются. Что они, сердешные, на севере–то видят?

Старик вывел последнюю букву и облегченно вздохнул, поглядев вслед уже шагавшей в сторону центра заказчице. Писать он не очень любил и каждый раз мучился, выводя буквы. Никифоровна, все это время торговавшая горшками и корзинами, обернулась к нему, протягивая пачку денег:

— Митрич, держи! Тут вроде разошлись. Мне тоже пора. Я ведь к тебе за яйцами пришла…

Продавец заглянул в корзинку. На дне лежало всего с десяток яичек. Митрич решительно протянул корзинку старухе:

— Забирай, Никифоровна! Денег не надо. Ты вон как хорошо мне помогла нонче!

Бабка поблагодарила, складывая яйца в бумажный пакет: