Ольга Толмачева - Месть

Ольга Толмачева

М Е С Т Ь

Ах, какая осень!

Синеглазая. Солнечная. Вос–хи–ти–тель–на–я!!!

Вчера было пасмурно, лил дождь.

Рваный ветер дул в подворотню, с ног сбивал, трепал зонтик. Налетев, со злостью швырял в лицо ледяные пригоршни.

Я промокла до нитки, перескакивая через лужи, в которых квасились, словно огурцы в бочке, ярко–желтые листья клёна. И настроение под стать — отвратительное.

И вчера наорал шеф. До сих пор в ушах противный голос фальцетом:

— Иванова! Где отчёт? Вы все время в курилке!

У шефа на меня нюх. Словно ищейка, он выходит на след, едва я переступаю порог отдела.

Все, довольно! Не могу! Увольняюсь.

С утра вынашиваю план мести: представляю, как, чеканя шаг, направлюсь в вестибюль по ковровой дорожке. Не спеша, но достойно войду в приёмную. Строгим видом смету с дороги сторожевого пса — секретаршу. Решительно проследую в глубь кабинета: голова — дерзко, плечики — вольно, шаг — от бедра.

Посмотрю на шефа, улыбаясь, с вызовом, рукой твёрдой протяну заявление — ах, какой упоительный миг!

Шеф сначала поморщится: «А, Иванова… Что там?», махнёт рукой — садись, мол. Нахмурится:

— Учли замечания? Справились?

Я стою перед ним неприступная, гордая. И в упор не вижу отвратительных глаз.

А он? С любопытством посмотрит, точно видит впервые. Прочитав письмо, вспыхнет от злости:

— Смотри–ка, вольная птица!

Постучит по столу нервной дробью, отшвырнёт листок прочь. А тот ввысь вспорхнёт смелой ласточкой.

Помолчит, подумает, разволнуется… Поправляя очки, вдруг посмотрит растерянно.

Я ликую, мне на все наплевать!

— Что за новость?! — в кресле откинется. Возмутится привычно и галстук расслабит. — Как вы можете? В такой ответственный момент!

Вчера, когда дождик шёл, от этого вопля я бы пила валерьянку. А сегодня…

Ах, синеглазая осень! Мне смешно!

Встанет порывисто, прищурится, замечется. Налетит, как коршун.

Покажу язык — мне весело! Мерзкий шеф! Отомщу за мучения!

— Что случи–и–илось? — протяну певуче и посмотрю удивлённо, точно дурочка. — Вы, наверное, шеф, решили, что я буду терпеть ваш тон… Я не собственность фирмы… Ошибаетесь, если считаете…

— Отправляйтесь в отдел! — рявкнет в ярости, взглядом придавит. Разорвёт в клочья лист, невесомые пёрышки грустно по полу рассыплются… — Вы забылись, Иванова… Я! Вы! Обязательства перед партнёрами!

— Я вам очень сочувствую, шеф, но меня это уже не трогает. — Так и скажу безразлично: «Не тро–га–ет».

Повернусь на шпильках, волосы вихрем взлетят, профланирую прочь с улыбкой демона. А глаза горят, на щеках — ямочки.

О! Моя месть страшна!

У входа вновь столкнусь с секретаршей бездушной. Посмотрю презренно, расстреляю взглядом.

— Служишь, кукла? — спрошу. — А я свободная!

Загляну к коллегам за ширмы–клетки. Посмотрю торжественно поверх спин согнувшихся. Пройду вольная, раскрепощённая не отчёт готовить. Курить — в курилку!

Вот, я думаю, все удивятся. От моей смелости со стульев попадают, под столы повалятся. Пролетит эхом весть:

— Слышали? Эта беленькая… Из юридического — уволилась…

— Да, представьте себе, просто так взяла, и заявление оставила…

— Какая смелая…

— И на шефа налетела, на место поставила…

— Эта та, неприметная, у окна, за ширмой?

— Да, тихоня, тощая…

— Отмстила… за всех.

— Бунт, революция…

Когда вечером брела по скверу мокрому, тоску ветер гнал, а в душе — симфония.

И у зеркала упражнялась долго, тщательно: безразличие в голосе, равнодушный вид, улыбка демона.

За окном завывало, ветер стонал и рвал сердце, а я упорно мудрила над экипировкой.

Надеть красную юбку и легкомысленный пиджачок на застёжке? Чулки в мелкую сетку? — Удар в десятку!

Подумав, решила, что вульгарно выгляжу. Пиджачок на застёжке — ничего, это можно, но красная юбка? Чулки в сетку? Посложнее бы, поэлегантней… Дресс–код — половина успеха.

С лицом осторожней — соблюсти чувство меры.

Румяна на щеки — это слишком: для барышень томных, для секретарш! Оставлю кожу живой, сверкающей. Война так война, зуб за зуб!

Глаза — оружие пролетариата — рукой твёрдой подведу неброско. Подчеркну желание, состояние, революционный запал!

Злобный вечер нёс предвкушение… мести.

«Прошу уволить по собственному желанию», — старательно вывела каллиграфическим почерком.

По собственному желанию? Не согласна! Энергично замазала текст.

«…по состоянию здоровья». Нет, не пойдёт.

«Увольняюсь, потому что не согласна с отсутствием демократии в стране». Улыбнулась, подмигнув отражению…

Все не то, не то, не то…

Напишу–ка, что шеф самодур и деспот, и в коллективе невыносимый бардак! А ещё потому, что «у вас, шеф, пиджак помятый, галстук немодный. А стрижётесь вы у дурного мастера. И глаза все время усталые, красные… и щеки небриты, и потому невыносимая, бездушная мучительная атмосфера царит в коллективе…

А ваши ботинки? Стёртый каблук!

Я сижу у окна, за которым город — шумный, весёлый, много огней…

Ветер рыдает, рвёт листья и тучи. Ливень стучит, барабанит в стекло…

Я задыхаюсь от одиночества…

А секретарша? Рыба холодная!

И вам, шеф, до меня дела нет…

Я для вас винтик, фантик… Не человек даже — отчёт…

Только в курилке можно согреться — как на ладони, ваш кабинет. Вы за столом, склонившись у лампы. Кто выдержит подобное равнодушие к людям?

Этот тягостный, невыносимый коллективный климат?»

День наступал сияющий, громкий. Перелив будильника сон настырно прогнал.

Иду по скверу — воздушная, лёгкая, мне ласточки с неба призывно трубят.

Войдя в офис, по обыкновению, спряталась в клетке. Припудрила носик, сварила кофе. Ловко взбила прическу — баррикаду высокую, возбудила воинственный дух. У двери, посмотрев в отражение, вспомнила: улыбка демона, безразличие в голосе.

Да, не забыть… революционный оскал.

И тут в окно заглянула… осень.

Вос–хи–ти–тель–на–я. Синеглазая!

Прижгла, ослепила, растопила лучами; паучок торопливый по стеклу заскользил…

У порога застыла, любуясь игрой света…

Рука привычно отыскала отчёт. Поставки, контракты, партнёры, условия — толстая папка, миллион глупых страниц!

— Иванова! Шеф вызывает! — Секретарша сурово крякнула в трубку.

Помаду стираю. Ломаю прическу. Пушистые волосы вновь затянуты в жгут. По коридору крадусь с пухлой папкой в обнимку. Ноги плетутся, утопают в ковре…

Взгляд скулит. Походка — калека.

Синеглазая осень, что со мной?

Шеф раздражён, свиреп, недоволен:

— Опять из курилки? Приходится ждать! Ко мне министры являются вовремя!

Поймал в глазах осеннее солнце, смутился внезапно, уткнулся в приказ.

— Отчёт подготовили? — смотрит хмуро. — Я очень волнуюсь… Конец квартала…

Я подаю мудрёную папку. Рука задрожала. Сверху — мой текст.

— Вы очень бледны. Что это? — Шеф увидел бумажку. — Так–так… Как? Увольняетесь? Сегодня? В ответственный день?

Я дёрнула плечиком, на лице — гримаса. А, будь что будет! Не пропаду!

— Послушайте… Но эта причина: «потому что я — фантик…» Трудовой кодекс, знаете ли, не позволяет… — Как эту запись включить в протокол?

— Вы дальше читайте: «и шеф надоел»!

Все! Отомстила!

Шеф крутит бумажку. Уверена, злится, сейчас разорвёт!

— Мне очень неловко… — Он смотрит печально. — Я учту замечания… Психологическая атмосфера, вы говорите… Да, коллектив — это сила…

— Это очень воздействует, знаете ли… Атмосфера, климат…

— Вы правы, этим нужно серьёзно заняться… Но столько работы — квартальный отчёт…

— Но коллектив — это важно! Люди… Души… Чувства не спрячешь в бумажные папки!

— Да, это смело! И точно! И вовремя! — Шеф повернулся к окну за спиной. — Вы дали понять мне: время мчится!

— Уходит…

— Посмотрите, на улице осень… Ни облачка в небе! И воздух! — Он смотрит. — Вам слышно? Звенит…

— В такую погоду сложно работать…

— А может, в парк? В парке… покурим? Ах, вы же не курите!

— В курилку я только… Знаете, когда невыносимая атмосфера… Циклон…

— Как хорошо, что вы доложили. Тогда не покурим — обсудим отчёт! Вот только… — Шеф сокрушённо смотрит под ноги. — Вы правы, каблуки так несчастны… Но если по парку? Как вы считаете? Можно? По лужам — сойдёт?

— Но как же работа? Партнёры? Контракты? Что скажут сотрудники? А секретарь?

— Вы верно подметили! О! В коллективе беда, непорядок! Равнодушие к людям… Пора этим вплотную заняться… Настроить, так сказать, атмосферу…